Нирвана - Владимир Безымянный

- То есть, вы хотите... обыск? - голос девушки звучал устало.

- Ну, обычно обыскивают, имея санкцию прокурора, и уж тогда разрешения никто не спрашивает. Но я глубоко убежден, что честных людей все это не касается. Просто я хотел бы осмотреть вашу квартиру.

- Как вам угодно. Мне-то что, в конце концов?! - Светлана даже не сделала попытки приподняться в кресле.

На это Строкач согласиться не мог.

- Ни в коем случае, Светлана Евгеньевна. Ведь не думаете же вы, что я действительно собираюсь обыскивать ваш дом. Пройдемся по комнатам, и, как радушная хозяйка, вы мне все покажете. Буду вам бесконечно признателен и надеюсь, вы не станете возражать.

- А если стану? - на вопрос это уже не походило. Девушка, стремительно поднявшись, направилась в другую комнату.

- Здесь кабинет отца. Прошу. Можете даже заглянуть в документы...

Строкач протестующе выставил ладони, всем видом давая понять, что такое ему и в голову не могло прийти. Евгений Турчин занимал высокий пост, и вмешательства в свою деятельность заведомо не потерпел бы.

Строкач ни на что особенно и не рассчитывал, осматривая жилье Турчиных. В кабинете спрятаться было негде, так же - в спальне родителей Светланы. Не миновал Строкач и кухню, ванную и санузел, заглянул в кладовую, порадовавшись, что по крайней мере эта семья вполне в состоянии прожить год на автономном питании.

Перед последней дверью Светлана остановилась в нерешительности. Строкач же, напротив, оживился.

- Вы убеждены, что вам необходимо осматривать также и мою спальню? не дождавшись ответа, девушка кивнула сама себе: - Ах да, конечно, вы убеждены. Что ж, пожалуйста.

Дверь мягко откатилась в сторону, одновременно проясняя кое-что в поведении Светланы.

Большая хрустальная пепельница с десятком окурков, смятая пачка того же "Картера". На половине окурков - следы помады, у других фильтр раздавлен характерным крепким прикусом.

Пепельница стояла на компактном сервировочном столике, рядом с ней блюдце с несколькими дольками лимона, початая плитка шоколада и большая хрустальная рюмка, испачканная той же помадой, что и на губах у девушки. Откупоренная бутылка коньяка пряталась на нижней полке столика.

Бросив оценивающий взгляд на едва прибранную постель, майор сделал два коротких шага в комнату, отодвинул дверцу бара под лампой с розовым абажуром. Перед строем разнообразных бутылок там стояла вторая рюмка, такая же, как и на столике. На ее донце виднелись остатки коньяка.

Строкач с осторожностью взял ее, прихватив двумя пальцами за донце и за верхний ободок.

- Это чтобы отпечатки пальцев не стереть? - насмешливо спросила девушка.

- Так точно, Светлана Евгеньевна. Не вижу повода для иронии. Кстати, если ваш друг не имеет отношения к случившемуся, то зачем со мной в кошки-мышки играть? Может, пришла пора знакомиться?

- Воля ваша, только я вам заявляю: никого здесь нет, хоть все вверх дном переверните.

- Ну, до этого дело не дойдет. Все обычным путем: понятые, обыск в соответствии со стандартной процедурой...

Все еще продолжая говорить, Строкач заглянул и на балкон, сунулся было и в недра объемистого шкафа, и под кровать в спальне.

- Вы забыли на антресоли взобраться! - голос девушки звучал откровенно вызывающе, от былого смущения не осталось и следа. Однако майор предпочел заниматься делом и последовал совету. Из кладовой он извлек замеченную там стремянку, взобрался на нее - и ему не открылось ничего нового. Все так же громоздились коробки с итальянскими макаронами и консервными банками, припорошенными пылью.

Строкач аккуратно сложил лестницу, вернул ее на место и двинулся к выходу. В прихожей бросил:

- Что же тут смешного, Светлана Евгеньевна? Убита молодая девушка, ваша соседка. А я, вместо того, чтобы дело делать, с вами в прятки играю. Вернее, вы со мной.

- Да ведь вы сами начали. Ну, был у меня приятель вчера вечером, ушел еще до двенадцати. Я же не должна это втолковывать кому попало...

- И вы с вечера так и не убирали?

- Нет, не убирала! - голос Светланы стал мечтательным, зазвенел. Вам, наверное, трудно это представить: лежала и думала о нем. В полном одиночестве. Родители ко мне вообще не заходят. Папаша у нас - фигура, ему не до меня, лишь бы все тихо, без скандала. При них я никого позвать не могу, но они в эти дни на даче, вечером будут. Папа с мамой молодцы, в любом случае позвонят, предупредят, что возвращаются. Чтобы без эксцессов. Демократия! У нас в подъезде теперь сплошь демократы, за исключением одного буржуа...

- Это кто же такой будет? - осведомился Строкач.

- Есть тут такой - Николай Васильевич. Здоровенный мужик. Иномарки тасует, как карты. Вот кто знает, чего хочет. Политика вся эта ему - тьфу! "Света, вас на край света подвезти?" Была бы свободна - и поехала бы. Люблю сильных людей. А того, кто у меня был, впутывать не дам. Если есть нужда - передам, чтобы пришел к вам. У него свои проблемы, но, может, и явится.

- Может? Даже если погибла женщина?

- Ну, он-то уж точно ни при чем. Он и мухи не обидит. Исповедует принцип - все живое имеет права на жизнь.

Павел был совершенно в этом не убежден, хотя против кавалера Светланы Турчиной ничего не имел.

Теперь - этажом ниже, здесь улов может оказаться побогаче.

Звонок испустил мелодичную трель, и сейчас же за дверью взорвался оглушительный собачий брех. С четвертого этажа отозвались - визгливее, заливистее.

Дама, появившаяся на пороге, занимала весь проем и казалась еще внушительнее, чем на улице. "Величественная особа", - отметил Строкач. Позади, в полусвете прихожей мелькнуло веснушчатое лицо лейтенанта Родюкова. На нем было написано откровенное страдание.

- А, Игорь, привет. Ты уже здесь? - Строкач как бы удивился.

Родюков отреагировал верно:

- Да, Павел Михайлович. Проходите. Октябрина Владленовна - свидетель, о котором можно только мечтать.

- Ох, это просто ужасно! - дама охотно двинулась по второму кругу. Такая молодая, красивая! Я, конечно, далеко не все в ее журналистской работе принимала. Но в каждом монастыре свой устав. И в нашей молодости мы тоже живо интересовались политикой, общественной жизнью, но у нас, что ни говори, была цель, идеалы. Да и быт был чище, нравственнее. Некогда было подолгу задумываться о себе. Вся жизнь - борьба, стремление, и вот - на старости лет одиночество. Даже детей не удосужились завести... Помрешь никто и не вспомнит, въедет сюда какой-нибудь воротила, вроде этого Теличко...

Пространные излияния Октябрины Владленовны следовало направить в нужное русло. Строкач спросил:

- Если не ошибаюсь, вы и сегодня с утра гуляли, Октябрина Владленовна?

- Да, вышла в девять, как обычно. Я ведь уже говорила лейтенанту. С девяти до половины десятого я полчаса гуляю с Риком, но не больше - устаю. Этот молодец довольно шустрый, - она кивнула на лохматого рыжего кокер-спаниеля, уже принимавшегося за штанину майора. - Герой! Ох, что же это мы в коридоре стоим? Идемте в комнаты, - спохватилась женщина.

- Прошу прощения, но у нас очень туго со временем. В другой раз мы непременно побеседуем обстоятельно...

- Да-да, я понимаю. Так вот, что касается сегодняшнего утра. В полдесятого я отвожу Рика домой, и снова вниз - моцион, продолжение зарядки. Нужно держать себя в форме, меня этому муж научил, он был военный... Кстати, парень, который утром вошел в дом, тоже, знаете ли, знаком со строем, выправку за версту видно.

- В котором часу, не припомните? - спросил Строкач. - Это важно.

- Очень просто. Было это в девять часов пять минут, - готовно отрапортовала женщина, зачем-то взглянув на крохотные золотые часики на полном запястье. - Привычка к порядку, знаете ли, потому и запомнила. В это время у нас малолюдно. Кто работает - уже на месте, кто неизвестно чем занимается, те еще почивать изволят. Вон Дмитрий Дмитриевич - с раннего утра в бегах. И все на своих двоих, не считает зазорным. Представляете, такому человеку для работы выделили три несчастных комнаты в заводском клубе. Клиника! Смех и грех. А люди к нему за полгода на прием записываются. Да намекни он только - его бы озолотили из одной только благодарности! Сколько народу к нормальной жизни вернул! И ни минуты свободной - как раз мимо дома проходил, не мог даже заскочить чашку кофе выпить. У него обычно с одиннадцати прием, но он уже за час до того на месте... Они с Марией мне все равно, что родные, особенно с тех пор, как жена от Дмитрия Дмитриевича ушла. Мелочная, корыстная особа, знаете ли...

- В котором часу сегодня вы видели Дмитрия Дмитриевича?

Вспыхнув девичьим румянцем, Октябрина Владленовна не раздумывая отчеканила:

- Ровно в девять тридцать. Как раз в церкви зазвонили. Дмитрий Дмитриевич из магазина возвращался, попросил меня взять купленное масло и положить к себе в холодильник - вечером, мол, заберет. И убежал... Да! она спохватилась, словно вспомнив что-то значительное. - Тут как раз это и случилось... Как же я раньше-то не сказала?! Я, конечно, не все видела отчетливо...