Аромат обмана - Вера Копейко

— Ой, — Лилька привстала. — Простите, уважаемая мебель.

— Садись, не выдрючивайся!

— Давай дальше, образовывай, — Лилька смиренно сложила руки.

— А греческие мужчины, когда танцевали страстные народные танцы, клали носовые платки под мышки, — добавила Евгения и слегка порозовела.

— Потом протягивали даме, — насмешливо бросила Лилька, — не желаете ли отереть пот с лица милым платочком? Все понятно. Вы, Ирина Андреевна, гений. Ты, — она повернулась к подруге, — Ева от гения, то есть Евгения, — продолжала дурачиться Лилька.

Зазвонил телефон, Ирина Андреевна вышла.

— Слушай дальше, — Евгения дернула подругу за руку. — Если тебя спросят на зачете, ты должна сказать, что такие важные железы есть и на руках.

— Не протянуть ли мне ручку для поцелуя моему милому лысому учителю? — Ультрамариновые глаза блестели. Рыжеватые локоны сияли вокруг головы.

Евгения замахнулась на нее учебником.

— Е-е-в-а-а! — проныла Лилька. Потом перегнулась через стол и тише сказала: — Неужели не можешь уговорить свою матушку дать нам…

— Шанс из флакончика? — перебила ее Евгения.

— Так хочется денег, Евушка. Лилит не может жить без шуршания в кармане.

— Попробую еще раз. Я разожгу в ней научную жадность.

— Как это? — спросила Лилька.

— Каждому исследователю нужны пробанты, слыхала?

— Кто это? — Лилька вытаращила глаза, подбородок подался вперед.

— Те, на ком пробуют что-то, тестируют.

— Значит, если я проверяю на верность твоих поклонников, я пробант?

— Да ну тебя, — Евгения махнула рукой. — Мы сейчас не об этом. Я думаю, маме захочется узнать, как действует ее приманка на насекомых. Они же не норки, с которыми она работает.

— Как учит нас великая наука, — с пафосом начала Лилька, лицо ее расслабилось, она снова стала хорошенькой, — механизм продолжения рода одинаков у всех живых организмов. Быстрее, чаще, больше…

Евгения легонько пнула ее под столом.

— Мама идет…

— Итак, понимаю, чего вы от меня добиваетесь, — сказала Карцева, опускаясь на стул.

— Мы о-очень на тебя надеемся, — Евгения сложила ручки, словно отличница на уроке. И преданно посмотрела в лицо матери. Лилька в точности повторила ее движения.

Карцева видела лицо дочери, похожее на ее собственное, но не очень явно, а в чем-то неуловимом. Не скажешь, что у Евгении такой же нос, такие же брови или губы. Дочь, как говорили все, кто знал ее давно умершего отца, больше похожа на него. Но слегка прищуренный взгляд, как бывает у людей с не слишком хорошим зрением, быстрый взлет бровей перед ответом на вопрос — вот в чем сходство с ней, с матерью. Оно указывает на родство характеров, на одинаковость стержня, и это нравилось Ирине Андреевне.

Ее любимое выражение: быть самим собой — это роскошь, которую могут позволить себе немногие. Она позволяла себе и старалась в дочери поддержать манкость к роскоши — Ирина Андреевна любила это неудобное слово. Пусть во всем стремится быть самой собой, а чем увлекаться, к чему тянуться — дочь выберет сама.

Ирина Андреевна Карцева всегда противилась обману. И полагала, что любая азартная игра — заведомый обман, однако сдалась.

— Хорошо. Я дам вам то, что вы хотите. Проверим магическое действие состава на заморских насекомых.

— Капля — и неистовая страсть заставит наших пойти на обгон, опередить все-ех. Ура! — вопила Лилька и прыгала на стуле. Теперь он угрожающе скрипел. Но этот звук перекрыл другой — громкий визг соседского щенка-сенбернара в саду.

— Лилька, не пугай животных. Вырастет заикой, — предупредила Евгения подругу. Лилька засмеялась и успокоилась. — Мама, как нам сказал Николай Георгиевич, ставки будут высокими. От них зависит гонорар бедных девушек-тренеров. — Евгения с нарочитой покорностью опустила глаза.

— Договорились, — Ирина Андреевна легонько шлепнула дочь по руке. — Сейчас я схожу в лабораторию и принесу.

— А мы — одеваемся и едем.

…Общество, в которое попали Евгения и Лилька, оказалось чужим и странным для обеих. Как и все, что происходило в этом развлекательном центре. Одно дело — оставаться наедине с мадагаскарцами. Совсем другое — выйти в зал, в котором энергия азарта настолько сильна, что кажется, ты сама сейчас куда-то побежишь или начнешь кричать не своим голосом и тыкать пальцем, повторяя движения «дирижера», который подгоняет участников забега в нужную сторону.

Прозрачное сооружение из стекла с беговыми дорожками внутри отражало возбужденные лица, цепкие руки, не выпускающие бокалы с напитками. Кажется, полосатые бегуны летят со скоростью ветра. Но это иллюзия: их предел — один километр в час.

Евгения и Лилька знали сценарий бегов, Николай Георгиевич рассказал им в деталях. Но все равно низкий голос ведущего заставил их вздрогнуть, а сердце — дернуться.

— Ставки сделаны, господа!

Девушки не вникали в устройство тотализатора, но Никос предупредил: если зрители хорошо вложатся, Евгении и Лильке достанется больше. Улюлюканье под звон бокалов, запах духов, сигар, аромат напитков — все возбуждало. Лилька, схватив Евгению за руку, прошептала в самое ухо:

— Мы победим!

— Обязательно! — Евгения стиснула руку подруги так крепко, что та простонала.

На этот звук к ним обернулся сладко-улыбчивый господин в сером костюме.

— Какие Евы, — расплылся он и поднял бокал. — Хотите выпить? — Он оглядел Евгению, потом Лильку. — Нет, не просто выпить, а поужинать в милой компании, очаровательные близняшки? — промурлыкал он.

Девушки оделись в одинаковые брючные костюмы изо льна, только разных цветов. На Евгении — бледно-розовый, на Лильке — бледно-фиалковый.

— Дядя, у вас плохо со зрением. Я вам прописываю витамины для глаз, — насмешливо бросила Лилька. А потом резко: — Проваливай, пр-рестарелик.

— Ах, ну да! Как я не подумал! Такая роскошная дева, как ты, неповторима… Конечно, вы разные! А я люблю двух одинаковых сразу… — Он отошел со своей рюмкой в глубь зала, бросив на прощание: — Вы мне не подходите.

— Фу, какая грубиянка, — нарочито-укоряюще проговорила Евгения.

— Он не наш клиент. И потом я всегда на посту, сама знаешь. — Она подмигнула подруге, Евгения поняла, о чем речь, и рассмеялась.

Наконец перед ними возник Николай Георгиевич.

— Ура, ура, ура! Победа, девочки! Никос поздравляет вас. — Он встал между ними, раскинул руки и обнял обеих. От него пахло трубочным табаком. Легонько похлопывая по плечам, он горячо зашептал: — Вы сделали такое, чего сами не знаете. Хе-хе. Никто не знает и знать не должен, кому не положено. Пошли, получите соответствующее вознаграждение по трудам вашим! — произнес он со средиземноморским пафосом.