Бой за станцию Дно - Анатолий Злобин

Теперь я проверю вас, мои дорогие солдаты. У кого за последние сорок лет имелись административные взыскания, прошу поднять руку.

Мы молчим. Никто не решается выступить первым. Наконец, в соседнем ряду поднялась робкая рука.

Полковник Шургин. Кто такой? Доложите.

Рука. Младший лейтенант Рожков Алексей Егорович. Получил выговор с занесением.

Он стоит перед нами с понурой головой, круглолицый, седой, в дорогом костюме.

Полковник Шургин. В каком году вы получили выговор?

Младший лейтенант Рожков. В 1975-м.

Полковник Шургин. За что получили? Доложите своему командиру.

Младший лейтенант Рожков. За то, что я публично обозвал своего начальника дураком.

Учебный класс содрогается от хохота. Алексей Рожков стоит в прежней понурой позе.

Полковник Шургин (качает головой). Ай-яй-яй. Выговор ты получил, Рожков. А вину свою осознал?

Младший лейтенант Рожков. Так он в самом деле дурак, товарищ полковник. Его через год сняли.

Полковник Шургин. Разве так положено отвечать своему полковнику? Еще раз спрашиваю: ты осознал свой проступок?

Младший лейтенант Рожков (вытягивает руки по швам). Так точно, товарищ полковник, осознал.

Полковник Шургин. Вот сейчас ты ответил правильно. Недаром у тебя на груди два боевых ордена. А если ты знаешь, что твой начальник дурак, утешайся тем, что ты умнее его - и молча исполняй работу. Мы свое дело сделали, победу завоевали для грядущих поколений. А теперь мы не начальники, мы ветераны, сидим на пенсии. А нынешним начальникам как раз по сорок лет, они дети победы. И если мы их начнем дураками величать, то у нас в стране порядка не станет, и мы сами разрушим то, что завоевали. А если попадется иной раз глупый начальник, ты же сам сказал, что с ним будет его снимут и назначат на его место умного. Правильно я говорю?

Младший лейтенант Рожков. Так точно, товарищ полковник.

Полковник Шургин. Можешь сесть. Продолжаю опрос личного состава. Кто был осужден по суду? Отвечайте честно.

Встает высокий худой мужчина со скошенным плечом и ярко выраженным синим носом с мраморными прожилками. Но глаз не прячет, обводя нас по кругу дерзким взглядом, словно мы виноваты в том, что его судили.

Синий нос. Автоматчик второго батальона сержант Снегирев по имени Иван. Статья 172-я, товарищ полковник. Халатность в особо крупных размерах.

Полковник Шургин. На каком же поприще, автоматчик Снегирев, была допущена вами данная халатность? Расскажите своим боевым друзьям.

Сержант Снегирев (шмыгает синим носом). Работал я в цехе кладовщиком, ведал инструментом. Тут снимают у меня остатки. И у меня недостает инструмента ровно на 783 рубля. Там победитовые резцы, очень дорогие. Как они пропали, ума не приложу.

Полковник Шургин. Пропали материальные ценности, принадлежащие народу, это очень прискорбно. Сколько же вам дали? Три года?

Сержант Снегирев. Так точно, товарищ полковник, четыре года. Отсидел срок честно, как на войне. Факт хищения установлен не был. Только халатность.

Полковник Шургин. Хорошо, автоматчик Снегирев, мы вам верим, что вы честный человек. Сейчас на пенсии?

Сержант Снегирев. Сто пять рублей четырнадцать копеек. Восемнадцатого числа каждого месяца доставляет на дом почтальон Катя. Мой день!

Полковник Шургин. Следующий вопрос, товарищи ветераны. Вот были мы на войне, проявляли чудеса храбрости, шли на танки, в штыковую. А в мирное время кто из вас струсил - поднимите руку.

Поднимаются сразу две руки, одна из них принадлежит Алексею Рожкову, заработавшему выговор по административной линии; теперь выясняется, что он еще и трус.

Полковник Шургин. Снова младший лейтенант Рожков. С одной стороны, отчаянный малый, не боится начальника назвать дураком, с другой стороны... Что ж, послушаем вас. Как вы стали трусом?

Младший лейтенант Рожков. Разрешите доложить. Струсил перед начальником.

Полковник Шургин. Надеюсь, перед другим?

Младший лейтенант Рожков. Так точно. Сейчас у меня другой начальник.

Полковник Шургин. Когда же вы проявили трусость?

Младший лейтенант Рожков. Ровно десять дней назад, в понедельник.

Полковник Шургин. Что случилось в этот день?

Младший лейтенант Рожков. Начальник вызвал меня к себе в кабинет и предложил мне, чтобы я записал его в соавторы по своему изобретению.

Полковник Шургин. И что же ты ему ответил, Алексей Егорович?

Младший лейтенант Рожков. Я испугался, аж коленки задрожали. Я понимал: если я откажусь, мое изобретение будет погублено. Если же он станет соавтором, то окажет содействие по продвижению. И я ответил, что подумаю. После этого поехал на нашу встречу.

Полковник Шургин. Значит, ответа еще не дал? К чему склоняешься?

Младший лейтенант Рожков. Как вы скажете, товарищ полковник, так я и сделаю.

Полковник Шургин (жестко). У нас тут не воспитательный совет. Мы нравственной благотворительностью не занимаемся, мы собрались на встречу боевых друзей, перед нами стоят более серьезные проблемы. Разбирайтесь с этим вопросом сами, товарищ Рожков. Скажу одно: нам для нашей победы соавторы не нужны. Историю пишет тот, кто победил.

Открывается дверь. На пороге учебного класса появляется высокий мужчина в строгом костюме с медалью лауреата на лацкане. Лицо резко высечено из коричневого гранита. Имеет усики. Взгляд бесстрашный.

Усатый. Товарищ полковник, разрешите доложить. Майор медицинской службы, начальник медсанбата Вартан Харабадзе на встречу ветеранов явился.

Полковник Шургин. Здравствуйте, Вартан Тигранович. Мы ждали вас.

Майор Харабадзе. Я приехал на "ракете", оттого и задержался.

Полковник Шургин. Вы будете нашим сорок третьим ветераном. Скажите слово своим товарищам, ведь вас все знают, не так ли?

Ветераны молчат.

Как? Вы не знаете майора Харабадзе? Он был с нами от Старой Руссы до самой Германии.

Все молчат.

Ведь вы, наверное, все побывали в медсанбате. Я что-то не понимаю.

Майор Харабадзе. Разрешите мне ответить, товарищ полковник. Здравствуйте, дорогие товарищи ветераны. Примите мой самый сердечный привет и пожелания вам всяческого здоровья на ближайшие сорок лет. А теперь я хочу задать вам один вопрос. Кто из вас не ранен, не задет пулей или осколком, кто не горел в танке, не тонул в водных преградах, не был обожжен огнеметом, не получил ни одной царапины, не был оглушен или контужен? Пусть тот поднимет руку.

Все молчат.

Ну? Нет таких?

Ефрейтор Клевцов (вскакивает). Я. Ефрейтор Клевцов.

Майор Харабадзе. Ага! Нашелся-таки один такой умелец. Один счастливчик, не побывавший в моих руках.

Подполковник Неделин (из президиума). Как же это тебе удалось, Клевцов?

Ефрейтор Клевцов. Я же вон какой, сами видите, маленький, вес всего четыре пуда. Вот пуля и не попала в меня, все мимо летели.

Полковник Шургин (смеется). Захотелось отличиться? Подними-ка левую руку, ефрейтор, покажи ладонь.

Клевцов растопырил пальцы и смотрит на нас. Где же твой мизинец? Куда девал?

Ефрейтор Клевцов. Вот беда! Совсем забыл про мизинец, столько лет прошло. А ведь все верно. Как раз бой за станцию Дно. Какая-то дура прилетела - как рванет! Слава богу - мимо! А после боя смотрю - нет мизинца. Может, его и раньше не было.

Майор Харабадзе. Вот видите, все биты и перебиты. Все прошли через мои руки, ибо я сделал на войне больше пяти тысяч операций. Но вы не запомнили меня в лицо, дорогие мои, потому что в этот момент лежали под наркозом. А я был в марлевой маске. Я тоже плохо помню ваши лица, потому что смотрел не на них, а на ваши раны. Я помню ваши тела, молодые, сильные, белые прекрасные тела. Но как же кромсала их война, рвала на части, прошивала, резала и жгла. Поэтому вы должны помнить не меня, а мой нож. Китайская медицина, возможно, самая древняя в мире, знает два вида врачевателей врач по внешним болезням и врач по внутренним болезням. На войне я был врачом по внешним болезням, теперь стал врачом по внутренним болезням, занимаюсь сердечными проблемами. Вношу конкретное предложение: пока мы находимся здесь, я могу осмотреть всех наших славных ветеранов, выслушать, сделать назначения. У меня и лекарства есть, кое-что привез с собой. Я живу в двадцатом номере на втором этаже. Приходите ко мне.

Полковник Шургин. Думаю, что все мы должны поблагодарить майора Харабадзе за его любезное приглашение. Кто еще желает выступить со своими идеями?

Выступивший затем подполковник А.Г.Неделин охарактеризовал сложившееся положение как вызывающее тревогу. В процессе работы над книгой "Славный боевой путь нашей бригады" выяснилось, что мы никому не нужны. Приказом Верховного Главнокомандующего нам присвоено высокое наименование Дновской бригады, а формировались мы здесь, в Белореченске. Но ни в городе Дно, ни в Белореченске нет своих издательств и потому они не могут издать наш "Славный путь". Подполковник А.Г.Неделин доложил собравшимся, что он направил официальный запрос в город Псков, ибо город Дно входит в Псковскую область, но оттуда на официальном бланке было отвечено, что у них имеются свои дивизии и бригады, получившие высокие наименования Псковских, их славные боевые пути и будут издаваться в первую очередь, а нас - к следующему юбилею. Для нашего "Славного пути" не хватает бумаги и производственных мощностей.