Как я теперь живу - Мэг Рософф

чем рассказать вам, что произошло дальше, позвольте сказать несколько слов о доме, который был просто неописуем, разумеется, если до этого вы не видели ничего, кроме Нью-йоркской квартиры.

Скажу сразу — дом едва стоял, но, похоже, это не имело никакого значения. Он был сделан из больших кусков желтоватого камня, у него была крутая крыша, и он огибал буквой Г большой, мощенный крупной галькой внутренний двор. Небольшую часть этой Г занимал широкий арочный коридор, когда-то, вероятно, бывший стойлами. Теперь же это была кухня с гигантским зигзагообразным кирпичным полом, большими окнами на протяжении всего коридора и крепкой дверью.

— Открыта всегда, если, конечно, не идет снег, — сказал Эдмунд.

Фасад дома обвивала густая лоза с мощными, толстыми стеблями: должно быть, этой лозе несколько сотен лет. Однако среди ее стеблей не было видно ни одного цветка, возможно, для цветения еще слишком рано. За домом, если подняться по каменным ступенькам, располагался сад, окруженный высокими кирпичными стенами. В этом саду цвело невероятное множество цветов, окрашенных во всевозможные оттенки белого. В углу красовался старый потертый каменный монумент ангела со сложенными позади крыльями. Пайпер объяснила мне, что этот ангел — памятник одному ребенку, который жил в этом доме сотни лет назад и был похоронен в саду.

Позже, когда мне представился шанс осмотреться в доме получше, я обнаружила, что внутри все кажется еще более несуразным, чем снаружи. Некую особенность этому дому придавали причудливые коридоры, которые, казалось, не вели никуда, и крошечные спальни на чердаке с наклоненными потолками. Все ступени оказались жутко скрипучими, а на окнах не было занавесок. Главные комнаты выглядели огромными по сравнению с теми, что я привыкла видеть. Они были заставлены громоздкой старой, но комфортной мебелью, также повсюду виднелись картины, книги. А камин был настолько просторным, что туда можно было зайти, в буквальном смысле. Чучела животных, «позирующие» подле него, придавали комнате особый колорит старых времен.

Ванная комната, как, оказалось, вполне вписывалась в царивший в главных комнатах колорит. Я бы, наверное, назвала ее антикварной. Однако стоит только уединиться в ванной «по своим делам», как тут же стены отражают все издаваемые вами звуки. Очень громко.

Дом располагался возле сельскохозяйственных угодий, одни из которых напоминали луга, другие были засажены картофелем, а остальные только начинали цвести кислотно-желтым цветом. Эдмунд говорит, что это рапс, который используют для приготовления рапсового масла. Тетя Пенн всегда занята важными делами, связанными с Процессом по Установлению Мира, таким образом, она не знает даже элементарных вещей о ведении хозяйства, как и Эдмунд. Но есть фермер, который регулярно приходит и берет заботы о плантациях на себя.

Несмотря на это, семейство содержит овец, коз, кошек, собак и цыплят. Возможно, это покажется вам забавным, но они держат их «для украшения», как сказал Осберт. В этом плане мой кузен напоминает мне моих знакомых из Нью-Йорка.

На кухню пожаловала некая процессия, включавшая Эдмунда, Пайпер, Айзека, Осберта, двух собак — Джет и Джин (одна собака была белой, другая — черной) и вереницу кошек. Кто-то разлил чай по кружкам, и мы все сели за стол. Компания уставилась на меня как на диковинную зверюшку из зоопарка, но вслед за любопытными взглядами на меня посыпались вопросы. Хотя, признаться, разговор протекал намного любезнее, чем, если бы это было в Нью-Йорке, где взрослые с натянутой улыбочкой кладут вам печенье в тарелку и просят представиться.

Отвечая на многочисленные вопросы, я чувствовала себя буквально ошалевшей. Мне жутко хотелось холодной воды, дабы немного освежиться после событий сегодняшнего дня. Я взглянула на Эдмунда, который все это время весело поглядывал на меня. В руке он держал стакан с водой, в которой плавали кубики льда. Я также заметила, что Айзек с ухмылкой смотрит на Эдмунда.

Вскоре Осберт вышел из кухни (если я забыла сказать, что ему 16, на год больше, чем мне, и он здесь самый старший). Пайпер спросила, хочу ли я поглазеть на животных или предпочту полежать и отдохнуть, и, конечно же, я выбрала второе, потому что даже перед тем, как я покинула Нью-Йорк, я не могла похвастаться особой бодростью. На миг на лице Пайпер мелькнуло разочарование, но я настолько устала, что меня это не сильно заботило.

Она проводила меня в комнату наверху, похожую на монашескую келью, дверь в которую находилась в конце коридора. Комнатка была самой обыкновенной, маленькой, с тонкими белыми стенами, которые отнюдь не выглядели новыми. Там было большое окно с витражом из зеленых и желтых стеклышек. Большой полосатый кот выглядывал из-под кровати, а рядом в старой бутылке стояли нарциссы. Мне вдруг стало казаться, что эта комната — самое безопасное место из тех, где я успела побывать.

Мы поместили мой чемодан в углу, затем Пайпер принесла кучу старых одеял и со смущением поведала мне, что много лет назад черные одеяла спряли из шерсти черных овец.

Я выбрала черное одеяло и накрылась им с головой, без какой-либо причины, думая о том, что я всегда была частью этого дома. Но, к сожалению, я принимала желаемое за действительное.

И тогда я уснула.

Глава 4

Мне не хотелось спать день и ночь напролет, но в итоге вышло иначе. Когда я проснулась, меня накрыло то самое странное чувство, которое испытываешь, просыпаясь в чужой кровати в нескольких сотнях миль от дома. В окружении царившего в комнате сероватого света я слушала таинственную тишину, какой никогда не было и не будет в Нью-Йорке, жизнь в котором днем и ночью бьет ключом.

Первым