Явка с повинной - Николай Леонов

– Лев, – Гуров впервые назвал свое имя без запинки.

– Работайте, Лева, – она оглядела его костюм. – Мы начинаем в семь утра.

– Буду стараться бывать почаще, – ответил Гуров и прижался к стойлу, так как конюх выводил Роковую.

– Блокнотик положите, подержите лошадь, – сказала Нина, и он только сейчас заметил, что все время держал в руке блокнот.

Гуров встал против морды лошади, принял от Нины узду. Рита смотрела удивленно, мотнула головой.

– Осторожнее, кусается!

Гуров напрягся. Шутит или серьезно? Рита неторопливо тянулась мягкими губами к правой руке, когда он протянул налево, Рита ткнулась мордой в левую руку. Григорьева рассмеялась.

– Не дергайте, иначе Рита подаст назад. – И через несколько секунд добавила: – Отпускайте.

Гуров опустил затекшие от напряжения руки, отскочил в сторону, Нина выехала из конюшни и скрылась за поворотом.

Какими-то делами занимались наездники. Михалыч развешивал на крючках, привинченных к наружной стороне стойл, мешочки с овсом, конюх Коля сидел уже под другой лошадью и бинтовал ей ногу, значит, готовил к тренировке. Григорьева уехала, и стало вновь тихо.

Однако именно здесь убили человека. С семнадцати до девятнадцати, как утверждает эксперт. Убили и бросили под копыта жеребца, на котором мастер-наездник Логинов за час до этого выиграл очередной заезд.

Гуров вздохнул и поплелся в комнату Нины Григорьевой. Что делать-то, как убийцу искать? Как бы с людьми подружиться для начала?

Глава вторая

Борис Алексеевич Логинов был убит в июньский воскресный день. В шестнадцать часов он участвовал в заезде, выиграл его, вернулся на конюшню. Гладиатора распрягли, выгуляли, вымыли и вычистили. Логинов в это время находился в комнате начальника отделения. Комната была формально за Ниной Григорьевой, фактически ее занимал Логинов. Став мастером-наездником в конце сороковых годов, он получил конюшню и занял эту комнату. Как и многие сегодняшние мастера, Нина была его ученицей. Когда после смерти жены Логинов начал выпивать и, по выражению наездников, «засбоил и стал сходить с круга», начальство отстранило его от руководства тренотделением. Должность предложили Григорьевой. Она отказывалась, но Логинов ее уговорил. «Ты умница и человек ученый, – объяснял он, – однако все равно поначалу тяжело будет. Тут я рядом, подскажу чего, подмогу. Меня же, старого, все одно снимут, так уж лучше я на привычном месте, рядом с тобой буду». Нина согласилась, и они сначала формально, а затем и фактически поменялись местами. Но комнату Нина ему оставила, заходила туда редко.

Итак, в то воскресенье конюхи, приняв от Логинова Гладиатора, приводили его в норму, а старый наездник направился в свои апартаменты, где, как всем было известно, у него имелась четвертинка и бутылка пива. Через полчаса, когда Гришу, так звали на конюшне Гладиатора, заводили уже в стойло, Логинов, улыбчивый, с блестящими глазами и подозрительно оттопыривающимся карманом, появился в коридоре. Через десять минут, то есть в семнадцать часов, начинался очень интересный заезд, конюхи хотели его посмотреть и торопились, а надо было еще снять с жеребца бинты. Логинов покровительственно усмехнулся, сказал, чтобы ребята топали на круг, он, старый, сам посидит с Гришей и сам разбинтует ему ноги. Конюхи отлично знали, что Гладиатор любимец Логинова. Наездник вместе с Ниной вытренировал жеребца и поднял его на высшую ступень лошадиной славы. В руках Логинова жеребец выиграл в прошлом году дерби, а Нина привела его первым на больших международных соревнованиях с новым всесоюзным рекордом. В общем, конюхи знали, что наезднику побыть с Гришей одно удовольствие, и заторопились на круг.

Заезды шли на редкость интересные, от конюшни Григорьевой больше никто не участвовал, все чувствовали себя вольготно, смотрели соревнования до конца. Григорьева тоже следила за состязаниями до последнего заезда, а затем, то есть в девятнадцать часов, вернулись все на конюшню.

Логинов лежал в стойле Гладиатора, на виске старого мастера запеклась кровь.

Начальник отдела уголовного розыска полковник Константин Константинович Турилин встретился со следователем прокуратуры лишь через двое суток после убийства – происшествие было зарегистрировано как несчастный случай. Он ознакомился с протоколом осмотра, фотографиями, заключением врача и эксперта научно-технического отдела; следов волочения на обуви, одежде, теле и на полу конюшни обнаружено не было. Турилин сделал естественный вывод, что Логинов либо был убит прямо в стойле, либо принесен туда после убийства. Посоветовавшись со следователем, Турилин решил факт убийства гласности не предавать, пусть преступник считает, что инсценировка несчастного случая обманула следствие. Сотрудников тренотделения допросили, выяснили, что в период с семнадцати до девятнадцати часов все они следили за соревнованиями и находились в поле зрения друг друга. Следователь вел допросы таким образом, словно он пытался установить, не виновен ли кто в пьянстве Логинова, не было ли у него собутыльника, напоминал о Постановлении по усилению борьбы против пьянства. Нет, никто не уходил, все стояли недалеко друг от друга. Сначала возникла версия, что Григорьева ушла с круга на несколько минут раньше всех. Так заявил конюх Рогозин, которого допрашивали первым, но затем все остальные и сама Григорьева это категорически отрицали. Рогозин же при повторной беседе, сославшись на память, признал ошибку и взял свои показания назад. Ни следователь, ни Турилин не верили, что подобное убийство могла совершить женщина, да и врач категорически утверждал, что удар был нанесен очень сильной рукой.

Итак, предстоял розыск убийцы. Турилин долго думал, кому из сотрудников его поручить, и остановился в конце концов на кандидатуре Гурова.

Когда три с лишним года назад Лев Иванович Гуров пришел в отдел, Турилин встретил его крайне сдержанно. Папа – генерал, мама – врач, сам мальчик, а иначе Леву тогда и назвать было нельзя, производил впечатление существа инфантильного и избалованного. Во время получасовой беседы с Турилиным он несколько раз краснел. Константин Константинович не считал, что работа в розыске требует недюжинной физической силы и отчаянного мужества, однако определенная специфика имеется. Льву Ивановичу Гурову, по мнению полковника Турилина, работавшего в розыске с сорок седьмого, профессия сыщика была противопоказана.

«Дурью мучается. На романтику потянуло, – сказал тогда Турилин начальнику управления кадров. – Не возьму, простите, товарищ генерал, у меня и без вашего Левы забот хватает». Генерал посмеялся вместе с полковником, однако не согласился, объяснил, что парнишка окончил университет с отличием, серьезно увлекается психологией, мама у него в данной области классный специалист, в общем, Гурова настоятельно рекомендуют, согласие начальника городского управления получено.

Льва Ивановича Гурова зачислили приказом, лейтенант, инспектор Управления уголовного розыска начал свою деятельность в отделе по борьбе с особо опасными преступлениями. Турилин отнесся к новому подчиненному подчеркнуто беспристрастно, направил его в самую сильную группу, где было у кого поучиться, мол, послужи, голубчик. Быстренько тебе надоест, уволишься, устроит тебя папа портфельчик по ковровым коридорам таскать, не волнуйся, все будет ладушки.

Группа, в которую пришел Лева Гуров, считалась в отделе лучшей. Руководитель – пятидесятилетний подполковник Трофим Васильевич Ломакин – единственный человек в группе, не имевший высшего образования. Семь лет он заочно учился в высшей школе, закончил лишь три курса, однако специалистом был классным, асом розыскного дела. Были в группе два брата-близнеца Коля и Толя Птицыны. Майоры тридцати четырех лет, в розыске двенадцать, оба закончили университет, и фамилия им скорее подошла бы Орловы, Соколовы, а злые языки утверждали, что и Стервятниковы тоже. Когда в группе появился Лева, братья, глазом не моргнув, свалили на новичка всю грязную работу. Лева «не плакал», «пахал», молчал и в группе прижился. Турилин давно собирался поручить Гурову самостоятельное дело. Соответствовал Гуров и еще одному требованию – был абсолютно не похож на сотрудника милиции. Жена Турилина как-то на торжественном вечере сказала: «Только не уверяй меня, Костя, что тот вон голубоглазый высокий юноша с руками Клиберна тоже у тебя работает». Турилин отшутился, что этот артист, конечно, не работает, но высказывание жены запомнил.

Дело по убийству на ипподроме Турилин взял под личный контроль, определив группе Ломакина три основные линии работы.

Первая. Месть из-за женщины, какая-либо ссора в личной жизни.

Вторая. Преступник воевал вместе с Логиновым. Что-то компрометирующее о преступнике Логинов знал.