Умереть в день рождения - Елена Руденко

— Я ничего не знаю, — сказала дама. — Я проспала до завтрака. Меня разбудили и сообщили эту печальную новость.

— А вы, мсье, — обратился Робеспьер к ее сыну.

— Он тоже ничего не знает, — отрезала мадам Пребуа. — Я бы посоветовала вам заняться мсье Гравье и мадам де Ноэль.

— Почему вы их подозреваете?

— Мадам Ноэль, наверное, хотела соблазнить ее сынка, — шепнула Мадлен на ухо судье и хихикнула.

Мадам Пребуа услышала эти слова.

— Ничего в этом смешного нет! — сказала она сурово. — Это дама непристойного поведения. Я не хочу, чтобы мой сын попал в сети развратницы кузины.

Мадлен де Ренар с трудом сдержалась, чтобы не расхохотаться.

— Этой женщине нужны были деньги, она ведь промотала состояние покойного мужа. Она могла убить бедняжку Софи из–за наследства, — пояснила мадам Пребуа. — А что касается мсье Гравье, то у него последнее время ветер в кармане. Он циник и считает, что все средства хороши для достижения цели. Вот что удумал негодяй! Да за такие идеи сразу же колесовать надо!

— Мадам, на него, наверное, повлияло учение Макиавелли, — попытался вступиться за Гравье Робеспьер.

— Выходит, они сообщники, — проворчала пожилая дама. — На мести полиции я бы давно арестовала этого Макиавелли, но эти олухи, наверное, ни о чем не догадываются.

Робеспьер не стал уточнять, что Макиавелли уже давно умер.

— И обратите внимание на Жака Линдона, жениха мадмуазель Оже, — продолжала Пребуа.

— Хм, странно, мсье Оже мне ничего о нем не рассказывал, — удивился судья.

— Он уверен, что этот человек тут не при чем. Ох, Оже доверчив, как ребенок, считает Линдона своим другом. Но мотив у этого типа был. Софи завещала Линдону половину своего состояния. Наверное, это он ее надоумил. Сама бы эта простушка ни за что не догадалась. К тому же этот юноша живет по соседству, вон в тот доме. Его двор и двор Оже отделяет калиточка, через которую он мог войти в любой момент.

Судья поблагодарил Пребуа за беседу и удалился, увлекая за собой Мадлен. Красотка, наконец, смогла вволю посмеяться.

— Мадам боится, что ее сына лишат невинности! Вот умора! — заливалась Ренар. — А он ведет себя, как стыдливая девушка! Вы видели, как он боялся даже взглянуть на меня?

Робеспьеру было не до смеха. Он понимал, что от мадам Пребуа и ее сына будет трудно что–либо узнать.

— Тем не менее, дорогая Мадлен, — сказал судья, — они могут быть убийцами.

— Даже сынок?

— Да, вполне возможно. Он полностью зависит от матушки, вероятно, ему хочется свободы. А после смерти кузины он получает деньги и может через какое–то время начать самостоятельную жизнь. Хотя, от такой матушки освободиться трудно.

— Это точно!

Следующим собеседником стал мсье Гравье. Он держался спокойно и невозмутимо, не пытаясь прикрыться нахальством и ложной храбростью.

— Я знаю, что вы считаете меня убийцей, — сказал он уныло. — Я беспринципный человек, который нуждался в деньгах. Со смертью малышки Софи мои финансовые проблемы решены.

— Извините, мсье, но я пока ничего не считаю, — сказал Робеспьер. — Я хочу всего лишь задать вам несколько вопросов.

— Задавайте, — согласился подозреваемый.

— Вы выходили в сад в то утро?

— Нет, я пришел только к завтраку.

— Понятно… Видели кого–нибудь в саду из окна вашей комнаты?

— Нет, я не имею привычки глазеть в окно.

— Расскажите, пожалуйста, о родственниках мадмуазель Софи.

Гравье с готовностью высказал свое мнение об этих людях. Добавив, что все они такие же подозреваемые, как и он сам.

— А с мсье Линдоном вы знакомы? — поинтересовался Робеспьер.

— Я его плохо знаю, он мне не нравится. Впрочем, мне никто не нравится… Вы, кстати, тоже вызываете у меня отвращение, терпеть не могу педантов! И ваша дама не будит во мне теплых чувств…

— Это еще почему!? — обиделась Мадлен. — Я всем нравлюсь!

Она кокетливо поправила кружева на плечике.

— В том то и дело, мне никогда не нравилось то, что нравится всем, — пояснил Гравье. — Меня тошнит от смазливых физиономий.

— А-а! Вам нравятся дурнушки, — решила Ренар. — Хм… вы гурман.

Даниэль не ответил.

— Вы думаете, что я злой человек? — спросил он судью.

— Нет, я думаю, что вы очень несчастный человек. Вы так ненавидите этот мир и людей, что жить для вас — пытка!.. Вас можно только пожалеть. Все вам кажется низким и пошлым, вы не умеете радоваться жизни… Хорошо, к делу… Мне бы хотелось услышать ваше мнение о мсье Линдоне. Я догадываюсь, что ваши доводы будут нелестны, но мне бы хотелось их послушать.

— Он посредственность. Внешность у него ординарная, мышление тоже. Выглядит таким порядочным и благородным, что смотреть противно. Подружился когда–то с мсье Оже. Софи Линдону очень понравилась, и он решил жениться на ней. Любил он ее или нет, я не знаю. Со стороны Линдон выглядел влюбленным, но многие люди умеют изображать чувства.

— Хм… как он повел себя, когда узнал о гибели невесты?

— Побледнел как мел. Старался не разрыдаться. Это, конечно, могло быть актерством.

— Как вы думаете, он мог убить мадмуазель Софи?

— Вполне. Ради денег люди готовы на все.

— Ужасный тип, — сказала Мадлен, когда они покинули Гравье. — Он ведет себя, как старый дед! Почему он такой злой?

— Не знаю. Скорее всего, он не смог оправиться от какой–то жизненной драмы… Не стал же он мизантропом с рождения.

Мадлен невзлюбила мадам де Ноэль с первого взгляда. Кокетство, с которым Жанин отвечала на вопросы, показалось ей отвратительным, и красотка стала опасаться, как бы эта ведьма не увела у нее любовника. Конечно, Робеспьер не обладал красивой внешностью и шармом, но он был судья. А многие дамы не безразличны к людям, занимающим подобный пост.

— Никуда я утром не выходила, — сказала Ноэль. — Я даже к завтраку не вставала. У меня привычка спать до одиннадцати.

Говорила она медленно, с придыханием, чем вызвала у Ренар еще большее отвращение.

— Вы собирались надолго остаться в этом доме?

— Да, на какое–то время. У меня было туго с деньгами… хотя, вряд ли бы Каролин позволила. Она слишком ревнива. Но теперь уже все равно, после смерти бедняжки Софи…

Ноэль поняла, что сболтнула лишнее, и замолчала.

— Вы получили от ее смерти хорошую выгоду, — зло буркнула Мадлен.

— Ах, — мадам Ноэль изобразила на своем лице гримасу страдания. — Неужели вы меня подозреваете? Меня?

— Да, вас! — кивнула Мадлен.

— Это правда? — дама обратилась к Робеспьеру, обиженно надув губки.

— Да, мадам, все находятся под подозрением. Как ни печально, вы не исключение, — ответил он. — Простите…

— Ох, какие вы, судьи, недоверчивые!

— Да, мадам, должность обязывает. А вы хорошо знакомы с вашими родственниками?

— Нет, не очень. Но имею кое–какое представление о них.

Мадам высказала свое мнение о родственниках — далеко не лестное.

— А чету Оже вы хорошо знаете?

— Ну… Луи Оже мягкий доверчивый человек, любит свою жену, был привязан к сироте племяннице…

— Совсем как мой дядя, — вздохнула Мадлен, хотя ее дядюшку мягким и доверчивым назвать было нельзя.

— Он так трогательно заботился о Софи, — продолжала Ноэль. — Мне Луи всегда нравился, жаль, что ему не повезло с женой. Каролин слишком ревнива, она постоянно терзает его своими подозрениями. Я ее знала еще до замужества, она думала, что все должны обожать только ее, и злилась, когда в центре внимания оказывалась другая женщина. Но, несмотря на эти недостатки, у нее доброе сердце, она любила бедняжку Софи, смерть девушки стала для нее ударом. Каролин потеряла сознание, когда увидела эту картину…

На этом, к великой радости Мадлен, допрос завершился.

— Отвратительная дама! — сказала красотка. — Вся напудренная с головы до пят! Особенно мне не нравится пудра на волосах. Она придает какой–то седой оттенок, и женщина становится похожа на старуху. Я никогда не пудрюсь. Ведь у меня и так красивый цвет волос?

— Очень, — искренне ответил Робеспьер.

Кроме подозреваемых господ Робеспьер решил поговорить со слугами. Из них только одна камеристка могла рассказать что–то толковое. Мадмуазель Кремер описала то утро, когда была убита Софи, и согласилась поподробнее рассказать о хозяевах этого дома.

— Мсье Оже и мадам Оже очень любили девушку, — начала она. — Временами даже баловали ее… Софи была очень нежным и болезненным ребенком. Часто болела. Господа всегда ухаживали за ней, по очереди дежурили у ее постели, подносили лекарства.

— А давно вы служите в этом доме?

— Да, десять лет. Я пришла сюда, когда мсье был еще холост…

Она с большим трудом попыталась сдержать тяжкий вздох.

— Через три года он женился… Мадам очень привязалась к девушке.