Призыв мёртвых - Джеймс Барклай

— Или вы гарантируете мне смягчение приговора, или я ничего вам не скажу. Сохраните мне жизнь, и я помогу вам…

После недолгого размышления Джеред едва заметно кивнул.

— Кого ты имел в виду, когда сказал «он»? — спросил казначей.

Зал заполняли мертвецы. Хуран на шаг отступил. Да и кто бы не попятился, увидав такое. А ведь это была главная сила его войск. Сила, которой предстояло пройти победным маршем по обломкам Конкорда, гоня перед собой в ужасе разбегающиеся остатки его армий.

Так, во всяком случае, уверяли Хурана.

Короля Царда уверяли и в том, что эти воины будут нести его знамя и провозглашать его имя без страха и сомнения. Идеальные солдаты, слепо верящие и без раздумий подчиняющиеся. Великая сила, голос которой, пусть пока еще не столь громкий, обещал грозно зазвучать. Понять, какие возможности это сулит, было совсем несложно.

Все так, однако правда состояла в том, что по-настоящему эта сила принадлежала не ему. А человек, который вернул это воинство к управляемому подобию жизни и держал его под контролем, обладал возможностями, находившимися за пределами понимания Хурана. Его привел к королю Томал Юран в качестве подарка своему покровителю, но чем мог обернуться этот дар для Царда?

— Разве это не прекрасно? — спросил Гориан.

— Что? Танец мертвых? — вопросом на вопрос откликнулся Хуран.

Гориан, стоявший рядом с ним, не боялся.

— Несомненно, несокрушимость этой армии придает ей красоту. Она способна маршировать без отдыха, сражаться дни и ночи напролет, не ведая ни страха, ни усталости. Идеал дисциплины и преданности, недостижимый ни для одного из хваленых легионов Конкорда. Никто из этих бойцов не думает о себе, о своей семье — у них нет других целей, кроме назначенных тем, кто посылает их в бой. Это несравненная боевая сила. И если их будет много — они непобедимы.

— Но ведь они дерутся, не ведая ни чести, ни любви. Ни преданности, ни веры. Их не воодушевляет возможность погибнуть, сражаясь за своего короля. Верность — вот стержень любой армии, без которого она ничто.

— Ты находишься в плену устаревших суеверий, мой король, — коротко рассмеялся Гориан. — Нет ничего слаще второго шанса. И ничего хуже страха этот шанс упустить. Мы обладаем всей полнотой власти над каждым из этих мертвых людей. Они сделают для нас все. Разве это не верность?

Хуран поежился. День снаружи был теплым, но здесь, глубоко в сердце его замка, сохранялся холод. Он неотрывно смотрел на мертвых, стараясь подавить в себе отвращение. Король не мог отделаться от навязчивого ощущения неправильности происходящего… Очевидное восхищение Гориана делом своих рук лишь усугубляло это чувство.

Мертвые сами пребывали в растерянности. Здесь, в преддверии погребения, собралась примерно дюжина неупокоенных. Судя по всему, они воспринимали окружающий мир, что-то понимали, но, будучи целиком подчинены чужой воле, хранили полное молчание. Среди них было несколько мальчишек, умерших накануне от оспы, мужчина, которого подвело сердце, парень со свисавшей на грудь головой, повешенный за кражу домашнего скота, и молодая женщина, скончавшаяся при родах.

Все они прошли через агонию, через ужас перехода от жизни к смерти, а теперь вдруг оказались пробужденными. Хурану было любопытно, не воспринимают ли они свое нынешнее существование как загробную жизнь. Вообще-то, по большому счету это и есть своего рода загробная жизнь, правда, такая, о какой не говорилось в писаниях и учениях всех известных королю религий. В этом посмертии не было никакой славы, никакого блаженства и, уж конечно, никакого покоя. Гориан вдохнул в мертвецов новую жизнь, поддерживаемую силой, которая черпалась из земли под их ногами и передавалась от одного к другому. Гориан говорил что-то о «цепи», о «токах» — Хуран не понимал, да и едва ли это имело значение. Достаточно вещественного доказательства правоты колдуна — этих людей с пустыми глазами, в той самой одежде, в которой они умерли.

И все же Хурану приходилось отгонять навязчивую мысль о каком-то изощренном обмане. И это при том, что он лично убедился в смерти каждого. Видел их безжизненные, холодные на ощупь тела, удостоверился в отсутствии пульса. Все они не дышали — а теперь дышали!

В следующее мгновение мертвецы рухнули наземь и застыли недвижно. Хуран перевел взгляд на Гориана. Восходящий нахмурился.

— Что случилось? — спросил король, стараясь не выдать облегчения от того, что ожившие мертвецы вновь стали обыкновенными трупами.

— Это новые способности и лишь начало пути, — сказал Гориан. — Я их уже испытывал, правда, опытов было всего несколько и они никогда не ставились сразу на многих людях. Но это действует. А как улучшить результат, я знаю. Однако чтобы сделать армию сокрушительной, мне не обойтись без помощи.

— Чьей помощи? Откуда?

Гориан улыбнулся.

— Твоей помощи, разумеется. Просто подготовь страну к войне, направь свои армии туда, куда мы договорились, и предоставь все мне. Я вернусь быстро, ты и глазом моргнуть не успеешь.

Хуран посмотрел на Гориана. Интересный малый — молодой, ему всего двадцать пять лет, но властный и исполненный уверенности в своей силе. И выглядит отменно: рослый, величавый, его светлые кудрявые локоны вскружили головы всем женщинам при дворе. Ни дать ни взять, один из героев Конкорда. Вдобавок еще и облаченный в тогу, одеяние, которое Хуран находил дурацким, а вот Гориан любил и настаивал, чтобы для него шили именно такое. Гориану нравились подобные игры, хотя эта была уж особенно мелочной. Конечно, большинство людей не решались противоречить желаниям Гориана Вестфаллена. Но он, Хуран, к большинству не относился.

— Нет уж, Гориан. Ты все время будешь у меня на виду. Своих людей я поведу сам, а ты последуешь за мной.

— Как тебе будет угодно, мой король.

ГЛАВА 2

859-й Божественный цикл, 20-й день от вершины дуса

Энергетическая карта выглядела нездоровой. Течение венозной крови разносило серые крапинки по организму, внедряя их в жизненно важные органы. Оссакер ощущал силу инфекции как некий жар, омывающий его лицо. Мальчика, за которым он ухаживал, терзала жестокая лихорадка, и он пребывал на грани сознания. Тело его покрывала испарина, хотя снаружи дул студеный ветер и в маленьком домишке, где лежал больной, было совсем не жарко. Оссакер провел руками вдоль груди, к желудку ребенка и невольно вздрогнул — настолько удручающей оказалась картина энергетических следов, считанная его сознанием. Судя по ней, печень и почки больного работали на пределе и должны очень скоро отказать. Жить ему оставалось совсем немного.

В моразийский порт Окиро его и Ардуция привели упорные слухи о якобы живущих здесь и в окрестных деревнях людях с задатками Восходящих, но, как нарочно, они явились сюда в разгар эпидемии, сильнее всего поразившей квартал бедняков, примыкавший к гавани. Вроде у них что-то случилось с водой — так объяснил Ардуций. Сейчас он на пару с местным, еще неопытным Хранителем Земли, с которым познакомился накануне, как раз и пытался выявить источник заразы, в то время как Оссакер занялся последствиями ее распространения. Люди сильные и здоровые могли бороться с недугом, но слабых, главным образом стариков и детей, он сотнями возвращал в объятия Бога.

— Ты можешь спасти его?

Оссакер обернулся к дверному проему, где стояла мать мальчика. Изначально гармоничную ауру молодой женщины сейчас искажали страх и тревога. Голос ее дрожал, жизненные линии рябили. Она осязаемо излучала волны испуга, причем к боязни за сына добавлялся трепет перед самим Оссакером. Только отчаяние заставило мать преодолеть недоверие и разрешить ему попробовать вылечить сына. Все та же история с Восхождением, повторявшаяся вновь и вновь.

Под взглядом Оссакера женщина поежилась — опять все та же привычная реакция. Такое уж впечатление всегда производили его глаза, ничего не видевшие, но все ощущавшие, способные проникать сквозь кожу и кости и распознавать суть вещей.

— Если ты позволишь, то смогу.

Теперь потоки ее жизненной энергии ярко пульсировали надеждой и облегчением.

— Все, что угодно, — взмолилась она. — Пожалуйста!

Женщина потянулась, чтобы коснуться Оссакера, но в последний момент остановилась. Он знал, что она увидела. Вообще-то во многих отношениях Восходящий выглядел обычно — аккуратная, короткая стрижка, дружелюбное лицо, измученное неотступными заботами, и легкая улыбка. Но от менявшегося цвета его незрячих глаз и знания, кто он такой, деваться было некуда.

— Все в порядке, — кивнул Оссакер. — Я все понимаю. Доверься мне. Ничего не бойся, что бы ты ни увидела. Я не причиню ему вреда.

Он снова повернулся к мальчику, положил руку ему на лоб, вбирая в себя жар и испарину, и полностью сосредоточился на лежащем перед ним, пожираемом хворью теле.