Ангел из прошлого 1 - Лусия Эстрелла
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, ты ― ребенок, который все время будет здесь жить?
При этом у Тамилы был такой вид, будто она работает здесь первый и последний день.
Сима втайне пожелала, чтобы это было так.
Но – увы.
Тамила появилась и назавтра, и на послезавтра. Она ходила каждый день, как часы, не опаздывая ни на минуту. Бывало, приходила раньше и уходила позже, гораздо позже положенного. Все бы ничего, да вот только она почему-то решила, что Сима – ее собственность, такая же, как швабры, тряпки и ведра. Ведь она жила в подсобке, а не в нормальной комнате с другими детьми.
– Бред все это, – заявила Тамила без обиняков, когда Сима робко попыталась ей рассказать, почему она не может согласиться на разные льготы для сирот. Ведь там нужно было подписывать бумаги – то есть, подписываться под тем, что у нее никого нет. А как же нет, когда есть папа! Он живой, просто он пока еще не забрал ее отсюда.
Тамила мигом переняла мнение всех живущих в приюте, хотя вряд ли она с кем-то обсуждала Симу. Похоже, это было все-таки ее собственное твердое мнение, и менять его она не собиралась. К тому же Сима говорила слишком тихо, и к ее словам почти не прислушивались.
– Ты что, хочешь заболеть или сойти с ума? – корила ее уборщица и вчера, и третьего дня, хотя Сима давно уже не посвящала ее свои дела и вообще старалась сталкиваться с ней как можно реже. – Надо жить в реальности. Тогда будет хоть какой-то шанс выжить. Понимаешь?
Сима не хотела понимать. И не рассказывала, что клеймо безумной на ней уже висит давно. Что ее даже пытались лечить, но не помогло. И разве можно вылечить правду? Поэтому она просто молчала. Тогда Тамила, не добившись успеха в чтении моралей, принималась обзывать ее селедкой из-за того, что она слишком мало ест и слишком худая – добралась-таки до ее фигуры. А ведь в приюте давали достаточно еды.
Ни одного дня Тамила не оставляла ее в покое. Она приходила невзначай, смотрела на нее так прямо и пристально, что нельзя было увильнуть и отвернуться – Сима была словно прикованная под этим взглядом. Тамила говорила четко и слишком убедительно, что эти глупые иллюзии приведут к пропасти. Что отец давно бы нашел и забрал Симу, если бы того хотел или вообще был жив. «На дворе двадцать первый век, алё! – кричала она, разойдясь. – Что там сложного – найти человека! Это раз плюнуть, стоит только немного пошевелиться. Просто прими, как данность, что ты одна – одна, понимаешь? И начни хоть что-то делать для своего будущего…» И дальше все в таком же духе.
При этом Тамила смотрела вовсе не зло, а обеспокоенно. Иногда в ее взгляде проглядывала неуверенность, хотя голос у нее был громкий. И когда Сима пыталась отвернуться, Тамила тут же поворачивала ее голову к себе, внушительно глядела и говорила чуточку тише, чем обычно: «Смотри на меня! Я тебе что сказала – не отворачивайся и слушай! Тебе этого никто здесь не скажет, потому что им все равно».
Хотя Тамила не желала ей зла и никогда не делала ей больно, Симе все равно было очень страшно. Все слова Тамилы, особенно такие внушительные – то громкие, то тихие, проникали слишком глубоко в душу. Еще немного – они прорастут, и мечта, ее смысл жизни, рассеется, как мираж. Ведь на самом деле намного легче жить в реальности, отдать свою судьбу в руки попечителей, подписать документы, получить полезную профессию, устроиться на работу, зажить не хуже других и…
Но все внутри нее противилось этому. Ведь она – художница, и не может быть кем-то еще. И где-то живет ее отец. И только он любит ее так сильно, как никто другой. И он ее не бросал. Не бросал, и все тут.
Тамила утверждала, что это не так.
Сима пряталась от нее, чтобы та не заставила ее поверить. Ее несуразная одежда, спутанные короткие волосы то ли бежевого, то ли светло-каштанового оттенка, черный бинт на руке, порой отрешенный, ушедший в себя взгляд напоминали пепелище. Однажды Тамила чуток приоткрыла тайну. У нее тоже была мечта. Какая – она не сказала. Но это все, что от нее осталось. Поэтому – долой мечты, от них только сплошные разочарования.
Сима прониклась. И тут же испугалась. И стала избегать Тамилу еще более упорно.
3 глава
Сима медленно идет к дверям приютского дома. Сегодня воскресенье. Это значит, что сегодня не будет Тамилы.
И есть надежда, что сегодня не придет тот самый сон, который часто и мучительно повторяется. И Сима не будет снова кричать и звать на помощь. Ведь именно из-за этих ночных истерик ее отселили. Она пугала остальных детей, да и воспитателей тоже.
А еще грозились выгнать. Но это, наверное, понарошку. Ведь не могут же ее выгнать просто так, на улицу.
Иначе тогда ей придется идти в ночлежку к бомжу Федоту.
Сима передергивает плечами. Нет, этого не будет. Вряд ли ее выгонят из-за какого-то сна или из-за того, что она отказалась идти в техникум. И не устроилась ни на одну из работ, что ей предлагали. Это ведь ничего не значит. Главное, чтобы она не шумела и никому не мешала.
Сима вздыхает, открывая тяжелую дверь. Ее место в художественном училище, но там нужно много платить. А попасть туда – самый верный способ быстрее найти папу. Вдруг там про него что-то знают? Конечно же, знают, он ведь известный художник. Она уже пыталась поговорить с учителями, но ее сразу выставили за порог. А все из-за одежды – в полинялой блестящей куртке, шарфике не в цвет растянутой шапке ее, скорее всего, приняли за побирушку.
А вот и теплая маленькая комнатка. И фанерная ширма в углу, где можно спрятаться от всего мира и мечтать. А еще – тихонько говорить с портретами.
Сима развязывает замерзшими пальцами веревку большой бумажной папки и раскладывает перед собой рисунки.
Здесь есть портреты нескольких детей из приюта, пожилой воспитательницы, милого бомжа Федота, а еще – Олега, доброго парня из церкви. Он всегда улыбается ей, а иногда даже заговаривает с ней, спрашивает, как дела. Вообще он хороший,
