Неужели я гений? - Вин Венгар

Альберт Эйнштейн также в детстве казался ущербным ребенком — частично из-за дислексии, проявляющейся в трудностях при разговоре и чтении.

«Он развивался в детстве медленнее обычного, — вспоминает его сестра Майя Винтелер-Эйнштейн. — У него были такие проблемы с речью, что окружающие боялись, научится ли он вообще говорить… Каждую фразу, которую он готовился произнести, даже самую простую, он долго повторял про себя, шевеля губами. Эта привычка сохранялась у него до семи лет».

Греческий язык юному Эйнштейну давался с таким трудом, что его учитель, не удержавшись, однажды воскликнул: «Ты никогда ничего не добьешься…». Позднее Эйнштейн был исключен из школы и завалил вступительный экзамен в колледж. Наконец, заканчивая свою дипломную работу на ученую степень бакалавра, он не смог получить ни места в научном учреждении, ни рекомендаций от своих профессоров. Вынужденный согласиться на низкооплачиваемую работу в швейцарском патентном бюро, Эйнштейн в свои двадцать пять, казалось, был обречен на жизнь посредственности.

Но на двадцать шестом году жизни Эйнштейн совершил неожиданное. Летом 1905 года он опубликовал свою специальную теорию относительности, содержавшую знаменитую формулу E=mc2. Шестнадцать лет спустя он стал лауреатом Нобелевской премии и приобрел мировую известность. Даже сегодня, через 40 лет после кончины ученого, его вдохновенный взгляд, кустистые усы и копна седых волос для всех нас остаются квинтэссенцией образа, а его имя — синонимом выдающегося ума.

Именно это хотел выяснить Томас Харвей. Доктор Харвей был дежурным патологоанатомом Принстонской больницы в тот день, когда в 1955 году скончался Эйнштейн. По чистой случайности судьба распорядилась так, что именно Харвею пришлось вскрывать тело Эйнштейна. Не заручившись разрешением семьи великого ученого, на свой страх и риск Харвей извлек и законсервировал его мозг и сорок лет слой за слоем изучал под микроскопом орган органов, хранящийся в растворе формальдегида. Какова же была его цель? Раскрыть секрет гения Эйнштейна.

«Никто до сих пор не выяснил, что отличает мозг гения от мозга обычного человека, — рассказывал позднее доктор Харвей журналистам. — …Нами руководила идея попытаться найти хоть что-нибудь…».

Самому Харвею так ничего и не удалось обнаружить, но вот одной из его коллег повезло больше. Изучив фрагмент мозга Эйнштейна, Мариан Даймон, нейроанатом при Калифорнийском университете в Беркли, в начале 80-х годов сообщила о потрясающем открытии, ведущем к революции в представлениях о человеческих способностях и гениальности.

Как сделать гения

Принято считать, что гением нужно родиться. А вот Мариан Даймон посвятила свою работу «выращиванию» гениев в лабораторных условиях. В своем впоследствии знаменитом эксперименте она поместила несколько крыс в обстановку, стимулирующую развитие: их клетки были наполнены качелями, лесенками, «беличьими колесами» и разнообразными игрушками. А другим крысам достались совершенно пустые клетки. В стимулирующей среде крысы не только дожили до трех лет (что соответствует примерно девяноста годам человека), но у них увеличились и размеры мозга. Между нервными клетками вырос целый лес новых соединений в форме дендритов и аксонов — тонких разветвленных структур, передающих электрические сигналы от одной нервной клетки (нейрона) к другой. Крысы, обитавшие в обычных клетках, умирали раньше. Их мозг имел значительно меньше межклеточных соединений, чем у стимулировавшихся собратьев, и в какой-то момент развитие животных останавливалось вовсе.

Еще в 1911 году отец нейроанатомии Сантьяго Рамон-и-Кахаль обнаружил, что количество соединений между нейронами (синапсов) является мерой гениальности, причем этот показатель оказывается более существенным, нежели общее число нейронов. Эксперименты, проведенные Даймон, показали, что «физический механизм гениальности» можно создать путем умственных упражнений, по крайней мере, у крыс.

Применим ли этот принцип к людям? Даймон пыталась найти ответ на этот вопрос. Она изучала фрагменты мозга Эйнштейна. Как и ожидалось, в левом полушарии ей удалось обнаружить повышенное число глиальных клеток. Даймон назвала этот нейрологический коммутатор «ассоциативной областью других ассоциативных областей мозга». Глиальные клетки служат «клеем», связывающим нервные клетки друг с другом; они способствуют передаче электрохимических сигналов между нейронами. Именно это и ожидала увидеть Даймон, уже наблюдавшая повышенную концентрацию глиальных клеток у подопытных крыс. Присутствие их большого количества и в мозгу Эйнштейна указывало на сходство процессов обогащения ими мозга.

Рис. 1.2. Нейроны не воспроизводятся с рождения. Но аксоны, дендриты и глиальные клетки, обеспечивающие электрохимическое взаимодействие между нейронами, продолжают расти, пока мы учимся. Становление этих связей имеет гораздо большее значение для развития интеллекта, нежели количество нейронов в мозгу.

Однако в отличие от нейронов, которые не воспроизводятся с момента рождения, количество глиальных клеток, аксонов и дендритов может увеличиваться на протяжении всей жизни, если правильно использовать мозг. Исследования Даймон позволяют предположить, что чем активнее мы учимся, тем больше возникает таких соединений (рис. 1.2). И напротив, стоит нам прекратить обучение и позволить мозгу погрузиться в застой, соединительные клетки начинают отмирать.

Вывод для преподавателей очевиден. Если мозг Эйнштейна в чем-то устроен подобно мозгу подопытных крыс, то это значит, что путем достаточно интенсивной тренировки ума можно вырастить новых эйнштейнов.

Какие же типы умственных упражнений можно предложить человеку в качестве аналога качелям, лесенкам и «беличьим колесам» в крысиных клетках? Сам Эйнштейн имел некоторые соображения на этот счет. Он полагал, что можно стимулировать появление глубоких и оригинальных мыслей, предоставляя полную свободу своему воображению, не ограничивая его традиционными условными запретами.

Эйнштейн относит открытие теории относительности не на счет своего особого дарования, а напротив — на счет собственного так называемого «задержавшегося» развития.

«Нормального взрослого никогда не станут беспокоить проблемы пространства и времени, — рассуждал Эйнштейн. — Есть вещи, о которых задумываешься только в детстве. Но мое интеллектуальное развитие задержалось, в результате чего я начал размышлять о пространстве и времени, будучи далеко не юным».

Как Эйнштейн оседлал луч света

В своих последних автобиографических записках Эйнштейн вспоминает озарение, которое привело его к созданию специальной теории относительности. Оно явилось неожиданно, когда шестнадцатилетним юношей он просто мечтал о чем-то. «А что, если… — подумал он тогда, — лететь рядом с лучом света с его же скоростью?»

Нормальные взрослые, как резонно заметил Эйнштейн, обычно заглушают в себе подобные вопросы, а если они все-таки возникают, то быстро забывают о них. Видимо, именно это и имел в виду Уинстон Черчилль, когда говорил, что «много людей спотыкаются о великие открытия, но большинство из них просто перешагивают и идут дальше».

Эйнштейн был исключением. Не имея ясного представления о том, куда заведет его этот вопрос, он размышлял над ним целых десять лет. И чем больше он думал, тем больше вопросов возникало перед ним. Отыскивая ответ на каждый новый вопрос, он шаг за шагом приближался к истине.

«Ощущение» относительности

Предположим, что через несколько лет после того, как возник вопрос о луче света, Эйнштейн задался вторым: «А что, если… оседлать луч света и держать перед собой зеркало? Можно ли тогда увидеть свое отражение?» Классическая физика давала бесспорный ответ: нет, поскольку, чтобы достичь зеркала, свет, отражающийся от вашего лица, должен был бы двигаться быстрее светового луча.

Однако Эйнштейн не согласился с таким ответом, несмотря на то, что он соответствовал всем неопровержимым фактам. По каким-то необъяснимым причинам Эйнштейн почувствовал, что это неверно. Ему показалось абсурдным, что, глядя в зеркало, человек ничего не увидит. Доверившись своей интуиции больше, чем известным и общепринятым законам физики, он мысленно представил себе Вселенную, где, даже мчась со скоростью света, можно видеть себя в зеркале. Прошли годы, прежде чем ему удалось подкрепить свои умозрительные представления математически. Именно внутреннее чутье, а не математический расчет, привело Эйнштейна к правильному ответу.