Сказки кота Кузьмы - Александр Маскаев

— Баня без пара, что щи без навара…

Тут вдруг загорелся огонь в каменке, а от воды в ушате повалил пар.

— Вот ведь какие кудесы[9] ты вытворяешь, паря[10]! — воскликнул дедок. — И кто тебя научил только?

Кузя промолчал, а один из мышей, осмелев, спросил:

— Так, стало быть, ты и есть Жихарь[11]? Мы всё знаем про тебя, только вот не доводилось нам свидеться.

— Где уж нам свидеться, вы же баньку мою стороной обходите?! — сверкнул глазами Жихарь и плеснул из ковша воду на раскалённые камни.

Поднялся пар, Кузе стало невмоготу, и он приоткрыл дверь парилки — тут сразу в него полетел пустой ковш, брошенный разозлившимся Жихарем.

— Ты почто дух мой выгоняешь? Сам же сказал «баня без пара, что щи без навара»!

Кузьма, потирая шишку на макушке, сделал виноватый вид.

— Давай без всякой колготни[12] попаримся, — пробубнил нахохлившийся Жихарь и полез в ушат.

Мыши залезли на полок и наперебой стали похлёстывать друг друга берёзовыми веничками. Кузя обхаживал веничком Жихаря со всех сторон, тот довольно кряхтел, выпуская периодически изо рта мыльные пузыри. Потом они шумно и весело поливали друг друга водой из ковша, выбрались в предбанник, сели рядком на лавку, и Жихарь, разомлевший и раздобревший, угостил всех свойским кваском.

— Удалась банька! — сказал Жихарь, любуясь в маленькое оконце на загорающиеся в уже потемневшем небе первые звёздочки.

Сказ о весёлой мышиной возне

Весь следующий день Кузьма провёл на чердаке. Он решил сделать мышам и их деткам радость. Ведь за то короткое время их дружбы они принесли ему столько новых впечатлений, что он уже думать забыл о своей былой тоске. Он вспомнил, что как-то в их деревню приезжали бродячие артисты и устраивали балаган[13]. А ещё у них была маленькая карусель, на которой они катали деревенских детишек. Кузя был тогда ещё котёнком, но он надолго запомнил радостные лица детворы, скакавшей по кругу на крохотных деревянных лошадках. И вот теперь он решил соорудить карусель для мышей.

На чердаке Кузя нашёл старую машинку для очистки кедровых орехов. Он снял с неё верхний потрескавшийся короб, очистил все деревянные шестерни и пристроил к ним ручку от старого граммофона. Верхнюю часть карусели он сделал из крышки от деревянной кадушки. Оставалось самое главное — лошадки. «Из чего бы их сделать?» — Кузя стал бродить по чердаку и наткнулся на старый сундук. Он долго перебирал уже давно забытые хозяевами вещи и вдруг увидел потускневшие от времени ёлочные игрушки. Среди стеклянных шишек, бус, картонных блестящих птичек на глаза ему попались фигурки северных оленей, и он понял, что из них выйдут отличные лошадки для его карусели! Кузя долго провозился над тем, чтоб олени превратились в лошадок, отламывая острые рога, которые могли поранить катающихся. В конце концов у него получилось, и он прикрепил безобидные фигурки к верхней площадке. Карусель готова! Он взялся за ручку и осторожно попробовал её покрутить. Шестерёнки нехотя поддались и начали раскручивать крышку от кадушки, на которой теперь уже поскакали по кругу маленькие разноцветные лошадки. Радостный и довольный собой Кузьма побежал созывать мышей. Наконец-то он сможет отплатить им за те удовольствия, которые они ему доставили.

После полуночи на чердаке собрался мышиный народец во главе с Жулой, предвкушающий необычный праздник. При свете лучины их крохотные глазки блестели словно драгоценные самоцветы. Кузьма засомневался, что сможет их всех перекатать на своей карусели, но Жула успокоила его, сказав, что у них вся ночь впереди. Первыми решили катать малышей, каждый из них покупал билетик, а расплачивался разноцветными пуговицами, которые им выдавали старшие мыши.

Кузя усаживал их на лошадок и раскручивал карусель. Поначалу малышам было страшновато, но, пообвыкнув, они так развеселились, что Кузьма еле успевал менять седоков. На весёлый шум появился крошечный и юркий печной домовой Востуха[14] со своей балалайкой. Усевшись поудобней, он заиграл знакомые всем бодрые мелодии, отчего стало ещё веселее. Мыши принялись подпевать Востухе, угощая друг друга принесёнными с собой сладостями. Катание на карусели переросло во всеобщее ликование, и Кузьма опять вспомнил своё детство и бродячих артистов с их балаганом: как он сидел на краю деревенской площади под огромным лопухом и радовался вместе с детьми. Праздник получился, как он и хотел: никто не заметил, как прошла ночь и во дворе запели первые петухи. Жула долго кланялась Кузе в знак благодарности, а малыши повисли на Кузиных лапах и просили ещё и ещё завести его карусель. Но делу время, а потехе час. Жула повела свой народец, который тянулся за ней гуськом, к лазу в чердачном полу. Кузя, улыбаясь, долго смотрел им вслед. Потом он посадил себе на загривок засыпающего уже Востуху, прикрыл рогожкой карусель и пошёл к чердачной лесенке. У хозяев начинался новый день, а Кузьма думал о том, что испытал не меньшую радость, чем его гости.

Сказ о том, как Кузьма Тимофеевич повидал Бабу-Ягу-Ягинишну

Лесной дяденька Лопастый, с которым совсем недавно подружился Кузьма, передвигался по вечернему лесу бесшумно и незаметно. Он был не один — на его плече сидел филин, для которого как раз начиналась пора бодрствования. Лишь лёгкое подрагивание листьев на кустах выдавало его. Шёл Лопастый к заветному уголку в непролазной чаще. Там жила в своей избе его давняя знакомая — Баба-Яга-Ягинишна. К полуночи Лопастый остановился близ опушки леса и увидел избушку, которая переваливалась с ноги на ногу. Из трубы валил дым — значит хозяйка дома. Он окликнул избушку, чтоб она повернулась к нему передом, а к лесу задом. Нехотя, скрипя брёвнами и скидывая солому с крыши, изба повернулась. Тут же отворилась дверь, и на порог выскочила взъерошенная Ягинишна. Лохматая, с длинным сучковатым носом, она весело улыбалась старинному приятелю.

— Ой, Лопастый, не ждала я тебя, неважно выгляжу да и не прибрано у меня, погоди, мальца сейчас позову, — затараторила Ягинишна и захлопнула за собой дверь.

В избушке послышалась возня, шум, тарарам. Через какое-то время отворилось окно избушки, из него вылетел всклокоченный ворон, а за ним высунулась голова бабушки:

— Заходи, милок, тебе-то я всегда рада.

В избе пахло дымком, травами и непонятно чем ещё. Леший уселся на единственную табуретку и деловито закурил трубку. Яга, недолго думая, пододвинула к столу свою ступу, присела на неё и сказала:

— Рассказывай, ведь не просто так пришёл.

Лопастый неспешно начал разговор о том, как прошла неделя, что видел и что думал. И признался, что есть теперь у него новый приятель, кот Кузьма, который, стало быть, внук кота Василия, что хочет он Кузьму к ней, Яге, привести.

— А на что он мне тут? Лясы с ним точить что ли? Так он молод ещё, — удивилась бабушка.

— В том-то и дело, что молод, поучить бы его уму-разуму, ты же самая мудрая у нас, — пробубнил леший.

Бабе-Яге понравились слова лешего о её мудрости, и она, поправив пышную шевелюру, сказала:

— Ну, коли так, то ладно уж! Но не хочу в избе моей его встречать, — давай-ка у тебя!.. У болота, около дуба старого… у тебя же там и самоварчик есть, а травки для чая я принесу. Как сговоришься с Кузей, зашли ко мне филина своего с весточкой — меня долго ждать не будете.

— Хорошо, Яга, так и сделаем. Пойду покуда навострю Кузьму! Вот он обрадуется-то… а может и испугается, — усмехнулся Лопастый. Усадил филина на плечо, распахнул дверь, да и был таков, довольный собой. Ведь теперь у него был такой хороший повод почаёвничать с Ягинишной в душевной обстановке! Наедине с ней Лопастый обыкновенно становился от смущения угрюм и даже мрачен, опасаясь острого языка лесной подруги.

К вечеру этого же дня филин разыскал Кузю и на ухо ему нашептал, где и когда его будет ждать леший. Кузя немного струхнул, но потом понял, что бабушка Яга — личность, конечно, легендарная, но ему не столько страшно, сколько интересно с ней познакомиться. «Ещё одно приключение!» — распушил хвост Кузьма.

Солнце завалилось за косогор, и Кузьма с двумя мышами-приятелями направились к опушке леса, где Кузьма в прошлый раз встретился с лесным дяденькой. Их уже ждали. Лопастый в этот раз выглядел иначе — как огромный живой пень с руками-сучками. Борода была из корней и веток и топорщилась во все стороны. Но улыбался он, как и прежде, лукаво и весело. Он подхватил Кузьму и усадил себе на загривок. Филин велел мышам забираться к нему на спину.

— Так мы быстрее доберёмся — дорога-то длинная, — проскрипел леший, и они двинулись.

Долго ли, коротко ли шли они, Кузьма так и не понял, — он слышал только, как ветер свистит в его ушах да мелькают мимо кусты и деревья. Но вот леший сбавил ход, остановился, потом пошёл медленнее, раздвигая руками кусты. Они вышли на крохотную поляну, на краю которой возвышался огромный дуб. Дуб казался живым, в нём кипела своя жизнь. Белки и бурундуки сновали по веткам, птицы разных цветов щебетали всяк на свой манер, огромные листья светились под лучами уже появившейся на чёрном небе луны. Посреди поляны возвышался огромный пень, служивший, видимо, столом. На него приземлился филин, и мыши кубарем покатились с его спины. Филин ухнул пару раз, видимо, желая всем доброй ночи, и скрылся в лесной чаще.