Грандиозная дзэн-буддистская свадьба - Чарлз Буковски

Я умолк. Я и вправду гордился своим маленьким ларчиком. Я искал подарок часами. Я едва не сошел с ума. Потом я увидел его на полке, в полном одиночестве. Потрогал снаружи, перевернул вверх дном, потом заглянул внутрь. Цена была немалая, ноя платил за тонкую, безупречную работу. Дерево. Маленькие петельки. Всё прочее. Одновременно мне был нужен пульверизатор с я дом от муравьев. В глубине магазина я отыскал "Черный флаг". Муравьи соорудили над моей входной дверью гнездо. Я понес покупки к прилавку. Там была девчушка, я выложил товар перед ней. Я показал на гробик.

- Знаете, что это такое ?

- Что ?

- Это гроб !

Я открыл его и показал её.

- От этих муравьев я скоро рехнусь. Знаете, что я намерен сделать ?

- Что ?

- Я намерен убить всех муравьев, положить их в этот гроб и похоронить !

Она рассмеялась.

- Вы скрасили мне весь день.

Молодым нынче палец в рот не клади, их поколению не найдется равных. Я расплатился и вышел из магазина.

Но там, на свадьбе, никто не смеялся. Их осчастливила бы перевязанная красной ленточкой скороварка. Да и то вряд ли.

В конце концов самым доброжелательным из всех оказался богатей Харви. Может быть, потому, что доброжелательность была ему по карману ? Потом мне вспомнилось кое-что из моих публичных чтений, кое-что из древних китайцев:

"Кем бы ты хотел стать, богачом или художником ?"

"Богачом, потому что художник, похоже, вечно сидит на крылечке у богача." Я приложился к бутылке, и мне стало на все наплевать. Так или иначе, все как-то незаметно кончилось. Я очутился на задней сиденье своей машины, Холлис вновь сидела за рулем. Роева борода опять развевалась и лезла мне прямо в лицо. Я приложился к бутылке.

- Слушайте, вы что, выбросили мою шкатулочку ? Вы же знаете, как я люблю вас обоих ! Зачем вы выбросили мой гробик ?

- Смотри, Буковски ! Вот он ,твой гробик !

Рой поднес его мне поближе, показал его мне.

- Ага, чудненько !

- Хочешь забрать его назад ?

- Нет ! Нет ! Это мой подарок вам ! Единственный ваш подарок ! Храните его ! Прошу вас !

- Хорошо. Остаток пути мы проделали в полном молчании. Я жил в выходившем на улицу дворе неподалеку от Голливуда (естественно.) Стоянка была тесная. Им с трудом удалось найти место примерно в полуквартале от моего дома. Они поставили машину, отдали мне ключи. Потом я увидел, как они переходят улицу, направляясь к своей машине. Я посмотрел на них, повернулся, чтобы пойти в сторону дома, и, все еще глядя на них и сжимая в руке бутылку с остатками взятого у Харви виски, я зацепился башмаком за брючный отворот и упал. Когда я падал на спину, инстинкт подсказал мне, что первым делом надо спасать остатки чудесного виски, не дать бутылке разбиться об цемент (мамаша с ребёнком), и , падая, я попытался удариться плечами, подняв повыше голову и бутылку. Бутылку я спас, но грохнулся затылком о тротуар - ШМЯК !

Они оба стояли и смотрели, как я падаю. Я был оглушен почти до потери сознания и все-таки сумел крикнуть им через улицу:

-Рой ! Холлис ! Проводите меня до дома, прошу вас, я сильно ушибся !

Они постояли немного, глядя на меня. Потом они сели в машину, завели мотор, откинулись на спинку сиденья, и преспокойненько тронулись в путь.

Со мной рассчитались сполна, но за что ? За гробик ? Что бы это ни было - вождение моей машины, я сам в роли шута и(или) шафера, - к дальнейшему употреблению я был не годен. Род человеческий я всё же считал омерзительным. Но что делало его особенно мерзким - так это болезнь внутрисемейных уз, в том числе и брак, подмена силы и взаимопомощи, болезнь, которой, точно накожной язве, проказе, подвержены все: сначала ближайший сосед, потом ближайший квартал, район, город, округ, штат, вся страна... каждый в своей ячейке хватается за задницу ближнего, пытаясь выжить в атмосфере животного страха и тупости.

Да, своё я получил сполна, я понял это, когда они бросили меня там, не вняв моей мольбе.

Ещё пять минут, подумал я. Если никто не помешает мне полежать здесь ещё пять минут, я встану и доберусь до дома, я попаду домой. Я оказался самым последним изгоем. Билли Кид в подметки мне не годился. Ещё пять минут. Дайте мне только добраться до моей пещеры. Еслт они ещё хоть раз позовут меня на своё торжество, я сообщу им, куда его стоит засунуть. Пять минут. Это всё, что мне нужно.

Мимо шли две женщины. Они обернулись и посмотрели на меня.

- Ой, смотри. Что с ним ?

- Он пьян.

- А может, болен ?

- Да нет, смотри, как он вцепился в бутылку. Точно это ребёнок.

А, чёрт ! Я принялся на них орать.

- Я вам мочалки-то отсосу ! Насухо отсосу обе ваши мочалки, суки вы старые ! Обе вбежали в многоэтажный стеклянный дом. Скрылись за стеклянной дверью. А я лежал на улице не в силах подняться - лучший шафер на чьей-то свадьбе. Мне надо было лишь добраться до дома - одолеть тридцать ярдов, так же мало, как три миллиона световых лет. Тридцать ярдов до арендованной парадной двери. Ещё две минуты, и я сумел бы встать. Каждая новая попыткамподняться придавала мне силы. Любому старому пьянчуге это всегда удается, надо лишь дать ему время. Ещё одна минута. Я вполне мог бы встать. И тут появились они. Частица бессмысленной мировой семейной структуры. Безумцы, едва ли задающие себе вопрос о том, что именно заставляет их поступать так, как они поступают. Подъехав, они оставили гореть свой удвоенной яркости красный свет. Они вышли из машины. У одного был карминный фонарик.

- Буковски, - сказал тот, с фонариком, - похоже, ты вечно напрашиваешься на неприятности, а ?

Он откуда-то знал мою фамилию, я ему уже попадался.

- Послушайте, - сказал я, - я просто споткнулся. Ударился головой. Я никогда не теряю рассудка и способности связно говорить. Я не опасен. Может, проводите меня домой, ребята ? Это в тридцати ярдах отсюда. Дайте мне только рухнуть в кровать и проспаться. Право же, вам не кажется, что это был бы поистине благородный поступок ?

- Сэр, две дамы сообщили, что вы пытались их изнасиловать.

- Господа, я никогда не сделал бы попытки изнасиловать сразу двух дам.

Один полицейский всё время светил мне в лицо своим идиотским фонариком.

Это вселяло в него колоссальное чувство превосходства.

- Всего тридцать ярдов до свободы. Ну как вы не поймёте !

- Ты самый уморительный клоун в городе, Буковски. Только найди себе оправдание посерьёзней.

- Ну что ж... давайте подумаем... то, что лежит перед вами, развалившись на мостовой, является конечным продуктом свадьбы, дзэнской свадьбы.

- Ты хочешь сказать, что нашлась женщина, которая и вправду пыталась выйти за тебя замуж ?

- Да не за меня, засранец...

Полицейский с фонариком нагнулся и врезал мне фонариком по носу.

- Мы требуем уважения к представителям закона.

- Извините, я на минутку забылся.

Кровь стекала по шее и капала на рубашку. Я очень устал - от всего на свете.

- Буковски, - спросил тот, который только что употребил фонарик, почему ты всё время напрашиваешься на неприятности ?

- Забудьте весь этот бред, - сказал я, - Везите меня в тюрьму.

Они защёлкнули наручники и швырнули меня на заднее сиденье. Всё та же грустная старая история.

Ехали они медленно, болтая о всевозможных лишённых смысла вещах - к примеру о том, как бы расширить веранду или бассейн, или о дополнительной комнате в глубине дома для бабушки. А потом дело дошло до спорта - они ведь были настоящими мужчинами, - у "Доджеров" оставались шансы, даже при том, что на первое место претендовали ещё две или три команды. Все та же семейственность: если выигрывали "Доджеры", выигрывали и они. Но стоит умирающему с голоду попросить у них монетку - ага, нет документов, вали отсюда, недоносок. То есть это когда они в штатском. Ещё ни один умирающий с голоду никогда не просил монетку у полицейского. Наша репутация безупречна.

Потом меня запустили в обычную мясорубку. После того, как я был в тридцати ярдах от дома. После тог, как я был единственным живым человеком в доме, где собралось пятьдесят девять гостей.

И вот я вновь очутился в этой особой длинной очереди из людей, в чем-нибудь да виновных. Те, кто были помоложе, знать не знали, что их ждёт. Они впутались в тёмное дело, называемое КОНСТИТУЦИЕЙ и их основными ПРАВАМИ. Молодые полицейские, как в городской каталажке для пьяных, так и в окружной, проходили обучение на алкашах. Они должны были демонстрировать свои успехи. Пока я смотрел, они посалили одного малого в лифт и принялись возить его вверх и вниз, вверх и вниз, а когда он оттуда выбрался, уже едва ли можно было понять, кто он такой, да кем он был прежде - чернокожим, что-то орущим о правах человека. Потом они принялись за белого, крикнувшего что-то о КОНСТИТУЦИОННЫХ ПРАВАХ; на него набросились четверо или пятеро, они так крепко его отделали, что он был не в силах ходить, и, когда его приволокли назад, его попросту прислонили к стене, он стоял, а его трясло, все тело было исполосовано багровыми рубцами, он стоял, и дрожал крупной дрожью.