В архив не вносить. Остросюжетная повесть - Николай Анфимов

– В уборную схожу. Ты поработаешь один или охрану позвать, мало ли чего?

– Сходи конечно, только побыстрее…

Когда странный майор выходил из кабинета, Павлов заметил у него сзади под кителем на уровне поясницы небольшое утолщение

«И снова ты Вася ошибся. Он же пистолет пошел выносить, за ремень его пристроил. Лихой, однако, мужик, раз арестованному помогать не боится. А как точно майор просчитал критический для хлюпика момент, подоспел вовремя? По сути дела он же спас меня своим вмешательством, иначе бы я словил пулю прямо в этом кабинете. Надо держать себя в руках несмотря ни на что…»

Едва за Корюховым закрылась дверь, как следователь нажал что – то под столешницей.

В кабинет влетели два бугая в штатском…

– Постойте у дверей, пока нет Федора! Придет, уходите!

Снова вышел из-за стола, вплотную подошел к сидящему на табурете Павлову.

– Так что Вы можете мне сказать по поводу карточки из немецкого архива? Где немцы могли раздобыть ваши подробные данные? А может Вам просто нечего мне сказать?

– Объяснение у меня только одно: в первый час войны, заставу, на которой я служил, после сильного минометного обстрела, с боем взяли немцы. Две трети личного состава погибли прямо в казарме, в самом начале нападения. Остальным, кто уцелел под обстрелом, пришлось, отстреливаясь, отходить в лес. Немец пер большими силами, устоять не было ни малейшей возможности. В штабе, в сейфах, находились документы на весь личный состав погранотряда, мои в том числе. Я уверен: «Абвер» изготовил липовый архив, по уцелевшим в сейфах документам, с целью – подбросить нашим особистам для уничтожения оставшихся в живых. Очень не любил немец пограничников…

Следователь долго молчал, обдумывая объяснение

– Допустим, что все было именно так? Объяснение вполне правдоподобное, хочется даже поверить? Но Вас не было на нашей стороне целых два месяца? Согласно имеющимся в вашем личном деле документам, в действующей части Вы появились в самом конце августа сорок первого. Так, где же Вы были, Павлов, столь длительное время, аж целых два месяца? У немцев проходили разведывательно-диверсионное обучение?

Павлова затрясло от злости, но усилием воли он сдержал нахлынувший гнев, и спокойно сказал

– Попробую объяснить, раз Вы такой непонятливый? Как я уже говорил, уцелевшие пограничники ушли в лес, и я в их числе. Вермахт передвигался по дорогам, в основном на технике, и довольно быстро. Мы же пробирались лесными тропами и почти всегда в темное время суток. Во всех населенных пунктах стояли немцы, все дороги и даже тропинки были перекрыты. Без малого два месяца выходили из окружения. Вышли вдвоем, так как все из нашей группы погибли в перестрелках. И еще: мы пришли к своим с трофейным оружием, а не с пустыми руками, что тоже сыграло немаловажную роль при проверке

– Это объяснение никуда не годится! Окружением пытаются прикрыться многие, в том числе и предатели. Оружие могли и немцы выдать, как раз для прохождения проверки. Из старшего офицерского состава с вами кто был?

– Нет, никого не было, только рядовые…

– Ну вот, видите, почему я должен Вам верить?

– Когда мы вышли к своим, нас несколько раз допрашивал капитан из Особого отдела, значит где-то должны быть протокола допросов и заключительный результат проверки. Вы ранее сказали, что мое личное дело у Вас, вот и посмотрите…

– Ничего подобного в деле нет, никаких протоколов и никаких капитанов Особого отдела? Вы все придумали, Павлов, в то время тщательной проверки просто не могло быть, условия не позволяли.

– А Вы что, тоже были на фронте в сорок первом?

– Нет, не был, у меня другой фронт…

Громко стукнув дверью, зашел Корюхов, бугаи молча вышли…

– Федор! Что – либо интересующее нас, обнаружил в чемодане: записную книжку, какие-либо иностранные штучки?

– Все чисто: обычный набор вещей советского офицера приехавшего домой. Гостинцы родным, предметы личной гигиены армейского образца, фотографии матери, жены и ребенка. Китель и награды ты сам видел, удостоверения на них в кармане. В общем, ничего для тебя интересного в чемодане не нашлось. Да, еще две пачки приличных папирос и пара коробков спичек. Я думаю курево и спички капитану можно вернуть, в камере пригодятся. Домой ты его, конечно же, не отпустишь, знаю я твою хватку.

Утолщения под кителем майора уже не было

«Точно вынес пистолет из кабинета. Свой майор, фронтовик. Но ради чего он рискует? Это уже должностное преступление, наказание за такие вещи серьезное. И как он попал в этот сучий дом – нужда заставила, или партия направила? А недомерок его уважает, и похоже побаивается…»

…итак, Павлов, вернемся к нашему разговору. Вы утверждаете…

И еще больше часа следователь добивался от Павлова признания в несуществующих грехах. Тряс перед его лицом потрепанным кусочком картона без фотографии, с едва различимыми надписями и жирным номером на уголке, угрожал побоями и расстрелом.

А майор Корюхов ему больше не мешал, он шуршал бумагами за вторым столом и лишь изредка ободряюще поглядывал на Павлов, подмигнул два раза, дескать – «держись на своем».

Павлову же признаваться было не в чем, и он упорно доказывал свое… – Да, был я в окружении, но через два месяца все же вышел к своим. Капитан из Особого отдела проверял меня по всем правилам того времени. После проверки был направлен в действующую часть. Нет, в штрафном батальоне не был, не удостоился такой чести. В соседях со штрафниками стояли, я этого не отрицаю, даже не один раз стояли, а что в этом такого? Штрафные батальоны были на всех фронтах, многие с ними соседствовали…

Неожиданно и громко зазвонил телефон. Следователь с раздражением схватил трубку

– Да? Коган слушает! Понял, сейчас поднимусь к тебе!

вскочил со стула

– Федор! Поработай с Павловым, мне надо сходить по делам на третий этаж. Упрямый, я тебе скажу, тип. Ты, построже с ним, тот еще кадр…

Хлопнула дверь. Корюхов мгновенно переместился за зеленый стол, положил на сукно большие жилистые руки. Наклонился ближе к Павлову

– Слушай меня внимательно, капитан! Слушай, и вбей себе в голову мои слова! Времени у нас в обрез, постарайся не перебивать! Мы, с тобой, – одного поля ягоды, вот поэтому я и постараюсь тебе помочь…

выхватил из кармана пачку папирос, бросил на стол…

– Кури! Вот спички… подвинул пепельницу…

– Сразу, главное! Не расслабляйся ни на секунду! Перед тобой очень серьезный враг! Эта мелкая гнида очень умна. Она пережила в этом сучьем доме Ягоду, Ежова, и сейчас лижет задницу Берия. Она не провалила за все годы террора ни одного дела, доказала и довела до конца все! Многие сотни ни в чем не повинных людей отправила к стенке. Говорю тебе это для того чтоб ты знал с кем имеешь дело и не верил ни одному ее слову. Она еще долго будет ездить тебе по ушам и даже пообещает свободу, но повторяю, – все ложь! Будет тебе чесать, что отменили расстрел, не верь, – стреляют! Тебя хотели взять еще в Москве, но гнида сказала: «Зачем транжирить государственные деньги на конвоирование и прочее, Павлов едет в Ленинград к матери и сыну, и он приедет. Беру всю ответственность на себя!»…

…и ты приехал. Сейчас она потащила свои кости на третий этаж, там сидит такая же умная тварь, зовут – Стас. Разговор будет о тебе. Стас разрабатывает одного из группы арестованных офицеров, кроме тебя взяли еще двоих. Одного уже забили до смерти, сейчас выколачивают признание в шпионской деятельности из второго. Работает нагло и грубо, орет и бьет арестантов до потери сознания. В общем – гад! В этом плане Коган даже лучше – сама вежливость по сравнению с ним. Сегодня я был удивлен – он сорвался на крик в начале допроса? Но не в этом суть. Эти сволочи задумали раскрутить громкое дело, что-то типа заговора и предательства в офицерской среде среднего состава? На большие звезды замахиваться побаиваются, осторожничают.

Нашего брата-фронтовика ненавидят лютой ненавистью, способны на любую пакость, а сами трусливы как шакалы. Вот на этом, мы с тобой и сыграем. Но сразу предупреждаю – по чистой тебе не выскочить. Карточка немецкого архива не даст! Главное для тебя – уйти из-под расстрела и миновать подвалы этого сучьего дома. Таких подвалов не было даже у Ваньки Грозного. Живым оттуда выйти невозможно, разве только что полным инвалидом? Там работают такие «спецы» по выколачиванию признаний, каких, возможно, не было даже у нацистов? Дальше: будем подводить дело к десятилетнему сроку, отмотаешь в лагере шесть – семь лет и выйдешь на волю живым и здоровым. Другого выхода я просто не знаю? Если ты мне поверишь, я все сделаю как надо. Коган отделит тебя от группы «заговорщиков» и пустит по делу одного. То, что я сейчас скажу, тебя шокирует, и, тем ни менее, это надо будет сделать…