Я всё ещё... - Амели Хоуп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воспользовавшись полным ступором своего нежеланного собеседника, вырываюсь и мчусь к выходу. Теперь вожу я, но сегодня я решаю сдаться. Никогда не знаешь, что в процессе игры можешь обнаружить, как это было тогда.
Становится трудно дышать, прошу водителя остановится в парке Вашигтон-Сквер, в надежде, что станет чуточку легче. Если бы можно было взять и стереть собственные воспоминания. Господи, о чем это я? Мне даже номер телефона не удалось забыть.
Всё выглядит иначе, или я смотрю по-своему: деревья не ввысь растут, а к низу тянутся своими грустными ветвями, чтобы тебя приобнять; Солнце не в сон клонит, а это скорее проявление им нежелания быть свидетелем чего-то пасмурного, на которое оно не в силах повлиять; птицы не о любви громко поют, они заглушают твою боль. Природа солидарна со мной, решив слиться с моими слезами. И я ей за это благодарна.
Со спокойствием приходит чувство непонимания. Его глаза? Глаза говорят не врут, но в его столько вопросов, словно я без повода испарилась. Но он же был? Возможно, я всегда ошибалась на его счёт, и та сказка, которую мы строили — лишь моя иллюзия. Утонула я в его водах с головой, не сумев вовремя выбраться. Кто бы подсказал, что всегда нужно таскать с собой надувной круг. Потому что, не дождёшься, когда тебе будет брошен на помощь спасательный буй.
Зайдя домой, бегу в горячий душ. Должность не допускает хворать, да и нет желания с бубликом на голове разгуливать по квартире, хрюкая в унисон с сопливыми сериалами. Одиночество убьёт меня быстрее, чем любая чума.
Тёплая кровать — всё же лучшее место после тяжелого дня. Вот только не сомкнуть глаз мне сегодня. Детство дура вспомнила и решила сказку на ночь прочитать. Надо было следовать примеру Кафки и сжечь свои писанины — только рука не поднялась.
«18 августа 2014:
Как быстро пришло безграничное счастье, также и с такой же скоростью меня и покинуло. Это подлинные истории моей жизни, и вряд ли кто-нибудь прочтёт, возможно я сожгу их дотла. Но смогу ли я вычеркнуть тебя из своего разбитого сердца? (маршрут Сан-Франциско, штат Калифорния — Кембридж, штат Массачусетс)» — последняя запись в моём дневнике.
Глава 4. Амели
7 лет назад
Сегодня я впервые отмечаю Рождество не в кругу семьи. Родители уехали во Флориду — туда, где прошло всё детство и юношество моей мамы. Я же направляюсь к Уокерам, в дом своей лучшей подруги.
Кендра — та самая безбашенная подруга, которая должна быть у каждой уважающей себя девушки. Она сочетает в себе грацию и чарующую красоту Армиды, и бунтарский дух: высокая брюнетка с короткими волосами и с глазами цвета индиго — прямо-таки клубничная мармеладка. Ох, если бы она была мужиком, то съела бы её без остатка, дважды пальцы бы облизала и ни в коем случае не запивала.
Дверь ещё не успела открыться полностью как я уже заключена в объятия подругой.
— Задушишь, — еле слышно проговариваю я.
— От моей любви ещё никто не умирал, — затейливо подмигивает мне подруга.
— Тогда я буду первой, если не выпустишь меня сейчас же.
— Кендра, впусти гостью, — с распростертыми руками встречает меня Миссис Лесли.
Родители Кендры, миссис Лесли и мистер Генри Уокеры, мне как родные. Всё детство в их саду провела и имбирные пряники миссис Лесли уплетала за обе щёки. В спячку не впадала, но жировые отложения на зиму скапливала, чтобы не было межрёберных просветов.
— Давайте барышни поживее, мы заждались, — с гостиной доносится голос мистера Генри.
— Мы? — с вопросительным взглядом я посмотрела на Кендру.
— Не смотри на меня так, — убедившись, что внимание мамы направлено не на нас, подруга вносит важное уточнение, — Ваше Высочество из Стэнфорда решило почтить простых смертных своим присутствием, — с насмешливой ноткой проговорила она, исполняя реверанс.
Приподнятого настроения Кендры я не переняла. Детская любовь, несбывшаяся мечта, и принц на белом коне, ускакавший за тридевять земель — волочащийся за мной по земле багаж, в котором мною скоплено всё, что связано с именем «Дэвид Уокер». С тридевятью землями слегка преувеличено: Стэнфорд в 70 км от Сан-Франциско, но для четырнадцатилетнего подростка переезд его в другой город был катастрофой. С момента поступления в Стэнфордский университет, Дэвид в родной город приезжал очень редко, точнее ни разу за все два с половиной года обучения.
Свою любовь я скрывала тщательно, во всяком случае всё для этого делала; но подруга всё же вскоре спалила, что я сохну по её тупоголовому братцу. Видимо, повышенное слюноотделение; расширенные зрачки, как у кошки, в связи высокой гормональной активностью — явно отражало мои намерения в отношении Дэвида.
В схватке с моими соперницами Кендра была на моей стороне: рядом сидела и утешала меня. Ну что поделаешь — небоеспособной была я. Эти девицы, вертящие вокруг него своими задницами, явно превосходили меня. Их 2+ шли Дэвиду в придачу вместо моих шариков для пинг-понга. Да и, что уж тут скрывать, ораторским искусством я совсем не владела. Короче, по всем фронтам я оставалась в проигрыше.
Вхожу в дом на автопилоте. Руки вспотели, в ложбинке меж грудей целое озеро набралось, хоть рыбок запускай. Продвигаясь вглубь по коридору к семейному очагу семейства Уокеров, в гостиную, меня не отпускало тягостное ощущение в желудке и глотке. Так сказать, тошнота по-братски поддерживала меня в трудные минуты, как могла.
Зайдя в гостиную комнату, я сразу бросилась в глаза Дэвиду, что было и так неминуемо. Его изучающий взгляд был прикован ко мне. Стало быть, есть, на что посмотреть.