Приключения Айвама - Тихон Сёмушкин

Айвам перебежал на другой, более высокий торос. Пристально вглядываясь, почти не переводя дыхания, он то приседал, то вытягивался во весь рост, становясь на носки. Лицо его побледнело.

Айвам долго искал глазами школьный огонёк. Наконец он высмотрел какой-то еле-еле мерцающий на земле свет. Этот свет был далеко в стороне, совсем не в том месте, где, по предположению Айвама, находилось его селение. «А может быть, это звезда? Нет, так низко звёзды не спускаются…» Мозг пронизала жгучая мысль, что лёд оторвался и пошёл. Айвама охватил ужас. Невольно он открыл рот, чтобы крикнуть, но тут же закрыл его ладонью. Кричать было почему-то страшно. Он вспомнил, как его отец погиб во льдах. Не отрывая взгляда от огонька, Айвам стоял неподвижно в каком-то забытьи. И когда опомнился, крикнул:

— Лилит, лёд оторвало!

Айвам скатился по склону тороса, упал, но, быстро вскочив, побежал. Он бежал так, как, может быть, никогда в жизни не бегал.

Лилит, высунув красный язычок, отстал. Айвам, не помня себя, в полумраке, среди ледовых нагромождений, освещенных только звёздами, бежал и бежал, забыв о щенке. Наконец он вспомнил о нем, на бегу оглянулся и увидел, как Лилит, выбиваясь из сил, мчался за ним, словно сознавая всю серьезность положения. Айвам остановился. Подскочил запыхавшийся Лилит. Айвам молча схватил его на руки и опять побежал. Стало жарко. Вдруг Айвам наткнулся на полоску воды вновь образовавшейся полыньи. Лёд дал здесь трещину. Она образовалась внезапно и черной змеёй, извиваясь и расширяясь, уходила очень далеко. Она казалась живой: ледовые берега её менялись на глазах, а кругом стояли спокойные торосы и ропаки, как молчаливые стражи в этой безлюдной ледяной пустыне. Мальчиком овладел страх. И, вспомнив старика, ловившего рыбу, он крикнул в пространство:

— На-а-а-алек!

Странно прозвучал его одинокий и ослабевший голос вдали от человека и жилых мест. Однако мальчиком постепенно стало овладевать спокойствие, и страх уступил место сознанию необходимости что-то предпринять.

Айвам стоял на берегу полыньи, как на берегу чёрной речки, всё ещё не зная, что же делать. Он прижал к лицу теплую морду щенка и прошептал ему в ухо:

— Лилит, не надо убегать от рыбки. И крючок там. Без еды мы скоро умрём.

И, уже больше не раздумывая, он побежал к тому месту, где оставил рыбу и снасти.

Мешок, наполненный навагой, лежал, как распластавшаяся нерпа. Увидев его Айвам обрадовался и сел на него верхом. Найдя мешок с рыбой, мальчик почувствовал себя так, как будто он вернулся домой. Он поглядел на знакомое место, где ловил рыбку. Лунка уже замерзла, и её нужно было вновь долбить, но Айвам и не собирался ловить сейчас рыбку. Он сидел на мешке и думал. Вспомнились рассказы стариков о сжатии льдов, о том, как охотников отрывало на льдах от земли и как они вели себя там. Много рассказов промелькнуло в голове мальчика. Он встал и пошёл в, глубь больших торосов, подальше от полыньи.

Пробираясь среди наторошенного льда, он волоком тянул за собой мешок, зорко всматриваясь вперёд и оглядываясь по сторонам. Всюду были здесь ледовые нагромождения — холмы, изрезанные ущельями. От напряжения глаза уставали разглядывать.

Айвам остановился и посмотрел на небо, усеянное ясными звёздочками. Каждую звёздочку можно было разглядеть в отдельности. И все же кругом стоял таинственный полумрак. Торосы в этом полумраке казались совсем другими. Теперь они походили то на зверей, то на яранги, засыпанные снегом, то на мчащегося на нарте каюра. Стоять было страшно, лучше идти. И Айвам шёл. Он шёл и шёл не останавливаясь. Куда шёл Айвам, он и сам не знал, лишь бы подальше от полыньи. Наконец его внимание привлекла огромная, как скала, ледяная глыба. Она стояла, словно утёс.

Оставив мешок и посадив на него Лилита, Айвам с пешней в руке обошел ледяную глыбу кругом и в одном месте обнаружил в ней небольшую пещерку.

«Надо здесь укрыться», — подумал Айвам. Вдруг под ногами он ощутил что-то живое и вздрогнул: это был Лилит.

— Вот и ярангу нашли. Если начнётся ветер, нам тут будет хорошо. Пойдём, Лилит, за мешком, — сказал Айвам.

Наступала ночь, и на просторе оставаться было страшновато. Айвам влез в пещерку и пешней стал расчищать неровности на полу, выбрасывая куски льда. В одной стороне было углубление, и мальчик сейчас же его использовал. Он высыпал туда из мешка навагу, а мешок расстелил на полу. Находившийся рядом сугроб навёл его на мысль сделать при входе в пещеру снежную стенку. Не теряя времени, он приступил к работе.

Айвам ловко вырезал пешней снежные кирпичи и закладывал ими вход. Работа подвигалась быстро. Оставив небольшой лаз, Айвам ползком забрался в пещеру и позвал Лилита. Он взял заранее приготовленный большой снежный кирпич и замуровал себя изнутри. В пещере наступил полный мрак.

Но здесь тьма не пугала. На расстоянии вытянутой руки кругом были стены. Айвам достал мёрзлую рыбку и стал грызть её. Он сидел на нерпичьем мешке, Лилит — у него на коленях. Ощупью Айвам кормил и своего мохнатого друга. В тишине, ничем не нарушаемой, слышалось, как на челюстях Лилита хрустели косточки наваги. В пещерке становилось теплей, но спать не хотелось: мешали думы, разные думы. Думы перенесли его на берег, в селение.

«Наверно, старик Налек уже рассказал всем, что встречался со мной: и матери, и учительнице, и, конечно, дяде Тэнмао. О, дядя Тэнмао — великий человек на берегу! Он, как говорят о нём старики, помогает людям в море, как добрый дух. Когда спускается над землёй и над морем густой туман, его ревун-сирену на маяке слышно далеко-далеко. А в тёмную ночь он прожектором освещает море: пароходам показывает дорогу», — размышлял Айвам. Он достал ещё одну рыбку, переломил её пополам и, отдавая половинку Лилиту, сказал:

— Хватит, больше не дам. Рыбку надо беречь. Хочешь жить, береги запасы, так говорят опытные охотники.

Айвам вспомнил свою заботливую мать, уютную теплую ярангу, горячий чай. Мальчику взгрустнулось. Хотелось пить. Айвам растоплял во рту снег, но он не утолял жажды. И тогда, вспомнив рассказы дяди Тэнмао, он решил сделать воду. Айвам плотно набил снегом кожаную рукавицу и засунул её под мышку. От рукавицы сначала стало немного холодно. Он взял в рот кусок наваги.

Вдруг до его слуха донесся звук, подобный рёву раненого белого медведя. У Айвама остановились дыхание, в горле застрял кусок рыбы. Он со страхом подумал: «Не померещилось ли?»

Айвам насторожился и превратился в слух, сдерживая щенка, который тоже вдруг повел себя беспокойно.

Здесь, в ледяной пещере, звук искажался, и ещё от неожиданности трудно было догадаться, что это такое.

Через короткий промежуток времени звук повторился, и Айвам узнал голос ревуна. Разрушив часть снежной стены, Айвам в один миг выскочил из пещеры. Встав на ноги, он усиленно заморгал, словно проверяя, хорошо ли видят глаза. То, что Айвам увидел, казалось наваждением. В стороне, под низким звездным небом, обрезая верхушки зубчатых нагромождений льда, медленно двигался огромный луч света. Вращающийся прожектор маяка как бы ворвался во тьму ночи и, шаря по торосам, тушил звёзды. Луч света двигался то быстро, то медленно, то высоко поднимаясь к небу, то вдруг падая л зубчатые торосы и, казалось, разбиваясь на куски. Луч прожектора словно играл, как играют небесные огни северного сияния. Опять донеслись Звуки ревуна.

«Как же так? Ведь с тех пор, как прошли последние корабли, дядя Тэнмао отдыхает. Давно перестал светить маяк, и не ревёт сирена. Зимой и маяк отдыхает».

Прожектор осветил мальчика, и Лилит отвернулся. На голубых торосах на мгновение заиграли переливы света. Зачарованный этим видением, Айвам ощутил радостное волнение. Не отрываясь, он сопровождал взглядом светлый луч и теперь ясно представил; как около машины, на маяке, стоит обеспокоенный одноглазый Дядя Тэнмао и управляет прожектором.

Не чувствуя Холода, Айвам захлопал в ладоши и заплясал. Из — под мышки выпала рукавица и поползла по ребрам. Мальчик выхватил рукавицу, выпил образовавшуюся в ней воду и крикнул:

— Лилит, иди сюда! Нас ищет дядя Тэнмао!

Он вывернул рукавицу, повалял её в снегу, отчего рукавица высохла. Затем схватил собачку на руки, продолжая притопывать. Нет, он не один! На том конце луча были люди, которые думали о нём, искали его. Айвам развязал пионерский галстук, прикрепил его к пешне и водрузил этот флаг над своим жильём.

— Вот, Лилит! Может быть, нас увидят издалека.

Но луч прожектора исчез. «Мотор перегрелся, давно не работал, — подумал Айвам. — Отдыхает мотор».

Уставший от работы и волнений, Айвам взглянул на пещеру, и сон стал одолевать его. Глаза закрывались сами, и мальчик вполз в свою пещеру, опять заделал вход и сел на мешок, прижав Лилита к груди.

«Что он понимает, этот Лилит? Ведь его ещё ни разу не запрягали в нарту».