Темный любоник - Дж. Уорд

Спокойствие. Главное — не растеряться.

Она представила, как войдет в ресторан под освежающий ветерок кондиционера. А потом вызовет такси, чтобы доехать до самого дома, подальше от этих придурков.

— Ну, куда же ты, Кошечка, — канючил Стопроцентный Американец, — я тебе понравлюсь.

Осталось всего три квартала…

Бэт уже сошла с тротуара, чтобы перейти Десятую улицу, когда парень схватил ее и потащил назад, зажав рот тяжелой ладонью. Она отбивалась как одержимая, лупила руками и ногами. Подалась назад и заехала ему прямо в глаз. Руки, державшие ее, разжались. Рванувшись вперед, она перевела дыхание и застучала каблуками по мостовой. На Трейд-стрит вывернула машина; Бэт закричала, но та проехала мимо.

Длинный снова настиг.

— Ты мне за это заплатишь, сука! — прошипел он в ухо Бэт и сдавил ей горло.

Казалось, еще немного, и сломается шея. Пленницу затошнило от запахов пота и дешевого одеколона, а равно и от визгливого смеха белобрысого.

«В переулок тащат, — сообразила она, — а там совсем темно».

Желудок сжался, еще немного — и вырвет; в горле возник противный привкус желчи. Бэт предприняла еще одну попытку вырваться. Ужас придал ей сил, но противник оказался сильнее.

Он выбрал уютное местечко за мусорным баком и всем телом прижался к ней. Она успела врезать ему пару раз локтями по ребрам.

— Вот зараза! Держи ей руки!

Белобрысый получил хорошую порцию ударов каблуками по голени, но все-таки поймал ее руки и задрал их кверху.

— Давай, сучка, тебе понравится! — рычал Стопроцентный Американец, пытаясь раздвинуть ей ноги коленом.

Он пристроил ее спиной к кирпичной стене и удерживал на месте, сжимая горло. Другой рукой расстегивал блузку. Бэт закричала и сразу получила удар в лицо. В глазах потемнело от боли, появился привкус крови во рту.

— Так: заорешь еще раз, язык отрежу. Длинный сорвал с нее кружевной лифчик. В глазах ничего, кроме похоти и злости.

— Эй, а сиськи-то у тебя настоящие? — спросил белобрысый, как будто она могла ответить.

Длинный больно стиснул ей грудь и дернул за сосок. Бэт сморщилась от боли, на глаза навернулись слезы.

Стопроцентный Американец заржал:

— Настоящие. Дам и тебе попробовать, когда сам кончу. Омерзительное хихиканье белобрысого и осознание неотвратимо приближающейся развязки включило защитный механизм в ее мозгу. Бэт заставила себя расслабиться и вспомнить уроки самообороны. Она больше не сопротивлялась, только тяжело дышала.

— Неужели решила стать хорошей девочкой? — спросил длинный, глядя на нее с подозрением.

Бэт медленно кивнула.

— Отлично. — Он наклонился и задышал ей в лицо. Она еле удержалась, чтобы не скривиться от запаха табака и пивного перегара. — Но если снова закричишь, будет плохо. Поняла?

Она еще раз кивнула.

— Отпусти ее.

Похрюкивая, белобрысый выпустил ее руки и стал выбирать местечко поудобнее, чтобы насладиться зрелищем.

Стопроцентный Американец шарил по ее телу грубыми ладонями, Бэт боролась с тошнотой и пыталась удержать в желудке печенье. Пока длинный занимался ее грудью, она потихоньку расстегнула ему брюки.

Дышать было тяжело, длинный теперь крепко держал ее за горло. Но, когда Бэт погладила его потайное местечко, застонал и ослабил хватку.

Железной рукой она скрутила мошонку, он дернулся, как от удара током, скрючился и получил в нос коленом. Адреналин хлынул в кровь. Она была готова изувечить и второго подонка, но тот лишь стоял в стороне и глазел, разинув рот.

— Чтоб вы сдохли, сволочи!

Бэт кинулась вон из переулка, пытаясь застегнуть разлетавшиеся полы блузки. Не помня себя, добежала до дома. Руки тряслись, ключ не попадал в замок. Добравшись до ванной, Бэт посмотрела на себя в зеркало. По разбитому лицу ручьями текли слезы.

Буч О'Нил патрулировал район, когда в машине включилась рация и он получил новый вызов: потерпевший мужчина, без сознания, но дышит, — в переулке, недалеко от него.

А сколько времени-то? Десять часов; да, веселье начинается. Пятница, вечер, начало июля, у молокососов каникулы. Добро пожаловать на праздник дураков! Этот пацан либо перебрал, либо кто-то вправил ему мозги. Второе вернее.

Нужно напомнить диспетчеру, что Буч работает в убойном отделе и жертвы мордобоя — не его профиль. На нем и так два незакрытых дела — утопленник и жертва наезда, — а начальство вечно норовит еще что-нибудь повесить. Впрочем, лучше уж на работе гореть, чем в квартире киснуть. Никто его дома не ждет, кроме грязной посуды и неубранной постели.

Он включил сирену, нажал педаль газа и подумал: «Let's hear it for the boys of summer»[1].

Глава 2

Рэт медленно шел по клубу и с ухмылкой смотрел, как завсегдатаи «Скримера» вжимаются в стены, уступая ему дорогу. В воздухе распространялся запах паники и животного страха. Он вдохнул поглубже: знакомый аромат щекотал ноздри.

Быдло, тупое человеческое стадо.

В клубе царил полумрак, но даже слабый свет причинял боль, темные очки не помогали; он закрыл глаза. Зрение было настолько слабым, что проку от него все равно не было. Рэт умел жить в полной темноте и доверял своим ушам. За ревом музыки он различал шарканье ног, шепот за столиками, звон разбитого стакана. Он шел вперед, не разбирая дороги; если на пути встречалось препятствие — отшвыривал его в сторону.

Дариуса было достаточно легко вычислить в толпе, от него одного не пахло страхом. Рэт подошел вплотную, открыл глаза и увидел темный расплывчатый силуэт. Да, от такого зрения проку нет.

— А куда делся Торман? — спросил он, уловив запах виски.

— Пошел подышать, милорд. Спасибо, что пришли.

Рэт повалился в кресло.

Снова заиграла музыка, на смену безумному рэпу Лудакриса пришел старый добрый хип-хоп Сипресс-Хилл.

Рэт смотрел, как толпа медленно заполняет проделанный им коридор, и терпеливо ждал.

— Милорд…

Дариус поставил пиво на стол и глубоко вздохнул.

— Если тебе что-то от меня нужно, то не тяни, выкладывай, — нараспев произнес Рэт.

Потянул носом — и догадался, что к ним подошла официантка. В голове возник ее образ: большая грудь, тесная футболка, полоска голого тела.

— Что будете пить? — спросила она.

Он поборол искушение разложить ее тут же, на столе, и отхлебнуть из сонной артерии. Человеческая кровь жизни не продлевает, но всяко приятнее на вкус, чем разбавленный алкоголь.

— Попозже. — Он слегка улыбнулся.

Девушка вздрогнула. В воздухе разлился запах страха и похоти. Он втянул воздух и замер, прислушиваясь к своим ощущениям.