Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока - Гарольд Лэмб

После 1465 года между Тимуридами разгорелось соперничество, и тот из них, кому достался самаркандский престол, не стал прилагать особые усилия для справедливого раздела владений между своими братьями. Одному из них достался расположенный на юго-западе Герат, где царило искусство; другой брат завладел вершинами Гиндукуша, откуда брали свое начало великие реки Амударья и Сырдарья; третий брат захватил южные области и Кабул, лежащие у подножия Гиндукуша и населенные афганцами. Самому слабому из братьев досталась Ферганская долина, расположенная в восточных областях владений. Это и был отец Бабура.

Можно сказать, что судьба обошлась с Бабуром довольно бесцеремонно, когда в результате падения Тимуридов забросила его в эту забытую богом долину, лежащую у подножия заснеженных вершин, – пусть даже и неподалеку от Каменного города, оплота монгольских Чагатаев. Ферганскую долину, на протяжении долгих месяцев отрезанную от внешнего мира снегами, питал единственный ручеек – караванная дорога, идущая из Самарканда к пограничным постам Китайской империи. По сути дела, долина служила границей между землями кочевников и по-прежнему великолепным Самаркандом – между земледельцами и охотниками, наукой и варварством. Далекая и ничем не примечательная, она, казалось, была обречена на безвестность.

Однако в ее судьбу вмешалось перо Бабура. На малоизвестном чагатайском наречии[4] он составил и записал историю Ферганы и своей собственной жизни (в книге цитируется по «Бабур-наме», Ташкент, 1958, в пер. С. Азимджановой. – Примеч. ред.). В молчании той эпохи Бабур заставил услышать свой голос.

Читая эти записи, сделанные пять столетий назад, мы как будто внимаем рассказу, поведанному нам у вечернего костра, когда, спешившись с коня, Бабур устраивался у входа в свой шатер, закончив преследование или, что случалось значительно чаще, ускользнув от преследования врагов. День за днем Бабур рисует перед нами картины эпохи, предшествовавшей приходу европейцев, явившихся, чтобы прибрать к рукам сокровища Востока.

В тогдашней Европе, на малоизвестном острове Англия, могущественный дворянин замышлял сместить юного короля Эдуарда и взойти на престол под именем Ричарда III; на противоположных берегах бурного Ла-Манша десятилетний Байяр проходил период своего ученичества, прислуживая на турнирах и мечтая о звании кавалера, чтобы совершать подвиги во славу французской лилии. Дальше к востоку монах Савонарола проповедовал о спасении души, запугивая собравшиеся толпы неотвратимостью кары Господней. В тот период Европой можно было считать лишь территории до восточных замков тевтонских рыцарей, посвятивших себя крестовым походам против язычников, населявших берега Балтики. Португальские эскадры рыскали вдоль западного побережья Африки в поисках пути в восточные страны. Среди участников одной из таких экспедиций нашелся особенно упрямый морской волк, заявивший по возвращении в Лиссабон, что до Азии можно добраться, держа курс на запад, – через океан. Однако требование Христофора Колумба дать ему каравеллы, чтобы повести их в этот поход, осталось в те годы без ответа.

Глава 1 Долина

Картины на стене

Бабур родился в 1483 году, в самый разгар зимы, когда снег завалил горные склоны до самых вишневых садов и перекрыл перевалы, так что в долину можно было добраться лишь по вьющейся вдоль реки самаркандской дороге. Долина оказалась практически отрезанной от внешнего мира. В эти дни среди женщин, вывесивших ковры из окон ветхого дворца, поднялось ликование – родившийся младенец был первым мальчиком в семье. Его сестре уже исполнилось пять – достаточно, чтобы взять новорожденного под свое покровительство.

Со всех концов долины съезжались преданные Омар Шейху старейшины племен и правители городов, рассчитывавшие в обмен на поздравления получить от счастливого отца достойное угощение. Дела у Омар Шейха, человека более великодушного, нежели прозорливого, в последнее время шли не блестяще. Выпив запретного вина вместе с пожелавшими присоединиться к нему гостями, он велел позвать прорицателя, чтобы услышать счастливое предсказание судьбы Бабура, после чего продолжил пирушку, поминая пророчества «Шахнаме»[5] чаще, чем суры ортодоксального Корана. В воображении Омар Шейха вставали тени его великих предков. До сих пор его любимым коньком было разведение голубей: он души не чаял в своих птицах, разносивших его послания, и терпеливо обучал их выполнению разнообразных трюков, зорко следя за тем, чтобы поблизости не появлялся сокол. С рождением Бабура Омар Шейх всем сердцем привязался к мальчику.

Когда Бабур подрос и начал делать собственные выводы, за суетливой добротой отца он распознал бессилие.

Омар Шейх «отличался большой щедростью, и нрав его соответствовал его щедрости. Он был государь с высокими помыслами и великими притязаниями и всегда имел стремление к захвату чужих владений. Он неоднократно водил войска на Самарканд, иногда терпел поражение, иногда возвращался против своей воли. Он был четвертым сыном султана Абу Саида-мирзы (последнего, кто сумел собрать воедино осколки империи Тамерлана). Он был невысокого роста, тучный, с круглой бородой. Халат он носил очень узкий и, стягивая пояс, убирал живот внутрь; если же, стянув пояс, он давал себе волю, то завязки часто лопались. В одежде и пище он был неприхотлив; чалму обвертывал, опуская концы вниз. Летом везде ходил в монгольской шапке.

Омар Шейх-мирза был человек чистой веры; он не пренебрегал пятикратной молитвой и часто читал Коран; чаще всего он читан «Шахнаме». Это был добродушный… человек, смелый и отважный муж это был. Стрелял из лука он посредственно, но здорово бился на кулаках; ни один йигит не мог устоять под ударом его кулака… В прежние времена он много пил, но позднее устраивал попойки раз или два в неделю. Он был человек влюбчивый… а также постоянно играл в нарды, а иногда и в кости».

В отличие от отца мать Бабура всецело посвящала себя заботам о хозяйстве, вынужденном жить плодами собственного труда. При дворе она получила прозвище Моголка, поскольку ее отцом был Юнус-хан, монгольский правитель Каменного города. (Слово «монгол» произносилось в долине «могол».) Хотя она умела читать и наслаждение поэзией было ей не чуждо, времени на подобные удовольствия у нее почти не оставалось: она следила за детьми и, как могла, поддерживала пышность своего маленького двора – такого жалкого в сравнении с Каменным городом, где она провела свое детство, пока не стала женой импульсивного толстяка, одержимого голубями, вином и призрачными мечтами о победах.