Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни - Роберт Браунинг

Ни шелест времени незримых бритв

Не нарушали здешний злой покой.

XXIV

И кто все механизмы обратил,

Что в пыль затоптаны, на боль и ад?

Кто направлял их, чей безумный взгляд

Тела и души резать дал им сил?

Кто их почистил, смазал, наточил -

И бросил испускать кровавый смрад?

XXV

Я медленно, но верно шел вперед.

Болота, камни, голая земля

Безмолвная. Забытые, стоят

Иссохшие деревья. Мой приход

Не потревожит их. Лишь небосвод

Мне бросит вслед свой равнодушный взгляд.

XXVI

Здесь — краски скрыты пятнами, и мох,

Заплесневелый, ржавый, вековой,

Разбитый, издыхающий, гнилой

Клочками расстилается у ног.

Там — дуб боролся за прощальный вздох,

Но смерти проиграл неравный бой.

XXVII

И нет конца пути! Тускнеет свет,

Ложится в грязный сумрак тишина.

В сознании восстала ото сна

Тень прошлого. Найду ль я в ней ответ?

Она, быть может, лучший даст совет -

И сдастся мне проклятая страна.

XXVIII

И, посмотрев вокруг, я осознал,

Что как-то вырос. Горный жуткий кряж

Схватил меня в кольцо. Опять мираж?

Закат померк на склонах серых скал,

Исчезла пустошь. Это ль я искал?

В тупик завел калека, темный страж.

XXIX

Не до конца я понял, что меня

Бесчестно провели. Кошмарный путь

Закончился. Ты можешь отдохнуть,

Шептали мне с небес осколки дня.

И я, себя и Господа кляня,

Не знал, о чем просить, куда свернуть.

XXX

Но вдруг, как луч над морем, как маяк,

Сверкнула память. Я сошел с ума!

Я знаю, где я! Эти два холма,

Высокая гора… Дурак! Дурак!

Ведь прямо пред тобой — последний знак!

Слепец! Твои глаза застила тьма!

XXXI

А в центре — Башня… Темный силуэт,

Слепые окна, грязный камень, прах… -

И мир весь держит на своих плечах,

В ней все, что было, будет — сонмы лет,

День завтрашний, погасший ночью свет.

И тут я понял, что такое страх.

XXXII

Не видел? Темнота вокруг? Нет, день

Вчерашний снова здесь! Пылает твердь,

Холмы взирают сверху — круговерть

Багряных туч не дарит больше сень -

С их лиц суровых уползает тень.

Они мою хотят запомнить смерть.

XXXIII

Не слышал? Но заполнил воздух звук!

Зовет в ушах, как колокольный звон.

И тысячи забытых мной имен

Бросаются ко мне. Движенья рук

И глаз, и шепот: «Мы с тобою, друг!»

Нахлынули огнем со всех сторон.

XXXIV

Они пришли сюда, на склон холмов,

Меня направить на последний шаг.

Я вижу их. Они — моя душа.

Ждет верный рог. Я к вызову готов.

И здесь, на перекрестье всех миров,

Я протрубил…

Перевод — Ксения Егорова

Роланд до Замка черного дошел

I

Сначала я подумал, что он лжет,

Седой калека, хитрый щуря глаз,

Глядел он — на меня насторожась,

Как ложь приму я. Был не в силах рот

Скривившийся усмешки скрыть, что вот

Еще обману жертва поддалась.

II

Не для того ль стоит он здесь с клюкой,

Чтоб совращать заблудших? Чтоб ловить

Доверчивых, решившихся спросить

Дорогу? Смех раздался б гробовой,

И он в пыли дорожной вслед за мной,

Мне стал бы эпитафию чертить.

III

Когда б свернул я, выполнив совет,

На путь зловещий, где, всего верней,

Скрывался Черный замок. Но в своей

Покорности свернул туда я. Свет

Надежды меркнет, гордости уж нет.

Любой конец, но только поскорей.

IV

Так много лет я в поисках бродил,

Так много стран пришлось мне обойти,

Надежда так померкла, что почти

Я сердца своего не осудил,

Когда в нем счастья трепет ощутил,

Что неуспех — конец всему пути.

V

Так часто мертвым кажется больной,

Но жив еще. Прощанием глухим

Возникнув, смолкнет плач друзей над ним.

И слышит он — живые меж собой

Твердят: «скончался» — «свежестью ночной

Поди вздохни» — «удар непоправим».

VI

Затем, найдется ль место, говорят,

Среди могил семейных, как пышней

Похоронить, в какой из ближних дней.

Обсудят банты, шарфы, весь обряд.

А тот все слышит, и ему назад

Вернуться страшно в круг таких друзей.

VII

И я — блуждать так долго мне пришлось,

Так часто мне сулили неуспех,

Так значился всегда я в списке тех,

Кто рыцарский обет свой произнес

Увидеть Черный замок, что вопрос, -

Не лучше ль уж погибнуть без помех.

VIII

Спокойно, безнадежно, где старик

Мне указал с дороги вглубь свернуть,

Там и свернул я. День светлел чуть-чуть.

И мрачно стало к ночи. Но на миг

Багровым оком дымку луч проник -

На то, как схватит степь меня, взглянуть.

IX

И точно, сделав несколько шагов,

Я обернулся, чтобы след найти

Пройденного, надежного пути.

Но сзади было пусто. До краев

Один степной, сереющий покров.

Вперед, мне больше некуда идти.

X

И я пошел. Бесплодный, гнусный край,

Печальнее я места не встречал. Цветы? -

Еще б я кедров здесь искал!

Но без помех бурьян и молочай

Обильный приносили урожай.

Здесь колос редкой бы находкой стал.

XI

Но нет, нужда с бесплодием кругом

Слились в одно. «Смотри на этот вид,

Иль нет, — Природа, мнилось, говорит, -

Я здесь бессильна. Разве что огнем

Здесь судный день очистит каждый ком

И узников моих освободит».

XII

Чертополоха рослые кусты

Обиты — это зависть низких трав.

Лопух шершавый порван и дыряв

До полной безнадежности найти

Побег зеленый. Видно, здесь скоты

Прошли, по-скотски жизни оборвав.

XIII

Трава — как волос скудный и сухой

На коже прокаженных. Из земли

Торчат кровавой поросли стебли.

И конь недвижный, тощий и слепой,

С конюшни чертом выгнанный долой,

Стоит, в оцепенении, вдали.

XIV

Живой? — сойти за мертвого он мог.

На бурой гриве — ржавчины налет.

Ослепший… шею вытянув вперед,

Он был смешон, ужасен и убог…

О, как мою он ненависть разжег,

И кару, знать, за дело он несет.

XV

Тогда я в память заглянул свою.

Как ждет вина пред битвою солдат,

Так жаждал я на счастие, назад,

Хоть раз взглянуть, чтоб выдержать в бою.

Завет бойца — «обдумай и воюй».

Один лишь взгляд — и все пойдет на лад.

XVI

Но не моею памятью помочь.

Вот Кудберт милый… золото кудрей…

Лица румянец, вот руки моей

Коснулся словно, держит он, точь-в-точь

Как прежде… Ах, одна позора ночь,

И гаснет пламя, холод вновь сильней.

XVII

Вот Джайльс встает в сознании моем.

Вот, в рыцари впервые посвящен,

Клянется он, что честь ему закон.

Но фу! Какой пергамент палачом

На грудь ему приколот? Что кругом

Кричат друзья? — Изменник, проклят он!

XVIII

Нет, лучше настоящая пора,

Чем эта быль. И я иду опять.

Все пусто. Тишь. Что вздумает послать

Навстречу ночь — сову ль, нетопыря?

Но что-то вдруг во мраке пустыря

Возникнуло, чтоб мысль мою прервать.

XIX

Подкравшись незаметно, словно змей,

Внезапно мне прорезал путь поток,

Он не был мрачно-медленным, он мог,

Бурля и пенясь, омывать скорей

Копыта раскаленные чертей,

Так в нем клубился пены каждый клок.

XX

Он мелок, но зловреден. Вдоль воды

Склонялись ольхи. В злой водоворот

Стремились ивы, головой вперед, -

Самоубийц отчаянных ряды.

О, то поток довел их до беды!

И равнодушно мимо он течет.

XXI

Я вброд пошел. О, как велик был страх,

Что вдруг ступлю на трупа я оскал,

Копьем ища свой путь, я ощущал,

Как вязнет, словно в чьих-то волосах,

Чуть крысу я копьем задел — в ушах,

Казалось, крик ребенка прозвучал.

XXII

Теперь уж путь не будет так суров.

Но нет, надежда снова неверна.

Кто здесь топтался? Кем велась война?

Чьей битвой стоптан почвенный покров?

Жаб в луже с ядом? Диких ли котов,

Чья клетка докрасна раскалена?

XXIII

Так в адский круг был замкнут их порыв.

Среди равнины гладкой, что бойцов

Сюда влекло? Отсюда нет следов…

Сюда их нет… безумие внушив,

То сделал яд. Так турок рад, стравив

Евреев и христьян, своих рабов.

XXIV

Что дальше там? Не колесо ль торчит?