Лабиринт Скелетов - Анастасия Якушева

еще на подходе к зданию; светили ему в глаза фонариками; щупали шею; кололи что-то, я не запомнил. Я помню только его глаза, такие же стеклянные, полные боли и страха.

К слову сказать, тот парень все-таки выжил, но после этого случая я перестал ходить в больницу, и оставил свои мечты стать хирургом: я не хотел видеть человека изнутри и не хотел смотреть на чужую смерть. Вместо этого я решил учиться на юриста, которым так и не стал.

Но это все к слову, это промелькнуло у меня перед глазами и забылось, оставив наедине со своим страхом и беспомощностью. Я нервно переступил, и что-то ткнулось мне в бедро: оказалось, по дороге я умудрился не потерять и не разбить фонарик. Я посветил девушке в глаза, не зная, что должен там увидеть, и ужаснулся — лицо превратилось в сплошную кроваво-красную маску, на тонкой шее виднелись уродливые сизые полосы, а пушистые светлые волосы слиплись от крови и грязи. Я поскорее выключил свет и убрал фонарь в карман.

Нужно было срочно что-то делать, иначе все мои старания пропадут зря — ей нужна помощь, и не моя, а опытного врача. Я поплотнее завернул ее в покрывало, подоткнул края и, взяв на руки, направился к выходу. Под ногами проскрипело битое стекло и я открыл дверь…

Сердце споткнулось, сбившись с ритма, невпопад стукнулось где-то в горле и, пару раз трепыхнувшись, застучало в бешеном темпе.

Я понял, что исчерпал отмеренный мне на сегодня запас везения: ото всюду, куда ни глянь, на меня смотрели креджи. Я знал, что это они. Синюшная кожа не светилась в темноте, из головы у них не росли рога, а изо рта не капала зеленая слюна, прожигая асфальт. Но они были настолько чужды этому миру, что сложно было поверить, что когда-то они были людьми — любили, ненавидели, смеялись или плакали над своими маленькими людскими бедами. Сейчас они молча стояли: ни шороха, шепота или хотя бы покашливания. Как армия восковых фигур в кошмарном музее психопата.

Все они были разными, не похожими один на другого, и каждого из них в отдельности хватило бы, чтобы обеспечить меня кошмарами до конца жизни. Половина из них разлагалась заживо, держась, наверное, на одном желании выжить. Выжить и, возможно, отмстить.

Есть за что. Это мы сделали их такими.

Они перегородили улицу с одного конца и вытянулись вдоль стен в противоположную сторону, перекрывая выходы в переулки.

Я попытался сглотнуть, но в горле пересохло, и язык шершавой теркой прошелся по небу, отставляя во рту неприятный привкус тлена. Я крепче прижал к себе девушку, на негнущихся ногах спустился по ступенькам и неверными шагами двинулся по этому нескончаемому коридору.

Я все шел и шел, а креджи сопровождали меня жутким молчаливым конвоем, перекрывая одни улицы и оставляя свободными другие. Они не шевелились и не издавали ни звука, но каждый раз, когда я оглядывался, живая стена позади всегда оставалась на одинаковом расстоянии и неизменно неподвижной. Мне хотелось побежать со всех ног, но казалось, стоит сделать слишком резкое движение, или сказать хоть слово, и креджи непременно набросятся на меня. И я из последних сил сдерживал панику, матерясь про себя и еще бережнее прижимая девушку, словно это она могла меня спасти, а не наоборот.

Я не знаю, сколько это продолжалось: я потерял счет времени, мне начало казаться, что я уже умер, или что я просто сегодня напился, и мне снятся кошмары. Я брел по булыжным улицам, спотыкаясь, как пьяный, и боясь нарушить эту гнетущую тишину, как вдруг уперся в старую металлическую сетку, перегородившую мне дорогу.

Я настолько не ожидал ничего подобного, что растерялся, и огляделся по сторонам, словно ища поддержки, или ответа у креджи. Но они по-прежнему молча взирали на меня со всех сторон и не оставляли мне другого пути, кроме того, что находился за забором. Я вгляделся вперед — через улицу на меня злобно скалился пустыми окнами заброшенный полицейский пост, а на ближайшем доме было криво нацарапано «Сирис».

Когда мне было девять, я уверял всех, что ничего не боюсь, даже лабиринта, и мне ничего умнее не пришло в голову, как в доказательство добежать до границы и написать свое имя. Я посмотрел под ноги: старая алюминиевая банка приветливо подмигнула прогнившим боком — это я, расхрабрившись тогда, закинул ее сюда. Каким королем вселенной я возвращался к поджидавшим у поста друзьям, и после этого меня долго уважали и боялись. Да… о сегодняшнем своем визите я вряд ли захочу кому-то рассказать.

Я осторожно перелез через забор и снова оглянулся на своих провожатых, но позади никого не было, и только пустая банка печально кивала мне под едва заметным ветерком…