Банный дух - Владимир Владыкин

Так ли это было, но Гвоздина опасалась признать ситуацию как вопиющий факт, хотя вполне допускала, что неблагополучия общества исходят от таких, как Крайнев, у которого, по его словам, когда-то был в селе дом и нормальная семья. Но так сложилось, жена с двумя детьми от него ушла, а он от горя напился и спалил свой дом. С той поры повела его кривая вдоль и поперёк, пока не угодил на принудительное лечение. А потом втянулся в воровство, ухватил ещё срок на два года. Вышел из зоны, получил паспорт и впустую обивал пороги предприятий, так как ему отказывали в устройстве на работу, пока в пивбаре случайно не наскочил на старого дружка и однокашника Трухина, с которым некогда учился в профтехучилище. И тот подсказал Крайневу обратиться в баню:

– Приходи, Лёня, мама наша баба добрая, возьмёт тебя со всеми твоими потрохами, от которых шарахаются в других конторах. Сам это знаю по себе! – Трухин весело и добродушно рассмеялся, похлопал закадычного кореша по плечу.

Крайнев был достаточно высок: лицо овальной формы, скулы немного выпирались, прямой подбородок, удлинённый расширенный книзу нос, большие светло-голубые глаза располагались ближе к переносице, и впивались в собеседника с нагловатым бесстыдством.

– Ну, братуха, на всю жизнь выручил, приду! А то уже некуда деваться, менты, по пятам так и шастают! – протарахтел Крайнев, крепко пожимая руку Трухину, одетому в новенький костюм бежевого цвета, посматривавшему на приятеля маленькими прищуренными серыми глазками с восточным разрезом. Трухин был коренастым и в плечах широким, смотрел на дружка как-то сосредоточенно торжественно и не без лукавства, оценив враз настоящую сущность теперешнего кореша, любившего женщин, по его выражению, как кот сметану.

Чтобы войти к Трухину в доверие, Крайнев красочно рассказывал о своих похождениях на зоне и по выходу из неё, сопровождая это и руками, и вертя глуповатыми глазами, и то выпрямлял спину, то сутулил, то подавался вбок, то назад, то всей грудью наваливался на стол…

Крайнев пришёл в баню на следующий день, Трухин привёл его в кабинет Гвоздиной. Та радушно выслушала молодого мужчину. Инна Платоновна оценила наружную привлекательность парня, его распахнутую душу, чем он и пришёлся ей по душе и был принят на работу по роду своей деятельности.

Потом она по телефону позвала к себе Цветкова и только он вошёл мешковатой походкой, с ходу того оповестила:

– Вот, Александр Кириллович, люби и жалуй! – представила она широким жестом Крайнева. – Принимай пополнение своему полку!

– Это хорошо, мне Трухин уже сказал о своём… э-э, протеже, – бодро пробасил главный механик, оглядывая сверху вниз рослого Крайнева. – Пойдём, Леонид, расскажу по пути наши условия, – дружелюбно улыбаясь, пригласил тот крепкого молодца.

И когда они выходили в коридор, к директору быстро летела Земелина; при виде рослого молодца она заметно убавила шаг. Крайнев это оценил и проводил ладно сбитую женщину похотливым взором, посмотрев ей даже вслед…

В тот памятный для Крайнева день в слесарной мастерской были Трухин и его напарник, Ефрем Блатов. Примерно одного возраста – обоим около тридцати, правда, Крайневу уже повернуло на четвёртый десяток. Блатов был тоже высок, однако не по годам по тёмно-русой голове лезла проседь, которая нехотя накидывала ему лишние года. У всех троих лица отягощены пьянством, что пагубно сказывалось на их внешнем виде. А у нормальных людей, глядя на них, вызывало брезгливое отвращение.

Сантехники дежурили в бане через день, зато огинались там с пришлыми почти сутками. В последнее время Гвоздина стала путать дни их дежурств, что не сразу могла определить: кто, к примеру, дежурил сегодня: Крайнев, Блатов или Трухин, так как при обходе бани она заставала в слесарной мастерской всех троих, да ещё за компанию с ними засиживались чужие, при виде которых у неё леденело сердце: до каких же пор они будут здесь околачиваться? И немного успокаивалась, когда видела, как под её хмурым, напускным взглядом чужаки невольно тушевались. А её молодцы придумали вот что: повесили за верстаком карту двух полушарий, что бы за ней, как за ширмой, могли укрываться от её зоркого ока собутыльники. И это вместо того, чтобы изучать по карте географию, некогда упущенную в школьные годы…

Однажды Гвоздина сама от души посмеялась над устроенной слесарями потехой, когда увидела, как трое участников их попойки прятались за натянутой на проволоке картой.

– Братцы, да кто же это там у вас за Америкой прячется? Вижу, всё равно вижу, голубчиков! Нечего прикрываться Америкой как фиговым листом, – произнесла она приподнято с улыбкой на весёлом лице, и довольная своей такой удачной шуткой.

– Что вы, Платоновна, это тени с улицы падают! – возгласил Крайнев, тараща на Гвоздину свои луповатые глаза.

– Да, Платоновна, это в Костин закуток чешут на пивком шаромыжники! – отрезал лукаво Блатов сиповатым голосом, зная, что как раз из их окна была видна пивнушка, притулившаяся к бане. И там же размещался медвытрезвитель, куда и препровождали людей, которые теряли человеческий облик.

– Ой, это вы меня хотите на мякине провести? Сейчас вот уберу вашу ширму, и тогда увидите, – не унималась директор. – Да вон же чьи-то руки просвечиваются? Вот что, никого за руку я не буду выводить, но чтобы это я видела последний раз. Я сейчас пойду, а через пять минут, глядите мне, вернусь – проверю, тогда на меня не обижайтесь, – погрозила она пальцем и прибавила: – На себя, голубочки, тогда пеняйте!

Она уже всех пришлых знала даже по именам, ведь со всех окраинных улиц в баню стекалась разная шантрапа. И каждый день – всё новые и новые испитые лица. Инна Платоновна не помнила такого утра, чтобы её слесаря или банщики, хотя бы до восьми часов утра были трезвыми. И теперь она вообще не могла представить таковыми ни Трухина, ни Блатова, ни Крайнева. Да и сам Цветков надирался к концу дня почти в стельку. Зато слесаря из прачки на этот счёт были не уловимы, и хоть в этом являлись для неё некоторым утешением. Собственно, они пили, но голову не теряли и о них она меньше всего беспокоилась, так как на виду не крутились и посторонние у них не ошивались.

И вот, собираясь провести очередной утренний обход служб банно-прачечного комбината, Гвоздина редко когда закрывала свой кабинет на ключ, который частенько торчал в замочной скважине дверей как признак её ротозейства.

Вот и сейчас, не успела она переступить порог, как по широкому коридору навстречу ей топал своей мешковатой походкой, слегка припадая на протезную ногу, главный механик Цветков. Как инвалид войны, он владел автомобилем «Запорожец» и к тому же являлся ещё отличным авторемонтником.

– Здравствуй Платоновна, – пробасил дружелюбно Цветков, несколько отдышавшись, лицо у него уже с утра было подозрительно красным. Догадываясь о её происхождении, Гвоздина ещё внимательней присмотрелась к главному механику, изрекая своё приветствие на весёлой ноте:

– Доброе утро Александр Кириллович! Что-то случилось? У вас такой вид, будто только вышли из атаки…

– Верно, Платоновна, вы почти угадали, только что поступил стиральный порошок, – с одышкой произнёс тот почти радостно, опережая Гвоздину с её догадкой.

– Вот и хорошо, эта партия по моей заявке! Ну, живо выгружайте, или снова ждёте моего распоряжения? – удивлённо протянула она.

– Платоновна, склад уже забит до отказа. Земелина говорит: куда хотите туда и девайте! – вскипел он, состроив жалобную мину.

– Я задам ей трёпки, что значит, «куда хочешь», на склад и никаких гвоздей! – твёрдо отчеканила директор, тотчас побагровев.

– Платоновна, просьба есть: выпиши ребятам за разгрузку хотя бы на бутылку. Значит, вчера выгружали машину. И вот сегодня… значит, того… уплату требуют, вот оно какое дело!

– Я им выпишу, я им выпишу, прохвостам, другое! – бросила сердито Гвоздина, и её серые выпуклые глаза слегка темнели. Даже когда она гневилась, то и тогда её лицо выражало не показное добродушие, и тогда гнев сменялся иронией.

Гвоздина хлопнула дверью кабинета, провернула ключ, на этот раз она его вытащила, полагая, что теперь сюда вернётся не скоро, поскольку нужно самой стоять и наблюдать за выгрузкой стирального порошка, чтобы ни в коем случае не растаскивали на сторону. Ведь Цветков на выгрузку смотрел сквозь пальцы, ему бы дождаться выпивки, а следить за порядком не в его характере. Впрочем, за порошок он не отвечал, и лишь мог организовать разгрузку, хотя кто и за что у нас отвечал персонально? Как что-то случиться, то виноватый не находится.

Уже сколько раз Гвоздина выговаривала Цветкову, чтобы тот не вёл со слесарями панибратски. Но это назидание не шло тому впрок, и почти ежедневно всё равно распивал с ними вино, даже иной раз в картишки перебрасывался, поэтому трудно было отличить подчинённого от их начальника.