При вспышке молнии - Барбара Босуэл

— Дрянь какая! — возмутилась Мисти. — Мать называется.

— Тут я могу произнести очень впечатляющую речь о том, что женщина так же вправе стремиться к счастью, как и мужчина, и что отец ребенка несет равную ответственность за его воспитание. Хотите послушать?

— Ха! Чушь собачья, и мы оба это знаем. Нет ничего хуже дурной матери, можете мне поверить. Моя тоже бросила меня, только я в конце концов оказалась на попечении штата Нью-Джерси, — Мисти вздохнула. — С тех пор так и перехожу из рук в руки.

— Зато теперь вы вдова Таунсенда Тилдена-старшего. Бьюсь об заклад, ваша давно пропавшая мамаша дорого бы дала, чтобы заключить вас в свои объятья.

— Да уж, — согласилась Мисти. — Только ничего ей не обломится. Если эта тварь появится и запричитает, что я ее любимая дочурка, которую она потеряла много лет назад, я устрою ей такую же сладкую жизнь, какую мне устроили Тилдены.

— Но им ведь не удалось отделаться от вас, верно? Вы по-прежнему миссис Тилден, и им не светит урвать кусок Тауна, если только вы сами им не уступите, Мисти.

— Чтобы избежать суда, — медленно проговорила Мисти.

Слава богу! Врубилась! Кевин ощутил гордость, словно школьный математик, который сумел вдолбить тупице, что такое вычитание.

— Совершенно верно, Мисти. Выбирать вам. Впрочем, если вы решите уладить дело с Тилдена-ми миром, то все равно останетесь весьма состоятельной дамой.

— Женщиной, — поправила его Мисти. — Не желаю так даже называться. Эти ваши дамы — надутые индюшки. — Она встала. — Ладно, и как же быть, Кевин?

— Вы просите у меня совета как у своего адвоката или просто так интересуетесь?

— Фу, какой вы…

— Педант? — Кевин слегка приобнял гостью за плечи, провожая к двери. — Профессиональная привычка, знаете ли. Разумеется, при желании я могу завуалировать все что угодно.

— Ну и словечко. Небось какое-нибудь извращение, из тех, что так любят посетители отдельных кабинетов клуба «Экзотика-эротика». — Мисти склонилась к нему. — Я и там работала.

— Завуалировать значит намеренно сделать не вполне ясным. Еще один талант, необходимый хорошему адвокату.

Она прижималась к его руке пышным бюстом, округлое бедро касалось его ноги. Несколько лет назад он не преминул бы воспользоваться случаем. Ту вечно юную, беззаботную часть его души, что всегда руководствовалась девизом «Лови момент!», никогда не останавливали условности или угрызения совести. Увы, теперь не то.

— Уверена, у вас уйма всяких талантов, Кевин, — промурлыкала Мисти.

«Да и ты ими наверняка не обделена, — подумал Кевин. — Обидно, что мне не доведется этого проверить». Он подавил вздох. Порой быть благоразумным, ответственным мужчиной — просто наказание. Но, увы, прочим Кормакам подобных качеств решительно недоставало, пришлось взять эту роль на себя. Страстную интрижку с пышущей сладострастием бывшей стриптизершей мог себе позволить весельчак Квинт. Но Кевин Кормак, отец Брейди, сын бедняги Фрэнка, старший сводный брат Остина и Дастина? Нет, нет, и еще раз нет!

Как бы то ни было, он теперь патриарх своего безалаберного семейства. Кевин едва заметно покачал головой и насмешливо улыбнулся. Подумать только, он превратился в того самого зануду, над которыми всю жизнь потешался.

Если бы его видели теперь бывшие дружки, они не поверили бы своим глазам. Зато мама была бы счастлива.

Перед домом стоял длиннющий лимузин светло-лилового цвета. Шофер в ливрее терпеливо ждал миссис Тилден. Кевин хмыкнул.

— От такой расцветки, — он махнул рукой в сторону машины, — Тилденов наверняка удар хватил.

— А Тауни нравилось, — Мисти бросила на него лукавый взгляд. — Но вы правы. Эти денежные мешки чуть не лопнули от злости, когда увидели. — Она провела Пальцами по щеке Кевина.

— Дайте мне знать, когда что-нибудь решите, Мисти. — Кевин сжал ее руку в ладонях. Он надеялся, что она истолкует это как выражение отеческой заботы, а не как от ворот поворот. И уж ни в коем случае не как поощрение.

Но внимание Мисти было сосредоточено на другом.

— Не получат ни гроша. — Ее глаза внезапно сузились. — С какой стати я должна с ними делиться? Они обращались со мной как с последней швалью. Мы можем выиграть дело, Кевин? — Она вдруг словно поникла. — А что, если они потащат нас в суд, а мы проиграем?

— Не проиграем, — твердо сказал Кевин. — Гарантирую, мы не ударим в грязь лицом. Я ведь все предвидел: завещание составлено так, что комар носа не подточит. Это будет наш триумф.

— И вы, конечно, сдерете с меня кучу денег, — улыбнулась Мисти, похлопав своими густо накрашенными ресницами.

— Разумеется. Мне нужна содержать ребенка, вы же знаете. Не говоря уж — впрочем, это неважно. Не стоит морочить вам голову сложными семейными отношениями Кормаков. Так, значит, вы окончательно решили не вступать в сделку?

— Совершенно верно, — величественно подтвердила Мисти.

Кевин одобрительно кивнул.

— Отлично! Будем драться! Тем более что у нас хорошие карты.

Он не видел никакой необходимости посвящать Мисти в то, как жаждет вновь сразиться с этими снобами — и снова выиграть! От одной мысли, что он опять возьмет верх над Рейчел Саксон, ее тетей Ив и кузеном Уэйдом, теплело на душе.

Рейчел Саксон. Эту самую зловредную тетю Ив или кузена Уэйда почему-то вообразить не удавалось, зато Рейчел явилась во всей красе.

Она была воплощением своего класса, образцом ума, хорошего вкуса и безупречных манер. И при этом просто отпадной красоткой, хотя едва ли ей пришелся бы по душе столь неизысканный комплимент. Да к тому же от такой дворняги безродной, как Кевин Кормак.

Кевин слышал разговоры о дам, что Рейчел похожа на Жаклин Кеннеди-Онассис в молодости: высокие скулы, широко расставленные глаза и пухлые губы младшего партнера фирмы «Саксон и компаньоны» и в самом деле давали основания для такого сравнения. Однако на фоне ее чопорного поведения покойная Джеки Кеннеди казалась образцом приветливости. Ледяной тон и взгляд, которым можно было удержать на расстоянии даже сексуального маньяка, дополняли образ. Кевин усмехнулся. Во время консультаций сторон по делу Петерсена Ив всегда была подчеркнуто любезна, Уэйд — обезоруживающе обаятелен, но Рейчел…

Кевин даже головой покачал. Рейчел не давала себе труда быть даже элементарно вежливой. Она обращалась с ним как с наглым мародером, каковым, должно быть, и считала. Ее карие глаза вспыхивали гневом, стоило ей только взглянуть на Кормака, а если они оказывались на расстоянии вытянутой руки друг от друга, Рейчел вся подбиралась и отступала назад, словно боялась заразиться.

Ее искреннее презрение отчего-то забавляло его. Это чувство было так чисто, так неодолимо и пламенно, что невозможно было не отдать ему должного. К тому же когда Рейчел начинала сердиться, то становилась совершенно неотразимой. От нее просто глаз нельзя было отвести. Во время встреч в суде ему представилось немало случаев полюбоваться благородным гневом…