Мы из подводного космоса - Валерий Касатонов

Ветер немного стих. Было уже не так холодно. На небе в просвете облаков появились яркие звезды. Созвездие Орион манило к себе голубым блеском. Где-то вдалеке по радио исполнялся Гимн, его звуки то затухали, то усиливались вновь. «Значит, наступила полночь. Сейчас придет смена. Надо бежать к забору и охранять его», – заторопился Александр. Что-то в кармане шинели мешало ему. Он сунул руку – коробок спичек. «Она не забыла про спички», – с благодарностью улыбнулся юноша. Минут через десять появилась смена – три курсанта и офицер. Начальник караула бодрым голосом запросил: «Ну, как Волошин, жив? Не замерз?» Александр, которому не хотелось ни с кем разговаривать, буркнул что-то и молча поплелся за моряками в училище. Кончился праздник, исчезло чудо. Полный упадок сил и эмоций… Проснувшись утром, он долго не мог понять, не приснилась ли ему встреча с незнакомкой. И вообще, было ли с ним что-то ночью. Но когда в умывальнике он снял с шеи полотенце и перед тем, как умываться, посмотрел на себя в зеркало, ему пришлось снова быстро набросить полотенце. На шее были следы… Действительно, накануне его страстно целовала женщина! Неизвестная женщина. Ни имени, ни возраста, ни как она выглядит. В дальнейшем неоднократно Александр приходил на улицу к забору, который он охранял в ту ночь, но так и не мог при свете дня найти дом, в который он заходил. Он ни разу не встретил женщину, которая могла быть ТОЙ. Самая настоящая мистика!..

Потом, во взрослой жизни он любил многих женщин, и его многие любили. Пришло время – женился. Как он сам говорил о себе: «Да, я любил, страдал, терзался, я часто жизнью наслаждался…» Он уже забыл имена некоторых женщин. Они стерлись в памяти. Но как только задует ветер «с седой Балтики», Саша замирает в воспоминаниях. Самые сильные ощущения, самые неимоверные наслаждения, самую большую радость в начале жизненного пути ему подарила та незнакомка, которую он всю жизнь называет «моя штормовая женщина». Никто не знает об этом. Это его тайна. Несколько минут общения с ней потрясли молодого человека. Возможно, ее молитвы помогли ему остаться в живых, когда он упал за борт подводной лодки в Северном Ледовитом океане. Возможно, она помогала Александру Волошину – морскому бродяге преодолевать штормовые мили во многих районах Мирового океана. Она вошла в его жизнь навсегда.

В отличие от многих, она была бескорыстна и добра. А такое не забывается!

3. Прощай, детство!

До чего красив Петергоф, летняя резиденция русских царей. Город самых красивых в мире фонтанов, даже Версаль не может с ним сравниться. Свыше ста-пятидесяти фонтанов, огромный парк и все это на берегу моря. Когда Андрей Ильин приезжал в отпуск в Ленинград навестить маму и брата, он всегда ездил на свою малую Родину – в родной Петергоф, где он имел счастье родиться. Здесь все связано с воспоминаниями. «Какие приятные и наивные были мои детские грезы», – задумался Андрей Николаевич. «В детстве хочется поскорее стать взрослым. У взрослых совсем другая жизнь. Как я страдал, что я ещё маленький… Она была необычна во всем. Я не мог оторвать от неё глаз. Она была взрослая! Мне и моему другу Вальке было по тринадцати лет, но мы были в её глазах ещё детьми. Ей было больше двадцати, и она была взрослая, недостижимая для нас королева, «королева Шантеклера».

Она встречалась с офицерами из находящегося рядом военно-морского училища. Они водили её в Нижний парк Петродворца на танцы, угощали мороженым. Она ходила с ними под ручку, радостно смеялась. И я каждый раз страдал, подглядывая за ней из-за деревьев. Она была прекрасна, и я, действительно, не мог оторвать от неё глаз. Она была необычна во всем. И имя её необычно – Валерия. И одевалась она красиво. И улыбка у неё была красивая. Мы все после войны, в конце сороковых – в начале пятидесятых годов, жили бедно. Отцы наши погибли на фронте. Матери еле-еле сводили концы с концами. И Валькина сестра, с необычным именем, вдруг как роза распустилась в нашей простой, полуголодной жизни. Как я завидовал Вальке Свиридову, что у него такая красивая сестра! Но я об этом ему не говорил, мне было стыдно. Я страдал молча, втайне. Любовался ею, и страдал. Я страдал, что я маленький!..Как-то после утренней рыбалки, гремя удочками, мы пришли домой к Вальке. Он понёс карасей на кухню, а я вошел в комнату. Валерия сидела возле зеркала и наносила на лицо «боевую раскраску». Это она так называла уход за лицом после сна. Я замер от неожиданности. Потерял дар речи, покраснел и опустил глаза. Она меня не замечала, как говорится, в упор. Она видела, что я вошел, но я был … ничто. Как будто щенок или котенок вошел в комнату. Мы с Валькой в её глазах были слишком малы и ничтожны, чтобы обращать на нас внимание. Валька задерживался на кухне, а я стоял как вкопанный. Понимал, что надо выйти, но словно какой-то «столбняк» напал на меня. Валерия закончила прихорашиваться у зеркала, встала, прошла около меня, обдав ароматом чего-то неземного, и зашла за открытую дверцу шкафа, как за ширму. Зашуршала ткань, она одевалась. Через несколько минут Валерия вышла из-за шкафа в нарядном платье. Увидела, что я всё ещё стою – красный, потерянный, в каком-то ступоре. Она, походя, потрепала меня своей ласковой рукой по щеке. Это была награда. Во мне проснулись какие-то давно забытые гены. Видимо, в прошлой жизни я был собакой, потому что невероятная щенячья преданность мгновенно вспыхнула во мне. Если бы моя хозяйка, моя королева, дала бы сейчас мне команду «Фас!», я бы разорвал в клочья любого обидчика. Она что-то сказала, засмеялась, а я выскочил в коридор и забился в темноте. Я заплакал от избытка чувств. Я был переполнен какими-то новыми эмоциями. Наверное, это были первые ростки моего превращения в юношу…

В начале лета, когда наступают в Ленинграде белые ночи, в Петергофском парке вся природа, все живое поет гимн жизни. Солнце почти не заходит, поэтому все буйно растет, цветет, наслаждается жизнью. Это же происходит и с людьми. Валерия налилась весенними соками и превратилась в роскошную молодую женщину, излучающую флюиды любви. Ни один мужчина не мог пройти мимо, чтобы не оглянуться и не посмотреть ей в след. Я торжествовал! Я гордился, как будто это была моя девушка! Мальчишеская наивность… По субботам мы с Валькой, как обычно, наблюдали из-за забора за танцующими на танцплощадке в Нижнем парке. Иногда мы обменивались не очень приличными комментариями. Оркестр играл по моде того времени вальсы, краковяк, польку «Бабочку», танго, иногда фокстроты. Меня особенно затрагивали красивые мелодии танго, и душевное исполнение песен знаменитым певцом, как я потом выяснил, Вадимом Козиным. Меня поражало танго «Утомленное солнце». Я готов был слушать его без конца:

«Утомленное солнце нежно с морем прощалось,В этот час ты призналась, что нет любви.Мне немного взгрустнулось без тоски, без печали.В этот час прозвучали слова твои…»

И мелодия, и наивные слова песни будили в душе что-то тревожное, и в то же время радостное. В мальчишеских грезах появлялись какие-то жаркие страны, загорелые красавицы, страстная любовь, и тоска, и страдание, сопровождающая любовь. И ещё что-то непонятное, волнующее, зовущее. Скорей бы стать взрослым!.. Танцы закончились. Несмотря на поздний час, солнце и не думало уходить за горизонт. Мы с Валькой вслед за молодежью, расходящейся по аллеям парка, пошли к морю. Оно нас всегда влекло, в любое время дня. Такова великая сила моря. Мы вышли к Монплезиру, так в Нижнем парке Петродворца называется место, где находится летний домик Петра I. Это одно из самых красивых мест. Оно утопает в цветах. Старинные постройки, полуразрушенные во время войны, уже восстановлены. Веет стариной. Так и кажется, что сейчас появится Петр I и продолжит «пробивать окно в Европу». Ласковые волны Финского залива с тихим шелестом подходили к берегу и исчезали в камнях, охранявших берег от разрушения. На море был штиль. Ярко красный шар солнца медленно приближался к Кронштадту, который слева виднелся на горизонте. Казалось, вся природа замерла, наслаждаясь красотой белой ночи. Тишина и спокойствие царили вокруг. О, чудо! Я не верю своим глазам. На берегу, опираясь на мраморный парапет, стояла моя богиня. Она была вся в белом. Красивое белое летнее пальто, белая шляпа и даже белые перчатки. Она кого-то ждала, задумчиво глядя вдаль. Она была прекрасна. Девушка из простой трудовой семьи, выросшая без отца, напоминала мне графиню петровских и екатерининских времен. И красотой, и статью эта русская красавица ничем не уступала княжнам и графиням голубых кровей. В золотом свете уходящего солнца она казалась мне Екатериной II. Вот она обернулась, радостно заулыбалась, и я увидел её Потемкина. Красивый морской офицер с букетиком ландышей подошел к ней, поцеловал в щеку и они, счастливые и радостные, скрылись в тенистых аллеях старинного парка. Я, опустошенный, в муках ревности, подошел к тому месту, где недавно стояла Валерия, и замер. Я страдал, я хотел быть на месте этого офицера. Душа моя была переполнена нежности. И вдруг я вздрогнул. «Утомленное солнце нежно с морем прощалось, В этот час ты призналась, что нет любви…», – проникновенное пение понеслось над морем. Прогулочный теплоход, украшенный разноцветными огнями, под музыку этого танго медленно выходил из бухты.