Иванкино детство - Иван Паластров

Мы насобирали сучьев и разожгли костер, такой небольшой. Сучьев оказалось мало, и мы разбежались по лесу собрать еще, оставив без присмотра костер. От него загорелась листва, сперва потихоньку, но быстро расширяясь, сухие листья горели хорошо. Когда мы увидели этот пожар, то сильно перепугались и бросились наутек. Пожар, конечно, это сильно сказано, горел просто опавший лист и вреда особого он не приносил, но мы были все-таки детьми и перепугались. Добежав до опушки леса, мы остановились и, посовещавшись, решили вернуться и попробовать затушить горящую листву сами, иначе дома нам попадет. Сломав по хорошей ветке, мы кинулись обратно и стали ветками гасить огонь, который быстро съедал листву и бежал дальше, оставляя за собой черную землю от пепла. Мы стали хлестать по огню и тушить его, дым застилал нам глаза и был каким-то горьким на вкус. Не знаю, сколько мы тушили этот пожар, нам казалось бесконечно долго, но все-таки потушили.

«Ну что, наелись жареного хлеба?» – спросил Шурка, размазывая сажу по лицу, и мы все рассмеялись. Мы долго смеялись, показывая пальцем друг на друга, потому что все были чумазыми от сажи, мы смеялись от того, что потушили огонь, что мы вернулись, нам было весело. Насмеявшись, мы пошли в село, на ходу ели свой хлеб, просто так, не поджаренный на огне костра, но он был все равно вкусным и пах горьким дымом.

На следующую весну, на том месте, где сгорели старые, сухие листья, выросла густая, зеленая трава, эта поляна выделялась среди леса.

На мельнице

Мельница стояла на реке в двух километрах от села вниз по течению. Там была запруда, чтобы летом водой можно было вращать мельничные жернова. Зимой жернова вращали при помощи колесного трактора со шкивом, на который одевали толстый брезентовый ремень. Но рассказ не об этом. Захотелось нам с ребятами половить у мельничной запруды налимов и раков. По утру я зашел к другу Кольке, который жил в соседнем доме, и мы пошли с ним в сторону мельницы. По пути зашли еще к друзьям и вчетвером побежали вдоль реки, гремя котелками, к мельнице. Один берег был крутым и мы знали, что в нем есть норы, в которые прячутся днем раки. Также такие норы занимали налимы, наверное, тоже на день. Мы с Колькой разделись и полезли в воду, глубина была не очень большая, но скрывало с головой. Приходилось подныривать и шарить по стенке берега, выискивая нору. Колька вынырнул из воды, схватив ртом воздуха крикнул:

– Шурка, лови! – и кинул рака на берег. Шурка – это наш третий друг и одноклассник, осторожно взял рака за хвост и поднял его в воздух, потряс и кинул в котелок. Я, поднырнув очередной раз, нащупал нору, засунул в нее руку и меня за палец больно ухватил клешней рак. Я вытащил на пальце руки рака из норы и вынырнул на поверхность, потрясая рукой. Рак был здоровенным и не хотел отпускать палец, я осторожно взял его за средину и чуть придавил. Рак разжал клешню, и я кинул его на берег. Так мы с Колькой продвигались вдоль берега, вытаскивая раков одного за другим. В очередной раз я, поднырнув, сунул руку в очередную нору и почувствовал что-то крупное и скользкое. Это была голова налима. Я обхватил его чуть ниже головы рукой и потянул на себя, вытащив голову из норы. Я взял налима двумя руками и вытащил его наружу. Вынырнув, я крикнул ребятам:

– Есть налим и большой кажись! Кто-нибудь помогите!

Шурка, не долго думая, прыгнул в воду и тоже пытался схватить скользкое тело рыбины. Но налим извивался ужом и пытался вырваться из моих рук. Я держался изо всех сил, болтая в воде ногами, чтобы не пойти на дно, но налима не выпускал. Наконец Шурка и подоспевший Колька крепко ухватили обессилевшего налима и выкинули его на берег, где его, прижав к траве четвертый наш товарищ, за визжал от восторга. Налим был таким большим, длиной оказался чуть меньше нашего роста.

Мы все вылезли на берег, оделись и довольные своей работой пошли домой. По пути зашли к Шурке, так как он жил с матерью и младшим братишкой, в самом крайнем доме, отдали рыбину его матери. Мать сказала, что сейчас сварит нам уху из налима. В то время не было газа и печки летом не топили. Варили ужин на таганочке, который ставили на шесток печи, под него клали щепки и разжигали огонь. Пока тетя Паша варила уху, мы в огороде на костерке сварили раков. Вот такой богатый ужин получился у нас в тот день: уха из налима и раки.

В лог (овраг)

Меня мама попросила сбегать в лог за белой глиной. Лог – это обыкновенный овраг, но в Зауралье оврагов нет, есть лога. В нашем селе было два лога и оба были в поскотине в березовом лесу. Лога были глубокими и по ним весной неслись потоки талой воды в речку. Берега были крутые, заросшие кустарником, на них в траве хорошо росла земляника. Ягода всегда была крупной и сладкой. В одном логу, который был ближе к селу, на самом дне в берегу был выход белой глины. Селяне брали эту глину для побелки своих домов, раньше об обоях и не знали. Вот туда и нужно было мне сбегать, на брать немного глины. Я взял небольшое ведерко и по пути зашел к своему другу Кольке, который с радостью согласился сбегать со мной за глиной.

Одному в этот глубокий лог идти как-то жутковато, а вдвоем с другом не боязно. Пришли на место, отыскали дыру, в которую нужно было залазить, чтоб набрать глины. Дыра была довольно глубокая и узкая, такая чтоб только пролез человек. Я, толкая ведерко впереди себя полез в эту нору и в конце начал ковырять глину острой палкой и складывать ее в ведро. Вдруг сзади что-то зашуршало: мне придавило ноги, обвалился свод и закрыл мне выход. Я не мог развернуться, нора была узкой и я с перепугу стал орать Кольке, который сидел недалеко и собирал себе в рот землянику. Колька услышал мой крик, он доносился глухо, как из-под земли, подошел и стал руками откапывать заваленный вход.

На мое счастье, обвалился только вход, а не вся эта чертова дыра. Тогда бы я сейчас не сидел и не писал для вас этот рассказ. Колька выл в голос и продолжал рыть, он был перепуган насмерть и боялся, что я там умру. Земля была мягкой и у него хорошо получалось, минут через пятнадцать-двадцать, он вытащил меня за ноги наружу. Мне же это время показалось вечностью. Ногти на пальцах рук у Кольки все были обломаны, но он не обращал на это внимания. Он бегал вокруг меня и что-то радостно говорил, при этом размазывая по щекам слезы. Ведерко с глиной я все-таки не бросил и вытащил его. Сделал, наверное, машинально, не думая.

Немного посидев, мы оба пришли в себя и направились домой. Глины маме я все-таки принес, но ничего не рассказал. Колька рассказал дома матери, а она мужу, который взял лопату и пошел в лог, он обрушил свод дыры, чтобы больше никого не завалило. Я мог пойти за глиной один, если бы Кольки не было дома, а уж вернулся бы я или нет, одному Богу известно. Колька был не только соседом, он был лучшим другом – настоящим.

Укус гадюки

День выдался жарким, как впрочем и все остальные. Лето в Зауралье всегда было жарким, а зима морозной. С самого утра начало припекать солнце, а воздух накаляться. Я пошел к другу Кольке и предложил сбегать с ребятами на Каменуху к фонтану. Купаться нам было негде – в речке не разрешали, ее охраняла милиция, а под струями фонтана можно было охладиться. Это было единственное место, где была вода, правда, она обжигала все тело, так как была жутко холодная. Но это может взрослым было неприятно, а нам, ребятне, все развлечение. Мы забегали под струю и с визгом выскакивали, зарываясь в горячий песок. На Каменухе был выход на поверхность горных пород дикого камня в виде ямы с гранитными стенами. Почему образовалась эта яма, мы не знали – может селяне выламывали бутины камня для фундаментов. Вокруг рос березовый лес, и было очень красиво, провал выглядел таинственно. Мы часто играли в этом провале. Так и на этот раз мы не обошли его стороной.

Искупавшись, мы пошли полазить по камням, поиграть в пятнашки. Взрослые нам говорили, что на Каменухе в этом провале водятся змеи, гадюки, но нам пока не встречались. Мы прыгали по камням, прятались, от того, кто водил. Неожиданно истошно завопил Колька: «Укусила, меня змея укусила!». Мы мигом все выскочили из провала, оставив там вопившего Кольку. Мы все слышали, что нужно отсосать кровь из ранки при укусе змеи, но напрочь забыли об этом. Я первый опомнился и быстро спрыгнул обратно в провал, схватил Колькину ногу и стал отсасывать и сплевывать кровь, делал это пока она текла из двух малюсеньких ранок. Колька продолжал вопить, он перепугался на смерть, нога вокруг ранки, покраснела и немного припухла. Кровь остановилась, Колька перестал вопить, а только всхлипывал, нога немного болела, но идти было можно. Мы с ним выбрались наверх, и все побежали в село, где мать Кольки вызвала сельского фельдшера, который осмотрел ранку и сделал какой-то укол. «Опасности никакой нет, жить будешь, вы все сделали верно», – сказал он и выписал какое-то лекарство. «Вот, надо в районной аптеке купить, у нас нет», – и, похлопав по спине Кольку, ушел. Колька выздоровел, и мы долго не лазили в провал, боялись гадюк.