Диверсия не состоялась - Дмитрий Репухов

- Ладно, - кивнул я, открывая дверь.

Дядя Костя, примостившись у окна, прилаживал черенок к лопате. Он равнодушно посмотрел на нас и, пошевелив пшеничным усом, спросил:

- Из группы самозащиты?

- Да. Пришли получить оружие.

- Ну раз такое дело, получайте: две лопаты и одни трех-рожковые вилы, четыре ведра. Пока - все!

- А наган? - растерянно спросил я.

- Ишь чего захотел! Боевого оружия у меня нет. Оно все вон там, - завхоз кивком головы показал в ту сторону, где должен был находиться фронт.

Новая необычная жизнь не казалась нам суровой. Мы даже были довольны. После завтрака бежали купаться на озеро, потом в красном уголке пели боевые песни. После полудня слушали радио, а вечером выпускали свою пионерскую «молнию». И конечно, наперебой обсуждали положение на фронтах. «Драпают фашисты!» - слышались радостные восклицания со всех сторон. Нам казалось, что Гитлер вот-вот испустит дух. Еще бы - прошло только три дня войны, а сбито уже семьсот пятьдесят пять самолетов противника. Здорово! Красная Армия громит остатки фашистских войск.

Мне не терпелось трахнуть какого-нибудь фрица по рогатой башке. Вот только где его взять? В пионерский лагерь немцы на самолетах не залетают, и о диверсантах пока не слыхать. И еще на фронт не берут. Всыпал бы я этим фрицам по первое число.

Но однажды и у нас в лагере завыла сирена. Тревожный голос из репродуктора оповестил:

- Воздушная тревога! Воздушная тревога! Внимание! Дежурным звеньям подняться на чердак! Повторяю еще раз…

Я медленно поднялся вверх по лесенке на чердак. Душный пыльный воздух щипал горло, резал глаза. Я дотянулся до слухового окна и посмотрел в серую вечернюю мглу. Где-то далеко с глухим вздохом зенитные снаряды рвали небо, и тогда вспышки бледным светом на миг озаряли его темный полог. Вот послышался слабый гул моторов. С каждой минутой он нарастал.

- Чем же тушить зажигалки? - обеспокоенно шумели мы.

- Берите их за хвостики и кидайте во двор! - подбадривал нас пионервожатый.

- Ложись! - вдруг крикнул Николай Иванович.

Послышались глухие раскаты. Пол чердака задрожал. Когда я поднял голову, то увидел яркое пламя у берега озера. Горела старая мельница. Я впервые почувствовал беду, которая повисла не только надо мной, но и над всем, что окружало меня.

…Тревожные дни с необыкновенной быстротой обрастали потоком новых событий.

После выступления по радио товарища Сталина мы собрались в красном уголке. Сначала пропели новую песню «Священная война». Затем выступил пионервожатый.

Он сказал, что в форме милиционеров и командиров Красной Армии гитлеровцы проникают в наши ряды, убивают мирных советских людей, травят ядом питьевые колодцы, взрывают мосты.

- Ваша задача, ребята, - немедленно сообщать о подозрительных лицах в пионерский штаб самообороны.

- А как их распознать-то? Фашистов? - спросил я. Послышались насмешливые голоса:

- Не знаешь, что ль? По рогатой башке.

- В кино, небось, не раз видал! Пионервожатый поправил ребят:

- Дима Репухов правильно задал вопрос. Действительно, врага распознать не так просто. Ведь фашисты переодеваются в нашу советскую одежду… Человек, который спрашивает: где проходит шоссе, или как пройти в деревню, или название какого-нибудь населенного пункта, невольно вызывает подозрение.

На следующий день, сразу после завтрака, мы с Женей вышли в «секрет». Мы тихонечко сидели в ольховнике и охраняли питьевой колодец. У нас было и «оружие»: у меня - вилы, у Женьки - лопата.

У колодца раскинулось небольшое озерцо студеной воды. Со дна его били ключи, и вода все время булькала. Листья на кустах шелестели от ветра. А нам с Женькой иногда казалось, что это на краю болота, в кустах и камышах, кто-то шевелится. Болото от родника тянулось до самого леса, что темнел вдалеке. Там, где кончалось болото, вдоль лесной опушки проходила дорога на Смоленск.

- В лесу их, наверное, полно, - произнес я шепотом.

- Тише ты! - оборвал меня Женька, но тут же сам спросил: - Кого полно? Диверсантов, что ли?

- Думаешь, в лесу наших секретов нет? Сколько хочешь.

- Хоть бы один фриц к нам сюда приполз, - высказывал я свою потаенную мечту. - Сейчас бы ему вилы в бок - раз!…

- Да не ори ты! - снова оборвал меня Женька. - Может, он и правда там, в камышах. Ненароком спугнешь, и не поймаем.

Затаив дыхание мы прислушались. Но, кроме бульканья воды в роднике и шороха листьев, до нас не доносилось ни единого звука.

Я смотрел на ручеек, вытекавший из родникового озерца. Он бежал, извиваясь змейкой по низине, правее болота, постепенно превращаясь в речку. Вдалеке виднелись развалины мельницы, которая еще недавно стояла на речке.

Женька вдруг толкнул меня локтем:

- Слышишь?…

Лицо у него было напряженное и немного испуганное. Он смотрел в сторону камышей.

Мне тоже начало казаться - уже в который раз, - что там кто-то есть.

- Женька, - шепнул я, - сползай туда, к болоту.

- Уж лучше ты сползай, - ответил Женька. - У тебя - вилы.

- На, возьми.

Я готов был поделиться своим оружием. Но ползти к камышам мне отчего-то не хотелось. Я смотрел на Женьку и ждал, что он скажет. Но в этот момент Женька, подавшись вперед, тихо вскрикнул, и глаза у него округлились. Я быстро оглянулся и успел заметить упавшую из-за кустов на камыши тень. Вот камыши закачались, зашуршали…

- Беги в штаб! - громким шепотом сказал мне Женька. Но мне страшно было оставить его один на один с фашистом.

Я словно прилип к земле.

- Женька, - прошептал я в ответ. - Лучше ты беги, а я останусь. Или давай вместе побежим…

- Кому говорят! - цыкнул на меня Женька. - А ну, мотай живо!

Тут я вспомнил, что он из нас двоих - старший, и уже без возражений, подчиняясь приказу командира, со всех ног помчался к лагерю.

Влетел в ворота и что есть духу заорал:

- Диверсант на болоте!

И вот уже ребята - все, кто оказался поблизости, - схватили свои лопаты и вилы и побежали на болото.

А я уже выбился из сил, запыхался и угнаться за ними не мог.

Когда я прибежал к колодцу и увидел среди рыскающих за камышами мальчишек Женьку, у меня сразу отлегло от сердца. Я все боялся, как бы фашист не застрелил моего товарища. А что - очень просто мог бы!

- Я видел его спину! Честное пионерское! В болото, гад, уполз… - взахлеб рассказывал Женька.

Кто-то предложил прочесать болото, и мы уже двинулись было всей оравой к лесу, но тут за нашими спинами раздался сердитый оклик:

- Назад! Марш все ко мне!

Впопыхах я совсем забыл про Николая Ивановича, хотя должен был в первую очередь ему сообщить о случившемся.

- Сейчас придут чекисты, - сказал Николай Иванович.

Вскоре подошли военные с винтовками. Они о чем-то посовещались, попросили нас с Женькой показать точнее то место, где мы видели диверсанта, - они так и сказали: «диверсанта», а затем неровной цепочкой, держа винтовки наперевес, стали прочесывать болото.

Они дошли до опушки и вернулись назад, не обнаружив никаких следов.

И хотя никто ни единым словом - ни ребята, ни Николай Иванович, ни красноармейцы - не выразили нам с Женькой какого бы то ни было недоверия, - я чувствовал себя немного неловко. Наверное, я был единственным, кто в душе сомневался в достоверности всей этой истории. Ведь сам я не видел никакого диверсанта, не видел даже его спины. А та тень, которую я успел заметить, могла ведь и померещиться.

Мои сомнения рассеялись самым неожиданным образом. Возбужденные, взволнованные нашим с Женькой «подвигом», ребята, конечно, не смогли на другой день усидеть в лагере и прямо с утра вновь отправились к колодцу. Мы с Женькой, разумеется, тоже были там.

Мы уже в сотый раз, наверное, прошли через камыши, прощупывая ногами и руками каждый стебелек, каждый камешек, когда вдруг кто-то закричал:

- Ой, ой!… Смотрите! Наган!

Он был такой большущий, каких мы никогда не видали. Потом Николай Иванович объяснил нам, что это - ракетница, с помощью которой фашист сигналил своим самолетам.

13 июля в лагерь за мной приехала мама. Нам удалось попасть на автобус, и до Смоленска мы добрались довольно быстро.

Город почти весь был разрушен. Дымились черные развалины домов. По улицам тянулись вереницы людей с узлами на плечах, тележки с домашним скарбом. Было много военных патрулей. Проезжали грузовики с красноармейцами. А перед самым въездом в город, на Витебском шоссе, навстречу нам прогромыхала большая колонна танков. Машин сто, не меньше. У некоторых были открыты башенные люки, и в них я видел танкистов в черных шлемах и комбинезонах. От грохота и лязга ломило в ушах, а я смеялся от переполнявшей меня радости: уж теперь-то фашистам придется жарко, столько танков на них идет!

Еще бегали по городу трамваи - обгоревшие, с выбитыми стеклами. На одном из них мы доехали до Рославльского шоссе, а дальше пошли пешком.