МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1976 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов) - Евгений Татаренко

— Чего ты, пап? — спросил Тимка.

Отец остановился и, вскинув голову, долго смотрел на него, как бы туго соображая, что сказал Тимка.

— Ах, ты про меня!.. — И снова зашагал по комнате. — Есть одна неприятная загадка, Тимка… Третий раз мы меняем засаду и третий раз налетаем на крестоносца!

— А вы смените еще раз! — посоветовал Тимка.

— В том-то и дело, что сменим… — Отец посмотрел на часы. — Однако нынче у нас, Тимофей, особое задание — ошибиться нам нельзя… Ну! — И, пододвинув себе табурет, он присел, как садился перед каждым новым походом, чтобы рейс оказался удачным.

— Какое задание, пап? — спросил Тимка, но отец лишь похлопал его по плечу и поднялся.

— Пора, Тимка. Если будет письмо от мамы… Впрочем, ладно. — И, видя, что Тимка помрачнел, так как писем от мамы не было с того самого дня, когда она ушла на передовую, отец вздохнул, усмехнулся: — Задание это, Тимофей, касается главным образом не нас, не меня — я должен доставить по назначению одних людей… А потом, как всегда, затаимся где-нибудь под бережком… На ловца, ты это знаешь, зверь сам бежит!

Они расстались у проходной. Отец, надвинув до бровей фуражку, зашагал по дощатому настилу к «БО-327» у причала, а Тимка остался у ворот проходной вместе с тетей Розой, женой штурмана Вагина с «БО-327», и ее дочкой Асей. Вагины, как и семья Нефедовых, жили в городке уже больше года. Отец каждый раз просил тетю Розу следить за беспризорным Тимкой, но той хватало своих забот, и Тимка благополучно избегал ее опеки. Тетя Роза была подругой Тимкиной матери, а вместе с Асей он проучился весь седьмой класс, но откровенно презирал ее за многие нетерпимые качества.

Взбежав по трапу на корабль, отец приостановился и глянул в сторону проходной. Потом «охотник» привычно, без лишней суеты, как это делалось много раз, отошел, и тетя Роза, баюкая на руках шестимесячную Асину сестренку, увела Асю домой. А Тимка, по обыкновению, остался у ворот — ждать, пока «БО-327» не скроется вдалеке. И, хотя близ Каменного мыса он не мог разглядеть людей на палубе «охотника», ему казалось, что отец видит его до последней минуты.

С тех пор пошли уже четвертые сутки.

Задерживаться в своей квартире было теперь опасно. Тимка быстро оглядел вещи, которые, наверное, были дороги родителям, например бронзовая башенка, что хранилась матерью еще со дня ее свадьбы с отцом, но взять с собой эти вещи Тимка не мог. Он разыскал под кроватью рыболовные принадлежности отца, сунул в карман острый охотничий нож в отделанных чеканкой ножнах. Потом вытряхнул прямо на пол из чемодана, который готовился «на случай эвакуации», белье, носки, рубашки, свой праздничный костюм. Жуликам нечем было поживиться в этом чемодане. Чтобы скрыть тельняшку, расставаться с которой Тимка не собирался, надел вместо белой рубашки черный свитер.

В кухне нашел кусок домашней колбасы, хлеб, завернул их в газету, сунул за пазуху под куртку. Взял с собой отцовский фонарик, натянул кепку и, больше не медля, шагнул к выходу.

Солнце тем временем уже опустилось за горизонт, выставив над холмом неяркий багровый серпик, и сумерки в подъезде стали гуще. Веселый, шумный, когда-то наполненный голосами детей, перекличкою патефонов, дом казался неживым.

МИЛЛИМЕТР

Беленькая, румяненькая, пухленькая Ася Вагина была на целую голову ниже Тимки. За этот игрушечный рост ей придумывали десятки прозвищ: и Молекула, и Кнопка, и Кара-пешка, и Миллиметр… Но Карапешка относилась к своим прозвищам совершенно равнодушно и, кажется, была страшно счастлива, что уродилась такой маленькой, словно это давало ей особые преимущества перед одноклассницами. Мало того, если другие, нормального роста девчонки вели себя, как положено девчонкам в четырнадцать лет, — Карапешка переняла у матери взрослые манеры, и, в то время как случайные люди принимали ее за второклассницу, она считала себя чуть ли не дамой. Даже косы Карапешка не носила, а подбирала волосы по-взрослому, валиком, что позаимствовала у Тимкиной матери. У нее была просто болезнь — перенимать все, что увидит или услышит. Одна эта взрослость ее при кукольной внешности была невыносима. Но Миллиметр ухитрилась нажить столько отрицательных привычек и качеств, что их с избытком хватило бы на три седьмых — «А», «Б» и «В» — класса.

Тетя Роза была учительницей, преподавала старшеклассникам немецкий язык. А Карапешку свою начала обучать языку лет с шести, чем Кнопка, или Миллиметр, ужасно гордилась и никогда при встречах не говорила «здравствуй», а «гутен морген» или «гутен таг». Если ее спросишь, где Аня и Вера, не скажет по-человечески, что пошли купаться, а ответит буквально по учебнику немецкого языка: «Анна унд Вера баден». И к ее многочисленным прозвищам прибавилось еще три: Немка, Ундвера и Аннабаден.

В одном подъезде с Аннабаден жила портниха Ангелина Васильевна. Ее всегда было слышно за квартал — Ангелина Васильевна вмешивалась в любое дело, касалось оно ее или не касалось: метет ли дворник улицу, везет ли мимо свою тележку мороженщица или кто-то вывесил для просушки белье во дворе. Начинала Ангелина Васильевна с того, что грозилась вырвать руки простофиле, который «так делает». Выяснялось, что делать все нужно наоборот… Особенно доставалось мужчинам. И когда скандал разгорался в полную силу, по мнению Ангелины Васильевны, зачинщиком скандала всегда был кто-то, а уж никак не она, и все всегда завершалось тем, что портниха грозилась привлечь своего соперника к ответственности, кричала: «Я тебе не жена! Ты свою жену иди называй так, а на меня не имеешь права!..» Муж у Ангелины Васильевны был, но жил он отдельно от нее, где-то в другом конце города. Раз в одну — две недели он с небольшим фибровым чемоданом возвращался к Ангелине Васильевне, — как правило, под вечер, после работы. Но с тем же самым чемоданом убегал на следующее утро под неуемные крики Ангелины Васильевны. Мужу она не могла сказать, что не жена ему, поэтому кричала немножко иначе: «Я тебе не какая-нибудь!.. Ты иди других называй так, а я тебе не какая-нибудь!..»

Вот эта самая Ангелина почему-то влюбилась в Аннабаден, и в то время, как тетя Роза, отучив первую смену, задерживалась в школе на вторую, Ангелина Васильевна и Аннабаден вместе готовили себе ужин, вместе ходили в кино и на море купаться… Вполне естественно, что Аннабаден переняла вскоре ее самые худшие привычки и обзавелась еще одним прозвищем: «Я-тебе-не-жена».

Тимка имел к Миллиметру особые претензии. Их отцы служили на одном корабле — хорошо, их матери были подругами еще до того, как родились Тимка и Миллиметр, — ладно… Зачем она подчеркивала в разговорах: «Мы с Тимой… У меня и Тимы…»? Или звала на весь класс: «Тимоша!» — все равно что «Тимулечка». Игорь Надеин, с которым сидел Тимка, дважды за эту зиму переболел гриппом, и оба раза Карапешка, взяв свой портфель, как ни в чем не бывало пересаживалась к Тимке, после чего за Тимкиной спиной ее называли Нефедовой. Отколотить Аннабаден было не то что боязно — перед родителями, например, — но как-то не солидно. Раз Тимка не выдержал и замахнулся на нее кулаком, а потом сам же и мучался: глаза у Миллиметра сделались при этом такие испуганные и так она сжалась вся, что Тимке показалось, он замахнулся не на взрослую девчонку, а на младенца. Вдобавок Миллиметр заплакала.