Партизаны Подпольной Луны - GrayOwl

- О, Мордред Вас!..

- Так будет лучше для всей семьи. И для Драко. Это же и его гости. В отличие от Вас, мэм, он не против моих гостей.

- Милорд, да как Вы посмели и моего сына привлечь к Вашей грязной афёре?! Вы и так совсем испор… избаловали мальчика. Да пусть Дементор!..

- Не ругайтесь столь грязно, миледи, Вам это не идёт. Что, никак школьные годы чудесные забыть не можете? Вы ведь не забыли о своём дивном, развесёлом прошлом? Надеюсь лишь, что Вы не запамятовали о моём снисхождении к Вашей нечестности, и это, когда Вы уже были помолвлены со мной. Я прав?

- Но Вы, лорд, тоже не святой. И остаётесь таким до сих пор. Мне стыдно показываться на глаза людям! А всё из-за Ваших непрекращающихся амурных похождений! Уж выбрать давно пора, кого Вы предпочитаете в постели - мальчиков или девочек!

- На сём оставляю Вас, моя леди, дуться на меня, сына, да и на всех на свете.

Но спальни слева от главной лестницы я предоставлю гостям. Простите за беспокойство.

- Как Вы смеете?! Это же мой этаж, Вы же сами отдали мне его в полное распоряжение!

- Не волнуйтесь так, миледи, Вам вернут его в целости, сохранности и… стерильности. На сём позвольте откланяться.

… Ремус решительной и совсем-совсем не пьяной походкой направился к, разумеется, не танцевавшему ни с кем лорду Малфою. Тот почтительно встал с кресла у камина, где он расположился в одиночестве с бутылкой поганого, с точки зрения Люпина, «Зелёного Змия» и многочисленными стаканами на журнальном столике. Он выпивал стакан и левитировал его на стол, ещё не убранный эльфами на случай, если кому-нибудь из гостей захочется ещё раз вкусить от щедрот хозяина изысканнейшими закусками. Горячее ещё не подавали.

Стаканы, «использованные» Хозяином, тотчас исчезали со стола, а тот призывал кристалльно чистые и наливал в них глотка на два.

Ремус заметил, что у кресла выстроились три пустых бутылки из-под смердящего болотной тиной огневиски. Знакомый запах «Зелёного Змия».

- О, значит, и Люц тоже хорош. Мы составим замечательную пару в каком-нибудь танце. Я, хоть и подзабыл немного па, но двигаться, повинуясь умелому ведущему, сумею. А уж из Люца ведущий хоть куда.

- Уважаемый господин Директор…

- Можно просто Ремус.

- Что ж, пусть будет так. И, Ремус, что бы Вы…

- Спешу пригласить Вас, прекрасный сэр, на следующий танец.

- Но танцы сейчас закончатся, уважаемый…

- Просто Ремус.

… - И вовсе незачем так орать, Квотриус. Не видишь, человек израненный засыпает?

- Но отчего обнимаешь ты драгоценного гостя своего, как дитятю малого?! Ведь поцеловать же ты его готов, о коварный Северус! Воистину ветер еси ты, непостоянный, но переменчивый. Дуешь ты то в единую сторону, то в иную, как взбредёт в голову твою. Но где же честь твоя, о Северус? Стоят ли все прекрасные слова твои, ко мне обращённые только что, за курением, несколько минут назад, ну, хорошо, пол-часа, осьмушки коровы хотя бы?

- В чём обвиняешь ты меня, о Квотриус? В коем коварстве? Всего лишь соделал я то, что сотворил бы каждый, окажись он поблизости от гостя моего, возжелавшего убить себя об стену - попросту спас его его от умысла злого.

Северус осторожно, стараясь не разбудить сомлевшего Гарри, положил его на ложе и аккуратно прикрыл одеялом.

- Ты… Мы же куряли ароматные сигаретумы в спокойствии и отдохновении, ты же не сказал мне ни слова, а убежал к Гарольдусу. Не иначе, как обзавёлся и ты связью с ним, недостойным, умственной, как я с тобою.

- Воистину не мог обзавестись я связью мысленной с Гарольдусом, ибо профан он еси в Легиллименции, хотя и учил я его, ещё когда он был всего лишь подростком, однажды искусству сему, но… безрезультатно. Тако же плох он и в Окклюменции, кою освоил ты, о брат мой возлюбленный, самосто…

- Не смей называть меня боле «возлюбленным» и другими ласковыми и проникновенными прозвищами, о северный ветер мой, дующий всегда с Севера, но поворачивающий, как ветерок в мире Немёртвых, куда заблагорассудится тебе одному. Сейчас повеял ты на Запад, ибо ничего у тебя с Гарольдусом получиться не сможет. Не растлишь же ты юность невинную, несведующую в делах любовных меж мужчинами!

О нет, уверен я, что в коварных замыслах твоих еси и это. Но неужли так низко пал ты, о Северус мой? Воистину, не верую я сам себе.

- Да! Пришло время познать Гарольдуса, как мужчине вьюношу! Ибо таково сокровенное желание его!

- Но… А, право, делай, что восхочешь, лишь меня не касайся боле. Ибо пенис твой прекрасный окрасится кровью девственности и калом Гарольдуса. Ибо и нечистоплотен, и узок он, твой гость, и не завидую я ему, отнюдь. Даже в уборную не догадается сходить, да и боль презлую должен претерпеть он…

- Жаждет он боли сей всем телом своим прекрасным, ибо узрел уже нас с тобою, любящих друг друга, и ведает, какова мужеская любовь. Истомился он весь по мне, несчастный, и хочет он лишь одного - стать мужчиною со мною. От того и бился об стену, ибо думал, что безразличен он мне вовсе. Но не так сие. Я люблю его, понимаешь ли Квотриус?!

- В сердце моём ужились две любови, но разных - к тебе, о звезда моя путеводная, и к сему вьюноше несчастному, коему случилось давно уже полюбить меня, своего проф… учителя, прежде враждебного к нему. Так распорядилась Фатум, а супротив её решения нет иного пути, кроме, как исполнить повеление её, неприступной, против же её пожеланий мне нечего сказать.

- Что же до уборной, сам я подскажу Гарольдусу сходить в неё, ведь молод он и не знает многого, что знал ты, чистый голубь мой, Квотриус. И не покоробит меня упоминание об отхожем месте, ибо знаю я, что необходимо оно для меня с гостем моим драгоценным, соплеменником, прекрасным в совершенстве своём обликом. Таковой облик еси редкость даже в той… будущей Британии, хоть и известной лепыми своими мужчинами премного среди народов Континента.

- Не думай, что заполонил ты сердце моё эпитетами столь прелестными, о Северус честь свободного человека давно уже потерявший. Ибо пояло ты меня, свободного домочадца твоего и… брата, столь грубо, что насилием обернулось соитие то давнее.

- И, хоть со слов твоих ведаю я, что есть Британниа, но не говорил ты мне, что еси «Контингент». Да и дело не в этом, а в том, что считаешь ты Гарольдуса обликом лепым, а не уродливым, как я полагаю. И в случае сием не промысел священной богини в решении твоём, но лишь похоть. И ведаю я причину её - стал ты необуздан в утехах любовных после соитий с женщиною, за одну ночь столь множественных, коих подарил бы ты мне за неделю лишь.

- Случилось тебе, что жаждешь ты соитий плотских боле, нежели до ночи сей. Вот и решил ты утолить жажду свою не с женщиною, в кою войти ты не сможешь, ибо понесла она, да и не пожелаешь, как сужу я по рассказам твоим. И решил ты завести себе двоих возлюбленных, дабы в ночь одну иметь ласки, что мои, что сего, бывшего ещё недавно рабом, Гарольдуса. И как не противно тебе будет иметь его, на латыни цивилизованной еле говорящего?