Снова с тобой - Кэтрин Смит

— Все чудесно, Спинтон, спасибо. — Но это была неправда. Совершеннейшая неправда.

Меньше всего на балу у Уортонов она ожидала увидеть Норри Шеффилда. Или он теперь называет себя Райлендом? Несколько лет ей удавалось следить со стороны за его деятельностью, а потом он пропал из виду. Она уже не была вхожа в тот круг. В последнее время Норт стал пользоваться огромным авторитетом в высшем обществе. Почему-то всем страшно захотелось видеть его на своих вечерах. На которых, впрочем, Норт появлялся редко. И только по делу. Должно быть, именно дела привели его сегодня сюда, словно нарочно, чтобы она увиделась с ним.

В нем уже ничего не осталось от того милого воспитанного юноши, каким она его знала. Он превратился в зрелого и сильного мужчину. Со щетиной на подбородке, с морщинками возле глаз. Ах эти прекрасные глаза! Как будто ясным зимним утром смотришься в воды озера. Волосы у него все также немного длиннее, чем требует мода, роскошные и непокорные, как и несколько лет назад. Вот только нос сломан. Но это не сказывалось на общем впечатлении. Он все равно оставался тем же красавцем.

Красавец. Слово из лексикона его матери. Прелестная, славная Нелл, которая так рано умерла, даже раньше, чем мать Октавии. Нелл Шеффилд была поразительной. Она ни под кого не стала бы приспосабливать свою жизнь. Не вышла бы замуж без любви, только потому, что когда-то дала обещание человеку, который, кстати, уже умер.

А Октавия? Она вдруг решила все изменить и этим вечером согласиться на предложение Спинтона. В тот момент это казалось правильным решением, но вот сейчас…

Она была безумно рада, что не объявила о своем решении, потому что теперь не была уверена, что поступает правильно. От нее ждали, что она станет леди Спинтон. Ждали уже несколько лет. И она согласилась бы. Пообещав что-нибудь, она всегда выполняла обещание.

Почти всегда.

Она и Норту давала обещания, но он пока был жив, а ее мать и дед умерли. Клятвы, данные покойникам, не так-то легко забрать назад, тем более что она им обоим многим обязана.

Норт не захотел заговорить с ней. А ей хотелось подскочить к нему, обнять, обхватить руками за шею. Она воспарила душой от одного его взгляда. Словно вновь открылась давно забытая сердечная рана. На один миг мир вокруг стал справедливым, прекрасным и правильным.

Норт удалился, а вслед за ней ушло чувство радости. Только потому, что он не захотел, чтобы она подошла. Не захотел, чтобы она призналась в знакомстве с ним. Почему? Он ее стыдится? Полагает, что она повернулась спиной к нему и к своему прошлому? В общем, так оно и есть. Но разве это причина, чтобы презирать ее? Чтобы делать вид, что они никогда не были друзьями? А ведь они были даже больше чем друзьями.

Одного беглого взгляда на него ей было недостаточно. Ее уверенность в себе не мог поколебать его резкий отказ. Она захотела увидеться с ним. Она не могла поверить, что он затаил на нее злобу после всего, через что им пришлось пройти, после всего, что они значили друг для друга.

— Мой дорогой, — повернулась она к своему спутнику. — Мой дорогой, добрый Спинтон. Будь так любезен, отвези меня домой.

Гладкое, свежевыбритое, без единой морщинки вокруг темных глаз лицо Спинтона выразило озабоченность.

— Домой? Но еще так рано. Мне казалось, что тебе здесь нравится.

— Мне нравится, просто я немного устала. Пожалуйста. Ты же не будешь против?

Этого нельзя было делать, но она добавила в свои слова чуть-чуть жалобности, придала голове легкий наклон, а взгляду — немного нежности. Спинтон был хорошим человеком, прекрасным человеком. И легко управляемым, как ребенок, которого ведут за ручку. Нужно только показывать, куда ставить ножки, туда он и пойдет.

— Разумеется, я тебя отвезу. Может, заедем в аптеку? Она похлопала его по руке.

— Нет, мне нужно прилечь. Боюсь, вечер меня немного утомил.

Он кивнул и повел ее к выходу.

— Жуткая толкотня. И чересчур жарко, на мой взгляд.

Октавия посмотрела на Спинтона. Его рыжеватые волосы были аккуратно уложены, ни один волосок не выбивался из прически. Узел на галстуке безупречен. Ни капельки пота на лице. Спинтон выглядел безукоризненно. Не то что она — поникшая, как цветок без воды.

Подол шелкового платья цвета слоновой кости мешал при ходьбе. Ступни горели. Чулки липли к ногам. По шее стекал пот. А тут еще и лакей чуть совсем не доконал, накинув ей на плечи капюшон.

Домой, быстрее домой, где можно вытянуться на постели. Лежать и чувствовать, как ласковый ночной ветерок, влетая в окно, холодит разгоряченное тело.

И думать о Норте. Да, ей хотелось в спокойствии и тишине подумать о том, как она снова увидится со своим Норри.

Он ни разу не пришел с визитом в дом ее деда. Она не осуждала его за это. Но он ни разу не написал ей, не передал ни строчки ни с кем из своих братьев, с которыми она встречалась в свете. Это выглядело так, словно он вычеркнул ее из своей жизни. Почему? Он ведь должен был понимать, что она скучала без него. Он, наверное, тоже скучал. Все из-за ее деда? Но она представить не могла, что Норри испугался бы кого-нибудь, пусть даже самого графа. Нет, он сам так решил — не общаться с ней, забыть ее.

Как жалко, что она не сумела вот так же забыть его. Конечно, время от времени ей удавалось на несколько дней выкинуть его из головы, даже на несколько недель удавалось, но насовсем — никогда. Она не тот человек, который забывает лучших друзей.

— Мне кажется, ты только делаешь вид, что все в порядке, — заметил Спинтон, когда они разместились в карете. — Ты получила еще одно письмо? Это из-за него столько беспокойства?

Он еще тут? Октавия глянула на Спинтона, сидевшего напротив. Она совершенно забыла о бедняжке.

Впрочем, он не был «бедняжкой». Он был новым графом Спинтоном, наследником ее деда. Они с Октавией были двоюродными братом и сестрой.

— Нет, — рассеянно откликнулась она. Ей трудно было сразу переключиться с мыслей о Норте на что-нибудь другое. — Со вторника ничего не было.

Спинтон поджал губы.

— Они стали приходить чаще.

Разве? Письма Октавию мало беспокоили. Но Спинтон воспринимал их более зловеще, чем она. Они казались ему порождением болезненного ума, она же считала их романтическими потугами какого-нибудь тайного поклонника. Нелепые вирши, глупые оды, посвященные ее волосам, ее глазам, даже ступням, — как можно всерьез верить, что их автор опасен? Зануда в худшем случае.

— Я думаю, тут не о чем беспокоиться, — заметила она, прикрывая рукой зевок. О Господи, вот теперь еще измазала перчатку губной помадой!

— Позволь мне нанять кого-нибудь, чтобы разобраться с этим делом.