в XVII, XVIII и в значительной степени в XIX веках направлена на создание, развитие и укрепление этих трех орудий всякой завоевательной и объединительной политики — армии, финансов и бюрократической администрации. Первые шаги в этом направлении делаются уже «великим курфюрстом» Фридрихом Вильгельмом (1640–1688 гг.). По натуре это был типичный пруссак: крутой, упорный в достижении своих целей, он не останавливался в случае необходимости перед насилием; обладал той относительной честностью, которая требовала добросовестности по отношению к друзьям, но допускала хитрость и жестокость по отношению к врагам. В нем нашла довольно яркое выражение та черта, которая позднее повторялась у многих из Гогенцоллернов: он обладал той трезвостью взгляда, которая заставляла его высоко ценить материальные силы — деньги, войско и количество подданных, и той практичностью, в силу которой он умел подчинять свои личные симпатии соображениям выгоды и пользы. Кальвинист по убеждениям, он оказывал покровительство не только гугенотам и лютеранам, но даже деистам и евреям, потому что надеялся на их промышленную энергию и на их деловитость в коммерческих делах; но гордо заявленный им принцип религиозной веротерпимости не помешал ему подвергать преследованию католиков; в Померании и Бранденбурге, где он был сильнее, чем в Восточной Пруссии, он запретил им отправлять богослужения и занимать какие-либо должности и выразил желание, чтобы это запрещение было действительно вплоть до Страшного Суда. Воюя со шведами, он тем не менее преклонялся перед военной организацией Швеции, войско которой он, подобно русскому Петру, считал для себя образцом. Военному делу он придавал, конечно, огромное значение; свое царствование он начал с того, что распустил доставшееся ему по наследству от предшественника маленькое войско только на том основании, что оно присягало не только ему, — курфюрсту Бранденбургскому, но и его сюзерену, германскому императору. Он набрал новое войско наемников, сначала только в 8 тысяч человек, но уже к 1655 г. увеличил его до 26 тысяч. По тогдашним временам и такое миниатюрное войско было уже значительной силой, потому что оно было постоянным и находилось в распоряжении короля. Ни с прежней земской милицией, ни с дворянским ополчением, которые собирались очень туго и были притом плохо вооружены и совершенно не обучены, это
постоянное войско не имело ничего общего. При нем офицеры из своего рода самостоятельных атаманов, на свой страх набирающих войска и подчас даже содержащих их за свой счет, стали превращаться в правительственных чиновников, получающих казенное жалование и во всем послушных своему государю. Дело обеспечения армии продовольствием постепенно передавалось в руки особых бюрократических учреждений (военных комиссариатов), хотя этот переход совершался довольно медленно и закончился уже после смерти великого курфюрста в начале XVIII в.; военные комиссариаты ведали и сбором налогов (акциза и прямого налога), шедших на военные цели. Вместе с тем и военное обучение армии стало производиться по одному общему шаблону, и армия получила более планомерную организацию и единообразную форму. И в гражданской сфере при нем шел тот же процесс. Чиновники все сильнее и сильнее привязывались к государству, все больше отрывались от местных и частных интересов, и курфюрст все более становился центром всей государственной жизни; конечно, такая бюрократизация правительственной машины пока могла еще касаться только центральных учреждений; о проникновении влияния правительственных чиновников на места, в мелкие города и деревни тогда еще не могло быть и речи: в деревнях всецело держалась патримониальная власть помещика, наделенного судебными, административными и полицейскими полномочиями, а города пользовались довольно широкими правами самоуправления. Но берлинский «тайный совет», членами которого были важнейшие чиновники и генералы курфюрста, теперь стал действительно высшим учреждением в стране, и ему было передано рассмотрение всех главнейших государственных вопросов; вместе с тем и в провинциях делаются попытки образовать подчиненные ему административные коллегии, также организованные бюрократически, — попытки, впрочем, пока еще безуспешные.
На все это — и на армию, и на бюрократию — требовались, конечно, деньги, и великий курфюрст с величайшим усердием изыскивал средства для пополнения государственной казны. Но в его бесконтрольном распоряжении находились только деньги, поступавшие к нему из его собственных доменов[2], и некоторые регалии; этого было слишком мало, а за другими доходами ему приходилось обращаться к провинциальным штатам отдельных областей, которые с недоверием смотрели на усиливавшуюся власть курфюрста и крайне неохотно давали ему деньги даже на самые необходимые вещи. И «великий курфюрст» повел весьма энергичную борьбу против этих финансовых прав штатов; для этого он обратился к очень простому, но тем не менее действенному средству: стал стремиться к замене прямых налогов косвенными, взимание которых уже по самому своему характеру легко ускользало от контроля со стороны земских чинов. Введение «акциза» в городах и поднятие прямых налогов в деревнях вчетверо увеличили доходы курфюрста (с 500 тысяч талеров до 2 миллионов), но вместе с тем возбудили против него большое раздражение со стороны штатов. Особенно сильно было недовольство против курфюрста в герцогстве Прусском, где его власть была слабее, чем в других провинциях бранденбурго-прусского государства. Штаты отказывались утвердить налоги, обусловленные войной, и даже требовали роспуска войск. Три города — Кенигсберг, Кнейпгоф и Лобенохт — оказали особенно упорное сопротивление. В Кенигсберге горожане даже поставили в виде угрозы на городском валу пушки. Граждане отказывались платить налоги, и наместник Пруссии жаловался на отсутствие денег и людей. Дворянство во главе с полковником Калькштейном завело сношения с польскими королем, недавним вассалом которого был курфюрст (в качестве герцога прусского[3]), и искало у него помощи в борьбе против своего государя. Одним словом, абсолютистская политика «великого курфюрста» вызвала настолько сильное волнение в стране, что оно граничило с прямой революцией. Но это была уже одна из последних вспышек сопротивления со стороны прусских сословий. Их самостоятельность и значение земских чинов, как и всюду в то время в Европе, мало-помалу уступали место идее монархической централизации, проводившейся прусскими государями. Великому курфюрсту — правда, с огромным напряжением сил — удалось подавить и городское движение, и дворянскую фронду. Главари горожан были посажены в тюрьму, полковник Калькштейн схвачен и казнен; штатам был нанесен смертельный удар, и после смерти курфюрста они стали собираться все реже и реже.
Стремясь ограничить политическую независимость дворянства, великий курфюрст, однако, никогда не доводил своей борьбы против него до крайних пределов. В период самых горячих столкновений с дворянством он не отказывался от той идеи, которая на долгое время осталась руководящим принципом всей внутренней политики Гогенцоллернов, — от идеи, что дворянство есть главная опора трона и что этому сословию должно быть предоставлено главное и наиболее значительное место в государстве. Он никогда
