ПОДВИГИ ГЕРАКЛА - User

— Держи. Неуязвимость и бессмертие. Будет действовать около часа. Постарайся управиться за это время.

— Зачем? — поднял брови Геракл. — Я что, таким хилым сегодня выгляжу?

Гермес фыркнул и пренебрежительно выпятил нижнюю губу.

— Дурак ты, братишка. Это тебе не Гидру погладить против... против чешуи. Это настоящая смерть.

Геракл с сомнением повертел ягоду в пальцах, потом всё-таки закинул её в рот и глотнул не разжёвывая.

Приблизившись к пещере вепря, герой с опаской постучал дубиной по каменному козырьку.

— Эй, чудовище! Иди сюда.

— Тебе надо — ты и иди, — послышалось из пещеры.

Геракл пожал плечами, сделал несколько шагов вовнутрь и осторожно заглянул за угол. В пещере на кучке соломы лежал небольшой тощий подсвинок и глядел на героя грустными глазами.

Удивлённый Геракл прислонил дубину к стене.

— Это ты, что ли, Эриманфский вепрь?

— Ага, — не стал отпираться поросёнок.

— Тот самый, который уже столько народу угробил?!

Подсвинок грустно вздохнул и кивнул.

— Ерунда какая-то, — почесал в затылке Геракл. — Тебя и муха затопчет.

— Лучше б затоптала, — тоскливо протянул поросёнок. — Да нет, всё правда.

— И как это у тебя получилось? — спросил герой, присаживаясь на корточки.

— Слушай, давай не надо, — подсвинок поднял на Геракла молящие глаза. — Иди куда шёл. Ты вроде парень хороший...

— Не хочешь рассказывать? — Герой многозначительно постучал кулаком по ладони. — А придётся!

— Ладно, ладно. Только никому не говори! Впрочем, о чём это я... Наклонись.

Геракл с недоверием посмотрел на подсвинка и чуть отстранился.

— Наклонись, говорю, сам всё поймёшь.

Чуть поколебавшись, Геракл опёрся руками о каменный пол и приблизил голову к поросёнку.

Тот набрал в грудь воздуха и оглушительно чихнул.

Очистка

(Авгиевы конюшни)

Конь. Мой чёрный конь, яростно дыша, мчится за ланью. Животное делает отчаянные прыжки в стороны, стараясь сбить гибельный темп и оторваться на развороте, но я отпускаю узду и тянусь за луком — мой любимец никогда не допустит, чтобы... Разрез. Темнота.

Кони. В упряжке морёного дуба — моя лучшая гнедая пара: сочетанием оттенков восхитилась бы сама Гармония. Жеребцы бегут, красиво выбрасывая передние ноги. Я держу вожжи одной рукой, а другой... Разрез. Темнота.

Кони. Моя четвёрка обошла ближайшего соперника уже на полтора корпуса. Ещё минута — и я опять лучший наездник Истмийских игр. Скрипит и стонет, словно от боли, сбруя. Из пыльного облака выныривает поворотный столб и... Разрез. Темнота.

Кони. Бирюзовые и лазурные кони с белыми курчавыми гривами. Огромный табун мчится по воде, прямо по пенистым гребням, перепрыгивая впадины между волнами. Пираты, преследующие мой корабль уже несколько часов, зашевелились, их рулевой изо всех сил налегает на штурвал, но... Разрез. Темнота.

Конь. Гигантский белый конь с красными от гнева глазами пританцовывает на месте, но отчего-то не вязнет в прибрежном песке. У переднего копыта застыла крохотная человеческая фигурка. В руке у смельчака — диковинный, очень широкий в верхней части клинок, похожий на заступ.

— Оставь его! — раздаётся ржание, похожее на раскат грома.

— Отпусти его, владыка. — Голос человека едва слышен за сопением огромных ноздрей, но звучит уверенно и спокойно. — Ты не имеешь права на такое.

— Как ты смеешь, наглец, решать за меня! Он мой сын! — неистовый рык, рвущийся из конской глотки, больше напоминает рёв водопада, чем голос живого существа.

— Дядя, он давно уже взрослый человек. — Мужчина перед конём по-прежнему собран и невозмутим. — Он глава семьи. Он царь большой страны. Он должен сам жить своей жизнью, сам совершать поступки, делать ошибки и исправлять их, должен сам выбирать, чем заполнять свою голову.

— Ты ничего не понимаешь, глупец! Ему нельзя без меня, нельзя оставаться одному! Его же... Он...

Конь взвивается на дыбы, громадные копыта молотят воздух, но человек наносит мечом молниеносный удар прямо по влажному песку.

Разрез. Темнота.

На лежанке, устланной мягкими коврами, выгнулось покрытое испариной тело. По обеим сторонам, вцепившись в скользкие плечи, стоят боги; от них веет речной прохладой и запахом тины. В изголовье, крепко стиснув ладонями виски лежащего, замер грузный великан. Глаза его закрыты, со лба стекают струйки пота.

— Я никогда не думала, что ты лекарь, сын Зевса. Тем более — что такой хороший лекарь. Я благодарна за то, что ты вычистил из него всё это конское дерьмо. Может, хоть теперь он вспомнит о том, что является повелителем не только животных, но и людей. И моим повелителем...

Женщина в расшитом золотом пеплосе часто моргает и отворачивает голову.

— Впрочем, у него никогда не получалось быть настоящим повелителем. Старая нянька рассказывала, что он был очень послушным и восприимчивым мальчиком — таким же, как наши сыновья; один только Филей удался в меня. Маленьким Авгием помыкали даже младшие сёстры. После того, как его учителем стал главный жрец храма Посейдона, он стал чуть более самостоятельным, но настоящего мужского характера в нём так и не воспитали. А мне всегда хотелось сильного, надёжного мужа!

Некоторое время она сидит молча, затем поднимает глаза на собеседника.

— В любом случае знай: я тебе очень благодарна.

Геракл, сидящий напротив женщины, чуть кивает:

— Благодари Эврисфея, царица: я здесь по его приказу...

Женщина поджимает губы:

— Я сама знаю, чего стоит Эврисфей и кого надо благодарить.

— ...а также своих братьев, — продолжает, словно не слыша, Геракл. — Если бы они не удерживали Авгия, я бы наверняка не справился — Посейдон слишком силён. Кстати говоря, тело твоего мужа ещё одной такой встряски не выдержит. Слишком слабое.

Он наливает в золотую чашу кносского и осушает её несколькими мощными глотками. За его спиной переминается с ноги на ногу обеспокоенный виночерпий.

— За свою жизнь я часто встречал людей, одержимых собственными страстями, — тихо говорит Геракл, вертя чашу в пальцах. — Мне приходилось сталкиваться с людьми, одержимыми злыми даймонами и чудовищами с той стороны бытия. Но я в первый раз вижу человека, одержимого богом.

Царица морщится.

— Не говори так. Боги не любят, когда о них высказываются в подобном тоне.

Геракл задумчиво пожимает плечами.

— Я не сказал ничего обидного, это была правда. Всего лишь правда и ничего больше. Всё предельно ясно. Всё, кроме одного: зачем это понадобилось дяде? При всей своей любви играть судьбами народов Олимпийцы никогда не пытались дёргать за верёвочки отдельных людей, я очень ценю в них это качество. Жизнь человека всегда принадлежала ему самому. Авгий — первое известное мне исключение. Никакой выгоды Посейдон от этого не получал, могу поручиться...

— Почему бы тебе не спросить его самого?

— Он не откликается на мой зов. Впрочем, ничего удивительного...

Продолжая размышлять, Геракл сжимает кулак. Драгоценный металл плющится, словно скорлупа змеиного яйца.

— По-моему, я где-то допустил ошибку. И я буду счастлив, если эта ошибка не роковая.

— Я не собираюсь отвечать за ошибки своей жены!

Разгневанный Авгий пнул табурет с такой силой, что одна из ножек сломалась пополам.

— Мой повелитель, но ведь ты был болен, почти лишился разума! — воскликнула царица, со страхом глядя на мужа. Тот наотмашь хлестнул её по лицу.

— Молчать! Я никого не вызывал и платить не буду! Пошёл вон, ублюдок! — отчеканил Авгий и впервые, с вызовом, поглядел в упор на Геракла. Знакомое чёрное пламя Тартара плясало в глубине его глаз: бог смерти был зол и собирался жестоко отплатить своему обидчику за унижение с Алкестой.

Примечание: Авгий, узнав, что Геракл действовал по приказу Эврисфея, не отдал ему условленной платы, что вызвало войну, сначала неудачную для Геракла, так как на помощь к Авгию пришли его племянники Молиониды.

Затем Геракл убил Авгия и его сыновей, захватил дочь Авгия Эпикасту (которая родила Гераклу сына Тестала). Существует также миф о том, что Авгий не был убит Гераклом, вернул своё царство, где после смерти почитался как герой (Paus. V 3, 4; V 4, 1). Несомненна связь мифа об Авгии с культом солнца, о чём свидетельствует как происхождение Авгия (сын Гелиоса), так и значение имени ("сияющий").

Энциклопедия «Мифы народов мира» в 2 томах

Дружеские беседы

(Критский бык)

— И вот тогда Зевс-Тучегонитель своим громозвонным гласом молвил мне благосклонно... слушай, да не тяни ты так! — взмолился Критский бык и упёрся копытами в землю. — У меня уже голова болит!

— У меня сильнее болит! — огрызнулся Геракл и с силой дёрнул быка за рог. Мощные копыта пропахали в земле две глубокие борозды, но дальше дело не пошло: бык стоял как вкопанный.

— Идём!