Записки кукольного завлита - Борис Голдовский

Действительно, когда читаешь «Клочки по закоулочкам», удивляешься собственной слепоте. В сказке-то все про нас! Наступила весна, над нами закапало, все просыпается, в грязные лужи превратила оттепель ледяные дома, и старая, народная сказка, расколов сухую жесткую оболочку академического памятника, проросла живой, современной мыслью.

Факту появления в нашей кукольной драматургии Г. Остера мы во многом обязаны писателю Э. Успенскому. Это его школа.

В книге «Письма к ребенку» (кажется, тоже пока неопубликованной), написанной от имени «детского писателя и бывшего многострадального школьника», Успенский в конце каждого письма дает читателю совет. Страшно вредный, если не обладать чувством юмора. Поэтому людям без юмора читать эту книгу (да и всего Успенского) нельзя. В его пьесах пес Шарик рекомендует покупать мясо только в магазинах (там костей больше), мыши славят своего короля плакатом «Ура королю – вождю масс!», а дядюшка Ау (из привидений) убеждает друзей, что для хорошего дела кража денег из банка – не кража, а банковская операция.

Герои, читатели и зрители Успенского – люди серьезные. С чувством юмора. В начале семидесятых автор этих записок из кукольного дома, тоже считая себя человеком серьезным, не мог понять, зачем Успенский столько пишет пьес и прозы в стол? Тогда казалось, что этого никто никогда не поставит и не напечатает. Помню, он ответил: «Я пишу один, без цензора. Иначе не умею».

Он и сейчас так пишет. «Без цензора в голове». А мне, например, очень трудно сейчас и писать и работать, потому что приходится «выдавливать из себя раба», а это, сами знаете, не просто. И не только мне, думаю, многим моим коллегам тоже. Что же касается «манной каши с малиновым вареньем», то в нашей кукольной драматургии это пока наиболее распространенное блюдо. Его автор никогда ничем не рискует, кроме вкуса детей. «Минимальный риск».

Считается, что детям нравятся любые детские спектакли. Отчасти это так. Но лишь отчасти. Им нравится быть в театре, нравится, когда гаснет свет и раздвигается занавес, нравится театральный буфет и антракт, нравится аплодировать под ритмичную музыку финалов. А вот нравятся ли им сами спектакли, пьесы?

– Дети очень не любят «детские пьесы», не любят выставок детских рисунков и прочего «детского». Их интересуют серьезные вещи – космонавты, пираты, ковбои. Это открытие принадлежит уже не Г. Остеру. а Э. Успенскому.

Вероятно, писатель недалек от истины. Под «детскими пьесами» он подразумевает сусальные пьески, написанные на псевдодетском языке, которым ни один нормальный ребенок. не говорил и говорить не будет. Это язык взрослых, навсегда забывших, от кого они произошли, и решивших заняться воспитанием неких абстрактных детей.

В потоке кукольных пьес заметна ориентация на «среднестатистического мальчика». Мол, воспитывать – так «коллектив». Стремление к воспитанию детского общества «по валу» у нас, театров и драматургов, пока совершенно неистребимое. Может, давайте попробуем воспитывать поштучно, имея в виду, что детское общество состоит из отдельных человеко-детей, с их языком, социальной средой, информированностью, интеллектом, конфликтами, проблемами, интересами…

Мы часто и охотно говорим о времени, своевременности и современности, но, к сожалению, иногда не учитываем ни того, ни другого, ни третьего, живем мерками многолетней давности и обижаемся, что нас не понимают. Не существует же детей «вообще», есть дети своего времени и своих родителей. В середине века дети были одни, в двухтысячном году, наверное, будут совершенно другие. А искусство воздействует на людей разных времен по-разному. Меняется ритм жизни, меняются люди, меняются куклы, меняется и драматургия. Мы живем в конце 80-х годов XX столетия – Наши дети в первом классе решают уравнения с неизвестными, в третьем – классе складывают и вычитают в уме шестизначные цифры, А наша кукольная драматургическая кухня кормит ребят всех возрастов провернутыми диетическими спектаклями с потусторонним содержанием.

Может быть, стоит задуматься над тем, что механизм воздействия пьес, спектаклей на аудиторию не так прост, как кажется: показал положительного героя, вывел на сцену злодея, дети посмотрели и решили: «Буду делать хорошо и не буду – плохо».

Приведу любопытное наблюдение того же Э. Успенского: «Много лет назад мы с А. Хайтом написали пьесу «Остров ученых». Ситуация там очень простая. На острове в океане живут ученые – бывшие школьные учителя. Это хорошие люди, изобретатели, гуманисты, практически без недостатков. Остров захватывают пираты – двоечники, хулиганы, оболтусы. Когда мы прочитали пьесу ребятам, то удивились, что злодеи-пираты почему-то нравились ребятам, а добряки-ученые не вызывали у них симпатий.

Тогда мы поменяли акценты. Положительным ученым дали некоторые недостатки. Отрицательным пиратам – кое-какие достоинства. И симпатии зрительного зала перешли на сторону ученых»…

Вероятно, в этом наблюдении есть рациональное зерно. Кто больше всего запоминается детям, скажем, в «Острове сокровищ»? Сильвер, Билли Боне. Кто менее всего? Можете назвать с ходу имена положительных героев «Острова»?.. Вот и я не могу.

Какие персонажи лучше всего получились в «Дяде Федоре, Псе и Коте»? Кот Матроскин, почтальон Печкин, пес Шарик. То есть, вполне живые характеры, со всячинкой. Стали бы Чебурашка, Крокодил Гена теми, кто они есть для наших ребят (и нас), если бы не имели нормальных земных недостатков? Вряд ли. А Робинзон? А Гулливер? А Буратино? Алиса? Винни-Пух?..

Значит, процесс эстетического, нравственного социального воздействия искусства на детей далеко не так прямолинеен, как мы, это себе представляем.

А представляем довольно примитивно (автор «Записок» и себя имеет в виду). Особенно это очевидно, когда читаешь 25–30 кукольных пьес в месяц. Сидя за этим занятием, невольно думаешь, что в тот день, когда творческие работники распределялись по ведомствам девяти муз, у кукольников был выездной спектакль, и они пришли к шапочному разбору. Ни Мельпомена, ни Терпсихора, ни Талия не стали покровительницами этого театра. Врио Музы театра кукол (а следовательно, и кукольных драматургов) оказалась пожилая, одинокая женщина с помелом. Проще говоря – Баба Яга. Она вдохновила не одного и не двух авторов на создание сказочных пьес. Среди них есть, кстати, и достойные: «Маленькая Баба Яга», «Баба Яга – против», «Моя бабушка – ведьма» и другие.

И все же часто случается так, что, когда в пьесе говорит Баба Яга, музы молчат. Много банальных поделок расцветает на ниве кукольной драмы. И для кукольников это настоящая драма!

Наш старейший драматург-сказочник Ефим Чеповецкий после просмотра очередной сказки «по мотивам» как-то произнес такую речь: «Говорят: сказка – достояние детей. Это неверно. Сказка – достояние стариков и детей, потому что сказки хранят старики: дедушки Мазаи, Арины Родионовны, седые академики-филологи, веселые сельские балагуры и мудрые городские пенсионеры… В этих сказках заключены вечные истины, основополагающие этические и эстетические идеалы. В этих истинах, как в хрустальных сказочных ларцах, хранится опыт многих человеческих жизней. Театр кукол – детский театр, он должен учить своих юных зрителей великой науке жизни».

Что же происходит с пережившими века классическими сказками в современном детском театре? Какими видят дети своих любимых «Курочку Рябу», «Колобка», «По щучьему велению», «Красную Шапочку» и т. д.? Их внешнее сценическое убранство стало не в пример роскошнее, богаче, они стали «певучими и плясучими», к ним повсеместно прилепились многозначительные, «философичные» прологи и эпилоги, они обросли сувенирной бутафорией. Но вот беда: ярко вспыхнув вначале, они, словно захлебнувшись в собственном «великолепии», к середине сказки вянут, а к концу и вовсе скисают, не рассказав ничего нового, не поведав того главного, о чем говорила сама сказка.

В пьесах и спектаклях Бабы Яги летают на реактивных ступах, лихо отплясывают, поют в микрофон зонги. Сказки превращаются в самопародию! Здесь колобки-акселераты, например, запросто обводят вокруг пальца зубастых и клинически глупых волков, медведей, лис… А зачем? Чтобы доказать, что старая сказка потеряла всякий смысл? Так напишите новую!

Но оказывается – это очень трудно. Не всякий век может похвастать тем, что в нем появился хотя бы десяток настоящих сказок, пьес. Детский писатель-драматург – профессия сложная, и кроме таланта здесь еще многое нужно. В частности, знание законов драмы и умение применить их на деле. А значит – учиться нужно. Но, к сожалению, к кукольной драматургии чаще относятся как к какому-то легкому промыслу.

Я часто бываю на кукольных спектаклях для детей, где на сцене гремит электронная музыка, сказочные герои поют и веселятся, а в зрительном зале царит скука. В оправдание псевдосказок «по мотивам» сказано много всяких слов: «стилизация», «перестройка на мюзикл», «современное прочтение». Слова, слова, слова… Довольно слов! Отсутствие мудрости не скроешь за самыми новыми сценическими приемами. Отсутствие авторской мысли, гражданской позиции, литературную, драматургическую, режиссерскую неумелость не скроешь никакими «прочтениями».