Гарри Поттер и кубок огня - Джоан Кэтлин Роулинг

Не успел он ничего сообразить, как змея поравнялась с ним, а затем – непостижимо, просто чудо какое-то! – проползла мимо, влекомая шипением и фырканьем человека с ледяным голосом. Мгновение – и ее узорчатый, в ромбах, хвост исчез за дверью.

Фрэнка прошиб пот, рука с палкой задрожала. Из комнаты неслось шипение, и старика посетила странная, невозможная мысль… Этот человек умеет говорить по-змеиному.

Да что ж тут происходит? Больше всего на свете Фрэнк хотел очутиться в своей постели со своей грелкой. Только вот беда – ноги не двигаются. Пока он трясся и старался совладать с собой, ледяной голос вдруг вновь заговорил на нормальном английском языке.

– Нагини принесла интересное известие, Червехвост, – сказал он.

– В с-с-самом д-деле, м-милорд? – отозвался тот.

– В самом деле, – подтвердил голос. – По словам Нагини, за дверью стоит старый мугл и слушает наш разговор.

Фрэнк никак не успел бы спрятаться. Раздались шаги, и дверь в комнату распахнулась.

На пороге стоял низкорослый седеющий мужчина с острым носом и маленькими водянистыми глазками, и на лице его страх мешался с тревогой.

– Пригласи его войти, Червехвост. Что у тебя за воспитание?

Ледяной голос доносился из старинного кресла, повернутого к огню. Кто говорит, Фрэнк не видел. Но видел, что на полусгнившем коврике у камина свернулась змея – жуткая пародия на комнатную собачку.

Червехвост поманил Фрэнка в комнату. Несмотря на потрясение, старик посильнее ухватился за палку и, прихрамывая, переступил порог.

Камин был единственным источником света в комнате; он отбрасывал на стены длинные паукообразные тени. Фрэнк смотрел на задник кресла; человек, сидевший в нем, видимо, был еще меньше, чем его слуга, – даже макушка не показывается.

– Ты все слышал, мугл? – прозвучал ледяной голос.

– Как это вы меня назвали? – спросил Фрэнк с вызовом. Теперь, когда пришло время действовать, он расхрабрился; вот и на войне всегда так бывало.

– Я назвал тебя муглом, – невозмутимо объяснил голос. – Это означает, что ты не колдун.

– Не знаю, что еще за «колдун» такой, – голос Фрэнка окреп, – знаю только, что наслушался довольно и полиция вами заинтересуется, уж будьте уверены. Вы совершили убийство и затеваете новое! И вот еще что, – добавил он по наитию, – моя жена знает, что я здесь, и если я не вернусь…

– У тебя нет никакой жены, – очень спокойно оборвал голос. – Никто не знает, где ты. Ты никому не говорил, что идешь сюда. Бесполезно лгать Лорду Вольдеморту, ибо он видит… он все видит…

– Ах вот как? – выпалил Фрэнк. – Лорд, стало быть? Ну и манеры же у вас, дорогой лорд. Повернулись бы лицом, как подобает человеку!

– Но я не человек, мугл, – еле слышный за потрескиванием поленьев, молвил голос. – Я гораздо, гораздо больше, чем просто человек… Однако… почему бы и нет? Я покажу тебе свое лицо… Червехвост, будь любезен, разверни кресло.

Слуга заскулил.

– Ты слышал меня, Червехвост.

Медленно-медленно, гадливо сморщившись, будто готов на что угодно, лишь бы не приближаться к своему господину и коврику со змеей, человечек подошел и начал разворачивать кресло. Змея подняла отвратительную треугольную голову и легонько зашипела, когда ножки кресла задели коврик.

И вот кресло повернулось к Фрэнку, и он увидел, чтó там. Палка со стуком упала на пол. Фрэнк распахнул рот и завопил. Он вопил так громко, что не услышал тех слов, которые, подняв палочку, произнес сидевший в кресле. Ослепительно полыхнуло зеленым, что-то просвистело в воздухе, и Фрэнк Брайс упал как подкошенный. Он умер, еще не коснувшись пола.

В двухстах милях от особняка мальчик по имени Гарри Поттер вздрогнул и проснулся.

Глава вторая

Шрам

Гарри лежал на спине и дышал тяжело, как после длительной пробежки. Он проснулся от очень яркого сна, прижимая к лицу ладони. На лбу под пальцами адской болью полыхал старый шрам, будто в кожу только что вдавили раскаленную проволоку.

Он сел, не отнимая одной руки от шрама, а другой нашаривая в темноте очки на тумбочке. Надел их, и прояснилась комната, тускло освещенная рассеянным оранжевым светом уличного фонаря за занавесками.

Гарри осторожно ощупал шрам. Все еще больно. Он включил лампу, вылез из постели, подошел к шкафу и открыл. Из зеркала на дверце недоуменно глядел худенький мальчик лет четырнадцати, со встрепанными черными волосами и блестящими зелеными глазами. Гарри внимательно посмотрел на свой лоб. Шрам, в форме зигзага молнии, выглядел как обычно, но сильно саднил.

Гарри попытался вспомнить сон. Все казалось таким реальным… двое знакомых людей и один незнакомый… хмурясь, он напряженно думал, припоминая…

В голове всплыла картинка: полутемная комната… змея на коврике у камина… человечек по имени Питер, по прозвищу Червехвост… пронзительный ледяной голос… голос Лорда Вольдеморта. При одной мысли о нем в живот как будто проскользнул кубик льда…

Гарри крепко зажмурился и постарался вспомнить, как выглядел Вольдеморт, но не смог… помнил только, что, едва кресло повернулось, накатил смертельный ужас и он мгновенно проснулся… Или его разбудила боль во лбу?

И что это был за старик? Там точно был какой-то старик; Гарри видел, как он упал на пол. В голове все перемешалось; мальчик закрыл лицо руками, чтобы не видеть комнаты и удержать воспоминание, – но нет, это все равно что пытаться удержать воду в ладонях; чем сильнее он цеплялся за сон, тем быстрее сон ускользал… Вольдеморт и Червехвост говорили, что убили кого-то, но Гарри никак не мог вспомнить имени… и они собирались убить кого-то еще… его самого!

Гарри убрал руки от лица, открыл глаза и оглядел комнату, словно ожидал увидеть что-то необычное. И правду сказать, необычных вещей тут хватало. В изножье кровати открытый деревянный сундук, внутри котел, метла, черные колдовские мантии и разнообразные книги заклинаний. На письменном столе большая пустая клетка, где обычно восседает полярная сова Хедвига, а вокруг клетки сплошь пергаментные свитки. На полу у кровати открытая книга; вечером Гарри читал ее, пока не заснул. Люди на иллюстрациях двигались. Мужчины в ярко-оранжевых мантиях гоняли на метлах, то появляясь, то исчезая из поля зрения, и перебрасывались красным мячом.

Гарри поднял книжку с пола, проследил, как один колдун забил весьма впечатляющий гол в кольцо на шесте пятидесятифутовой высоты. И захлопнул книгу. Сейчас даже квидиш – по мнению Гарри, лучшая игра на свете – не мог отвлечь его от тяжелых мыслей. Он отложил «Полеты с “Пушками”» на тумбочку, подошел к окну и раздвинул занавески.

Бирючинная улица выглядела так, как и подобает почтенной пригородной улице в субботу перед рассветом. Все окна зашторены. И, насколько можно различить в темноте, нигде ни единого живого существа, даже кошки.

И все же… все же… Гарри в тревоге вернулся к кровати, сел и снова провел пальцем по шраму. Его беспокоила вовсе не боль; он был привычен и к боли, и к травмам. Однажды он вообще лишился костей в правой руке и провел кошмарную ночь, дожидаясь, пока они отрастут заново. Вскоре ту же самую руку насквозь пронзил ядовитый змеиный зуб длиной в фут. Не далее как в прошлом году Гарри, летая на метле, упал с высоты в пятьдесят футов. Короче говоря, наистраннейшие несчастные случаи и увечья – обычное дело для Гарри; в сущности, они неизбежны, если ты учишься в «Хогварце», школе колдовства и ведьминских искусств, и вдобавок обладаешь талантом вляпываться в истории.

Беспокоило его другое. В прошлый раз шрам болел, когда Вольдеморт был рядом… но его же нет… невозможно и представить себе, чтобы он рыскал ночью по Бирючинной улице, это абсурд…

Гарри напряженно вслушался в ночную тишину. Ожидал ли он скрипа ступеней, шороха плаща? Внезапно он вздрогнул – но это всего лишь мощно всхрапнул за стенкой двоюродный брат Дудли.

Гарри внутренне встряхнулся; ну что за глупости; в доме никого, кроме дяди Вернона, тети Петунии и Дудли, и все они спят, и ничего плохого и страшного им не снится.

Надо сказать, именно в таком виде – спящими – Дурслеи устраивали Гарри более всего; когда они бодрствовали, радости от них было мало. Дядя Вернон, тетя Петуния и Дудли, единственные родственники Гарри, были муглами (неколдунами), презирали и ненавидели колдовство во всех его проявлениях, и в доме у них Гарри чувствовал себя какой-то плесенью. Последние три года, объясняя длительное отсутствие племянника, Дурслеи говорили соседям, что он воспитывается в заведении св. Грубуса – интернате строгого режима для неисправимых преступников. Дяде и тете было прекрасно известно, что несовершеннолетним колдунам воспрещается заниматься магией вне стен «Хогварца», и все же именно Гарри они винили во всех происшествиях, что случались в доме. Нелепа сама мысль о том, чтобы довериться родственникам и вообще рассказать им хоть что-нибудь о жизни в колдовском мире. Вот и сейчас: пойти к ним, когда они проснутся, и пожаловаться на боль во лбу, на беспокойство из-за Вольдеморта? Да это просто смешно!