Я тебя рисую - Алия Шалкарова

– Я же просила сидеть молча, – в голосе звенит металлическая нотка. Не люблю я, когда мои картины портятся из-за одной неправильной линии. Некоторые художники меняют всю картину, подстраивают ее под предательский штрих, но для меня это равносильно измене самой себе. Это слишком легко и просто – ошибаться и продолжать существовать с этой ошибкой. Легко сказать – это не ошибка, просто я в процессе решила сделать вот так, а не то, что я хотела изначально. Еще проще не оправдывать себя, а продолжать свое дело без извинений хотя бы перед собой. Смысл в том, чтобы изначально делать все идеально, правильно. Так, чтобы гордиться потом своей работой. К этому я привыкла еще в Париже, не хотела тратить родительские деньги на дополнительные краски и холсты. Когда ты сразу делаешь все правильно, то тебе практически не нужно задумываться о том, что будет дальше. Это как один большой алгоритм, когда одно правильное действие запускает весь процесс в нужном направлении. Самое хорошее, что это правило срабатывает не только в отношении кистей и красок, но во всей жизни в целом. Правильное идет за правильным. Только так.

Мысли в голове текут одна за другой, но руки знаю свое дело. Рукам мастера не нужны мысли, им нужно вдохновение. Сейчас мои руки хотят только одного – чтобы парень по имени Ян улыбался вечно.

– Анна. Меня зовут Анна, – в голосе появляется хрипотца, но язык больше не заплетается. Это значит, что больше мы – не незнакомцы, между нами что-то большее. Рисунок, который через несколько минут станет полноценным.

– Ты же не местная, я тебя здесь никогда не видел, – он говорит и опять неуловимо перемещается в пространстве. Я это вижу по тому, как меняется рисунок теней. Собираю все свое терпение в рисующую руку и упорно вывожу правильные линии.

– Я всю жизнь прожила здесь, просто несколько лет провела во Франции, – при мысли о художке мой голос теплеет и рука наносит несколько просто потрясающих штрихов, в которых, как мне кажется, чувствуется все мое настроение. Мне начинает нравиться этот парень и то, что я делаю.

– Во Франции… Так ты крутая девочка, – в его голосе чувствуется осуждение и я успеваю поймать выражение его глаз. Необъяснимо презрительное. И у кота, который совсем обмяк на коленях Яна, точно такое же. Отвечать на такое презрение глупо и я просто фиксирую двойное презрение их взглядов на бумаге, тем самым ставя точку в этой беседе и в своей работе одновременно.

Дьявол, натуральный дьявол. Булгаковский Азазелло и его вечный спутник Бегемот. Не шедевр и на оригинальность не тянет, но выполнено достойно. Очень классическая работа, не требующая буйства красок. Черный – самый классический цвет. Черный появился гораздо раньше всех остальных цветов. Черный цвет самодостаточен. Черного цвета никогда не бывает слишком много. Скромно улыбаюсь и складываю свои причиндалы в сумку. В последний раз поднимаю свои глаза и понимаю, что он уже совсем на меня не смотрит. Ему даже не интересно каким получился его портрет. Разочарованная я ухожу домой, а Ян даже не слышит мое тихое «пока».

4. Я рисую белым мелом

Я два дня не выхожу из комнаты, работая над своей картиной. Мне кажется, портрет парня по имени Ян получится не хуже чем «Ночь». Все смешиваю и смешиваю черные и серые краски, пытаясь найти нужное сочетание. У мелков есть большое преимущество над масляными красками – насыщенность можно регулировать силой нажатия. Масло гораздо капризнее, здесь без вдохновения не обойтись. Как руку не тренируй, она все равно не подчиняется законам физики и логики. Одна и та же кисть сейчас дает нежный, легчайший мазок и тут же вдруг ставит широкую кляксу, которая уродует почти готовую работу. Долго смотрю на первый рисунок и сравниваю его с холстом. Два одинаковых изображения и все-таки чего-то я не вижу. Как с близнецами, знаете, вроде они абсолютно одинаковые, но все-таки есть та мельчайшая деталь, которая отличает одного от второго. Это деталь прячется в выражении глаз. На рисунке, который я сделала во дворе парень смотрит с таким презрением, словно мы давние враги. А вот дома я постаралась сделать его взгляд чуточку теплее и теперь на меня смотрит влюбленный в кого-то парень. Вздохнув подношу маленький рисунок к окну и пытаюсь поиграть со светом. Тени разбегаются под разными углами и меня осеняет.

В Париже мне показали замечательную штуку. Деревянную дощечку покрываешь густым слоем черной краски. Когда краска высохнет на ней можно рисовать обычным школьным белым мелом. Минимализм в действии, мирового признания такие рисунки не получают, но они обладают собственным настроением, очень и очень атмосферные. Впервые мне эту технику показал парень, в которого я была влюблена целый год, между пятнадцатым и шестнадцатым днем рождения.

Его звали Алексис, типичный француз с внешностью молодого олимпийского Бога. Длинные черные кудрявые волосы, собранные в небрежный хвост, проколотая правая бровь. Он был фотографом и подрабатывал в нашей художке кем-то в администрации. К моей чести в него была влюблена не только я, но и все остальные девочки в школе. Время от времени Алексиса отправляли курировать наше общежитие и тогда в комнатах начинался твориться хаос. Мальчишки вытаскивали сигареты и дешевое вино. Девочки начинали краситься и прихорашиваться. Я тоже надевала красивое платье, но мне не хватало смелости подойти к нему.

15 января, на свой пятнадцатый день рождения я накрыла небольшой стол для своего курса. Чтобы не искать лишних проблем на свои головы мы заранее предупредили администрацию школы, что собираемся посидеть вечером. Обычно консервативный директор проявил благодушие и отправил на проверку не кого-нибудь, а молодого Алексиса, так что мы могли шуметь не стесняясь. Ребята скинулись и подарили мне потрясающий переносной планшет, тот самый, на котором я рисовала Яна позавчера. В восемь вечера появился наш куратор с какой-то коробкой в руках.

– Итак, из-за кого я пропускаю матч «ПСЖ – Олимпик»? Кто такая Анна? – мои одноклассники засмеялись, а я покраснела до кончиков ногтей на ногах. – Хах, ставлю 10 евро на то, что это – вон та помидорка.

Представляете, он так и сказал – помидорка. Все, конечно же, расхохотались еще больше, но мне понравилось. Было в этом слове что-то… что-то интимное и сокровенное.

– Ладно, помидорка, не красней. Я вообще-то не с пустыми руками пришел. Как-никак день рождения. Вот, – и протянул свою коробку мне.

– Спасибо. Эмм… Очень красиво, – коробка была наполнена дощечками, выкрашенными черной краской. Наверное, мое удивление отчетливо отразилось на моем лице и Алексис расхохотался. Мы все ждали объяснения.

– Какая неприкрытая ложь. Но на самом деле это только часть подарка, так что наберись терпения.

А потом он достал упаковку обычного мела и сотворил чудо. Он нарисовал ангела с моим лицом. Вся фишка заключалась в том, что мел оставляет широкие, мягкие штрихи и изображение получается очень объемным, почти воздушным. Вот и кажется, что ты рисуешь ангела.

– Вот, дарю тебе этот способ с надеждой на то, что ты станешь известной художницей и прославишь не только нашу школу. Не забудь упоминать мое имя каждый раз, когда будешь выступать на конференциях, – странно, что я помню все дословно сейчас. В тот самый момент мне хотелось раствориться в его голосе. Я была избранной, со мной говорил самый желанный парень Парижа и он только что сделал мне самый лучший подарок в моей жизни.

Весь последующий год я оттачивала эту технику, но так и не смогла показать свои рисунки Алексису. Мне было неудобно подходить к взрослому человеку и отвлекать его от работы. Во время его дежурств в общежитии его всегда окружали старшекурсницы и мне не хотелось, чтобы они подумали, что я в него влюблена. Зато я нашла удобный момент, чтобы показать то, чему я научилась – мой следующий день рождения. 15 января как раз выпадало на пятницу и вряд ли бы учителя постарше согласились бы курировать общежитие. По традиции предупредив администрацию я начала готовиться к своему празднику. Надела черное платье с белым воротником, черные колготки и мягкие черные балетки. Волосы собрала в тугой пучок, на ресницы нанесла немного коричневой туши. Но главным сюрпризом должен был стать не мой образ, а картина на большой черной доске. На ней я изобразила Алексиса в полный рост. На тот момент это была моя лучшая работа, выполненная с такой любовью и надеждой, что хотелось заплакать. Часы показали семь вечера. Мой маленький праздник начался.

Как говорится, пока мы строим планы Бог над ними смеется. Я надеюсь, что смогла скрыть свое разочарование в тот момент, когда в комнату зашел не так ожидаемый мной Алексис, а наш учитель по введению в искусство мадам Жоли. Надо сказать, что удивлена была не одна я и мы все подскочили при виде мадам, совсем как на уроке.