Остался один - Владимир Малов

- Отчет вы сдадите моему секретарю, - сказал он суховато, - она сама передаст его Петренко. У нас разговор пойдет о другом.

Капитан  выпрямился и перестал вертеть в руках папку. Хозяин огромного кабинета с огромным столом продолжал смотреть на него внимательно, испытующе, с интересом. В кабинете было на удивление тихо, и, быть может, поэтому бас генерального директора был особенно впечатляющим.

- Разговор будет вот о чем, - прогрохотал бас. - Я вас вызвал, чтобы узнать о ваших дальнейших планах.

- По регламенту мне положен отпуск, - осторожно сказал Андрей. - Я собирался поехать домой, в Ливны. Экспедиция продолжалась полгода, и я вместе со всем экипажем...

Он тут же осекся, подумав, что говорить с генеральным директором об отпуске по меньшей мере смешно - разрешение на отпуск ему дают совсем другие люди, но было уже поздно.

- Разумеется, отпуск положен! - прогремел хозяин кабинета. Зачем-то он покрутился на вращающемся кресле, по-прежнему не сводя при этом глаз с лица собеседника. - Разумеется, вы вправе поехать не только в Ливны, но и куда-нибудь в Австралию или же на Венеру или, если хотите, на Маршалловы острова. Но меня сейчас интересует другое: что вы намерены делать дальше?

- Рейсы  расписаны вперед на два года. Участие в Тридцать второй комплексной, а затем экспедиция в систему 75 НМ.

Генеральный директор встал и прошелся по кабинету. Он смотрел на Андрея с высоты своего баскетбольного роста и о чем-то сосредоточенно думал.

- Давайте не будем терять время попусту, - сказал он наконец. Экипаж  действительно отправится в отпуск. Что же касается вас, вы останетесь здесь. По-прежнему будете жить в космогостинице, в Городе, и ежедневно приезжать в Порт.

Капитан  с грустью посмотрел в пол.

- Вы назначены начальником экспедиции на Теллус, - очень будничным тоном сказал генеральный директор. - Вот это я и хотел вам сообщить. Вы, конечно, вправе отказаться, но вы знаете, что в космофлоте, помимо писаных законов, есть неписаные, и что еще никто и никогда не отказывался, если его назначали в новую экспедицию, и тем более начальником экспедиции.

Резким движением Андрей отложил папку и тоже встал. То, что было сказано, он понял не сразу. Вероятно, он казался таким изумленным, что лицо генерального директора, и без того добродушное и мягкое, стало совсем уж добрым и обрело мягкость чуть ли не отеческую.

- На Теллус? - выдохнул Андрей. - Не понимаю! Это ведь та самая экспедиция...

Генеральный директор благодушно кивнул.

- Совет остановился на вашей кандидатуре. Здесь было многое учтено: ваш обширный опыт и участие в самых разнообразных экспедициях. Ваша молодость. Наконец, даже та злополучная катастрофа при посадке на Энтайю, когда вы... когда вам, словом, были благодарны очень многие. Не скажу, что ваша кандидатура прошла единогласно, но теперь это уже неважно. Вопрос решен. И уже несколько часов ни для кого не секрет, что капитан Андрей Ростов, бывший командир , отныне начальник первой сверхсубсветовой экспедиции.

2

У входа в Управление космофлота бил фонтан; здесь же стояли несколько разноцветных скамеек. Если отбросить пластиковый вход в здание, венчавший разноцветные ступени, сложенные из лунного базальта, вдруг снова вошедшего в архитектурную моду, фонтан и скамейки вокруг него могли показаться картинкой из далекого прошлого. Но может быть, человеку именно это и надо: разумное сочетание старого и нового, дерзкое устремление вперед и слегка элегическая память о том, что было когда-то?..

Андрей подумал: в космос уходят сейчас корабли, устройство и внешний вид которых двести лет назад нельзя было даже представить, а вот наземные машины, например, те, что мчатся по шоссе, почти полностью, по крайней мере внешне, сохранили тот вид, который был у них в конце XX, начале XXI века. Таких примеров можно было привести множество - разумное, необходимое человеку сочетание старого и нового...

Пластиковая папка была теперь пустой: когда Андрей уходил, секретарша генерального директора, зачем-то взвесив отчет на ладони, убрала его в свой стол. Андрей положил папку на скамейку и сел рядом, и стал наблюдать за радужным мерцанием фонтанных струй.

Странно, к мысли о том, что он - начальник первой сверхсубсветовой, Андрей привык почти сразу же, на это потребовалось ровным счетом минут десять, не больше. Сначала была, конечно, растерянность от неожиданности, потом - какое-то не очень ясное сомнение, сомнение, которое поднималось, видимо, из каких-то самых потайных уголков души. Вот какое сомнение: почему, собственно, именно он, а не, скажем, капитан Истомин, славящийся целеустремленностью и рациональностью? Или... или?.. А потом было в один миг промелькнувшее и очень четкое, как наяву, представление о том, как это будет: момент старта, потом секундная темнота, потом несколько кратких мгновений полета, и корабль сразу же, почти без всякого перехода, оказывается в очень далеком, невообразимо далеком, чужом мире. Это представление было дерзким, в тот момент Андрей понял, до чего же оно было дерзким; и вот, как ни странно, именно от сознания дерзости все вдруг и встало на свои места. Он, Андрей Ростов, - начальник первой сверхсубсветовой. Ничего очень уж особенного в этом не было, кто-то должен был стать начальником.

В фонтанных струях играла маленькая радуга. Очень ярко светило июльское солнце, и воздух был горячим и влажным. Андрей вытянул ноги, устраиваясь на скамейке поудобнее, и стал собирать в памяти все то, что знал прежде об экспедиции, начальником которой стал так неожиданно для себя.

Оказалось вдруг, что знал он, в общем-то, не так уж много. Он прикрыл глаза, потому что самый дерзкий солнечный луч вдруг ударил ему прямо в лицо, и стал думать обо всем, что случилось, теперь уже не наспех, а рассудительно и не спеша.

Отказаться он мог, это была правда. Однако никто никогда действительно не нарушал неписаных законов космофлота, и уж тем более никто и никогда не отказывался, когда его назначали начальником экспедиции, как бы сложна и опасна ни была эта экспедиция. Это тоже была правда...

Без особой связи с настоящим он почему-то вспомнил свою первую субсветовую экспедицию. Тогда старт был ночью, и темная громада субсветовика - это был старичок , теперь ставший тренировочной базой для курсантов, - стояла в дальнем углу Порта, тускло освещенная призрачными огнями прожекторов. Все было очень буднично и просто. Стлался седой туман, и, возможно, от этого, когда Андрей шел по мокрым плитам перрона, его вдруг начала бить мелкая неприятная дрожь. Потом были: упругое покачивание трапа под десятками ног, металлический скрежет задраиваемого люка, прохладная обивка взлетного кресла. Впрочем, внутри Солнечной системы , понятно, шел с обычной, хоть и очень большой скоростью. Субсветовой режим начинался за пределами системы. И момент превышения он, надо признаться, так и не заметил, и надо было, чтобы Юра Иващенко, старый приятель, подмигнул и показал на информационное табло, где появились первые цифры уже совершенно новых полетных характеристик. В общем, ничего примечательного, никаких особенных ощущений не было в тот момент...