Крылья - Екатерина Кузьменко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Встань ровно, не вертись. Мне нужно внимательно посмотреть.
– Пффф, как же ты долго…
– Слушай, я правда вижу «красное пятно». Но если ты хочешь, чтобы я еще и сказал тебе, что это, то прошу тебя, дай мне поработать.
На белоснежной спине Ангела была припухлость. Пока он не мог точно определить причину…
– Давно это у тебя?
– Болеть только сегодня начало, когда пошла в душ… А так не знаю, я же не видела.
– Ну думаю, я бы заметил, если что… Я ведь твою обнаженную спину вижу чаще тебя, наверное…
– Хах, ты попытался сострить. Опять эти твои намеки!
– Нет, я серьезно. Думаю, я бы увидел. Так что появилось это совсем недавно.
– Ты главное скажи – это может быть рак?
– Что?? Да кто тебе такое в голову вбил, родная? Так ты поэтому такая, да? Глупости, Ангел мой, глупости, поверь мне, – он развернул ее к себе лицом и крепко сжал ее плечи, заставляя смотреть прямо ему в глаза. – Поверь мне, тут ничего такого нет. И вид не тот, и слишком быстро появилось… Тут что-то другое, и наверняка, совсем незначительное. Вообще похоже просто на воспаление… – Он снова развернул ее спиной к себе. – Думаю, ночью кто-то укусил. Ты же знаешь, какие у нас теперь стали ядовитые комары.
– Да, но оно же не чешется. Оно болит.
– Тогда может, нарыв. Не бойся, через пару дней я тебе точно скажу, что это, а пока подождем и посмотрим, как оно себя проявит. Но я уверен, что ничего страшного тут нет. Через эти пару дней все, скорее всего, уже и само собой пройдет.
– Ну ладно… Раз ты так считаешь, то все нормально. – Она казалась успокоившейся, когда натягивала футболку обратно, но глаза все равно были какими-то грустными. – Будешь ужинать?
– Конечно.
3
Она снова не могла уснуть. Стоило лишь сомкнуть глаза, как перед ней представала темнота, черная пропасть хотела проглотить ее без остатка, а она все падала и падала прямо в пасть этому чудовищу, и ничто не могло остановить или хотя бы просто замедлить ее полет. Хотя какой там полет… Полет – это когда ты поднимаешься, паришь, имеешь крылья, можешь ими взмахнуть… Но у нее здесь не было крыльев, и она лишь падала и падала, а скорость все росла и росла… И раз за разом она открывала глаза, потому что не хотела видеть, что ждет ее на дне пропасти, не хотела чувствовать удара о жесткое, усыпанное острыми камнями дно, не хотела знать, откуда она падает и кто ее столкнул…
Она открывала глаза и видела Медведя, мирно посапывающего рядом с ней, так близко, что не то что руку протянуть – просто шевельнуть пальцами было бы достаточно, чтобы прикоснуться к нему и убедиться в его реальности. Но она этого не делала. Она просто лежала и смотрела на него, боясь разбудить, боясь спугнуть, боясь, что он исчезнет, если она попытается проверить, настоящий ли он. Поэтому она просто смотрела на него. Да и потом, было гораздо приятней смотреть на Любимого, чем в глотку Черноте, распахивающей челюсти ей навстречу каждую ночь.
К тому же после каждого такого сна спина болела все сильнее, боль отдавала в правое плечо. За последние несколько дней ей стало сложно даже поднимать руку – настолько неприятные ощущения вызывало самое незначительное движение. Так что теперь она держала вилку или зубную щетку в левой руке, а от рисования и вовсе пришлось отказаться…
Но у нее не было другого занятия, поэтому она проводила дни, сидя у окна.
Она смотрела на небо.
Легкие белые занавески иногда колыхались от ветерка, прорывающегося сквозь стены жары, они словно дышали, а она сквозь них глядела в синеву… И тогда ей казалось, что она летит. Что вокруг нее – только небо и белые дышащие облака. Кресло под ней полностью растворялось, потому что она забывала про него. Его обратная материализация каждый раз поражала ее, когда Ангел пробуждалась от полудремы, чтобы приготовить обед, слегка убрать квартиру или же просто сходить в туалет. Ее стали раздражать такие бытовые мелочи. И не потому, что ей было отчаянно скучно. Точнее, не только поэтому… Просто ей было больно двигаться, и, к тому же, она не хотела отрываться от Неба. Глядя в него, она совсем не чувствовала боли, ее окружали только свобода и легкость.
Глядя в него, она забывала свои сны. Небо полностью вытесняло из нее Пропасть.
Но ночь каждый раз приходила снова, а с ней возвращалось и Падение.
И каждый раз после него она чувствовала себя разбитой. Особенно с правой стороны.
Завтра ее ждет важный день… Возможно, завтра она все наконец выяснит – Медведь повезет ее в клинику на полноценное обследование. Теперь и он уверился в серьезности происходящего с ней. А потому ей нужно уснуть, чтобы набраться сил.
Она закрыла глаза.
И Падение вновь началось.
4
Медведь проснулся от чьих-то приглушенных всхлипываний. Сперва он не понял, откуда исходит звук. Единственным плачущим существом в их квартире могла оказаться Ангел (чтобы он плакал – да ни за что!), но ее не было в постели рядом с ним. Медведь потер рукой глаза и осмотрелся – да, подушка смята, простыня с ее стороны кровати сбита, будто бедняжка всю ночь с кем-то боролась, но Ангела на месте нет. Он приложил ладонь с отпечатку, оставленному ее телом в гнезде простыней – холодные… Ее уже давно нет на месте… И тут он увидел, как прямо перед ним, за спинкой в ногах кровати, мелькнула знакомая взъерошенная макушка. Медведь переполз ближе к тому краю и свесил голову вниз. Ангел сидела на ковре, обняв колени и прижавшись спиной к деревянному изножью.
– Родная моя, что случилось?
– Н-н-н-ичего, оставь меня в покооо-о-е…
Теперь, не боясь его разбудить, а отчасти, вероятно, и стыдясь того, что он стал свидетелем ее горя, Ангел плакала совсем как ребенок, некрасиво размазывая слезы и сопли по всему лицу, безудержно и потерянно, постанывая и задыхаясь, словно случилось что-то равнозначное концу света и ничего больше нельзя исправить, и никого больше нельзя спасти…
– Эй… – он осторожно протянул руку и тронул ее за левое плечо, – Ангел мой, ну успокойся… Я понимаю, поверь мне, прекрасно понимаю, каково тебе сейчас. Знаю, что тебе больно и страшно, но поверь – пожалуйста, поверь мне, сегодня мы точно выясним, что с тобой не так, я все сделаю, чтобы найти способ помочь тебе….
Все эти аргументы он приводил сотни раз за последние три дня, но вот только в них не то что Ангел – он и сам уже не верил. Опухоль на ее спине все росла и росла, буквально на глазах, и у него, при всем врачебном опыте, не осталось больше никаких предположений о ее происхождении…
Сегодня им предстояло УЗИ и, может быть, рентген. А может быть, и биопсия… Он боялся даже предполагать, что потребуется сделать, чтобы разобраться… Но точно знал, что сделает все, чтобы спасти ее. А договориться в больнице он всегда сможет. Конечно, он даже не глава отделения, да и еще не так много лет в этой клинике проработал… Но ради нее он все сделает. Будет умолять, подкупать, отрабатывать ночные смены – что угодно…
Однако сейчас он совершенно ничего не мог сделать, чтобы просто успокоить ее. И это бессилие мучило его, уничтожало, растирало в пыль, изводило сильнее, чем сам вид ее слез…
Казалось, прошла целая вечность, пока он собирался с духом для новой попытки:
– Родная, солнышко мое, ну пожалуйста, успокойся… Давай, поднимайся, – он уже встал с кровати и теперь пытался оторвать ее от пола. – Давай же, нам пора собираться, иначе мы сегодня вообще никуда не попадем, а нам ведь это не нужно, верно? Нам наоборот нужно как можно скорее поехать в клинику…
Последнее слово вызвало новый поток слез и завываний, начавшая было вставать Ангел снова рухнула на пол и сжалась в комочек, пряча от него и всего мира мокрое лицо.
– Любимая, ну давай…
– Н-н-е-е-е-е-е-ет….
– Да что же такое! – впервые за эти дни он перешел на крик. – Я не представляю уже, что мне делать! В больницу ехать ты отказываешься, то есть, помочь тебе не разрешаешь, а как утешить тебя, я просто не имею больше ни малейшего понятия!
Она испугалась его. Он редко кричал, особенно на нее… Плач слегка утих, но плечи все еще содрогались, а ее лица все еще не было видно за завесой всклокоченных темных волос. Вот только он чувствовал, что всем своим существом она только что отвернулась от него. Медведю стало стыдно.
– Прости, ну прости меня… – Он опустился на ковер рядом с ней. Теперь оба сидели лицом к окну, но она смотрела в пол, а он – в потолок.
Долгое время они молчали. Это было даже приятно – молчать вместе. Тишина лучше любого разговора способствовала примирению. Чем наговорить лишнего и ранящего, лучше просто сесть рядом и помолчать. И постепенно все встанет на свои места, сердца успокоятся, гнев уйдет, боль отпустит. И снова сидящий рядом человек будет для тебя самым родным и близким, самым дорогим и хрупким, которому ты ни за что на свете не причинишь боль.
