Женщина из Кентукки - Нора Хесс

Все эти вопросы продолжали изводить разум Греты, когда позднее она стояла на заднем дворе, а малыши толпились вокруг нее и трещали, как сороки, ожидая ее распоряжений на день. Старшие дети уже поели и ушли в поле. Им сегодня предстояло вспахать и засеять дальнее поле.

Тревога начала расти в ней, когда одна из девушек подошла и забрала детей, чтобы распределить им работу. Она осталась во дворе одна, не зная, что делать. Ей не дали никаких указаний.

Она вздрогнула, услышав за спиной голос поварихи:

– Грета, – позвала женщина ласково. – Ты должна помочь мне на кухне, прежде чем пойти в душ и вымыть свои волосы.

Девушка молча кивнула. Это была правда. Ее сегодня выгонят. Она почувствовала дрожь во всем теле. Хотя здесь не было ничего, что бы удерживало ее, но все-таки приют для бедняков обеспечивал безопасность. Она привыкла к тяжелой работе, которая оплачивала ее соломенный тюфяк и скудную пищу.

Опустив плечи и предаваясь своим мрачным мыслям, она повернулась и нехотя побрела за поварихой на кухню.

Солнце стояло уже высоко, а Грета все еще продолжала чистить щеткой деревянные миски, ставя их вверх дном сохнуть на длинный стол. Ее пальцы съежились, как сушеный чернослив, когда кухонные часы пробили восемь часов.

– Пора тебе идти подготовиться для встречи с миссис Феддерс, – не отрывая взгляда от кастрюли с нечищеной картошкой, сказала повариха. Она несказанно удивила девушку, добавив:

– Возьми чайник горячей воды с собой. – Это была другая женщина, не такая суровая на вид, как прежде. Все это еще больше встревожило Гретхен. Никогда раньше, насколько она помнила, повариха не давала теплой воды для мытья, как никогда не беспокоилась, чтобы разбить лед в ведре для умывания.

Проходя мимо ряда тюфяков, она подошла к длинной скамье, на которой стояло несколько поцарапанных деревянных тазов.

Она вылила половину воды в один из них, затем, взяв кусочек щелочного мыла, бросила его в воду. Сняв платье и взяв мочалку, которая висела рядом с другими на вешалке, Гретхен намылила ее ярко-желтым мылом. Она сначала вымыла лицо и шею, потом руки и плечи. Обнажившись по пояс, торопливо вымыла подмышки и тугую круглую грудь.

Она мылась очень быстро, как делала это всегда, когда доходила очередь до интимных мест. Девочек приучали с ранних лет, что было грешно задерживаться на этих местах при купании. Категорически запрещалось обнажаться полностью. Тело могло стать мастерской дьявола, если они будут небрежны. Это объяснялось раз и навсегда.

Когда ее тело стало покалывать от жесткой мочалки, она отложила ее и намылила свои волосы цвета меди, припорошенной золотым песком. С особой тщательностью вымыв их и сполоснув оставшейся в чайнике теплой водой, она принялась энергично вытирать мокрую голову лоскутом грубого полотенца.

Взяв расческу, которой пользовались все девочки, она тяжело вздохнула. Волосы были ее мучением в течение всех восьми лет. С самого первого дня в приюте миссис Феддерс подвергала ее преследованиям из-за этого. Она жаловалась, что Грета не может их держать в порядке.

Однажды, когда эта дама попыталась привести их в порядок, но не смогла, она просто взяла ножницы и отрезала прекрасные длинные косы.

Девушка до сих пор помнила соленые слезы, что текли по ее щекам, в то время как пушистые локоны падали к ее ногам. Родители всегда очень гордились ее волосами. Когда стрижка была закончена, волосы на левой стороне оказались вдвое длиннее, чем справа. Миссис Феддерс отдернула руки с отвращением от маленькой головки, на которой остались вьющиеся неровные пряди волос. Грета стояла, дрожа от страха, боясь, что если пошевелится, злая женщина побреет ее наголо.

«Хорошо, что этого не случилось», – подумалось девушке. Она сняла сырую нижнюю юбку через голову и быстро взяла чистую на полке над скамьей. Надев чистые шаровары, взяла выцветшее платье со своей меткой на деревянной вешалке. Она задумчиво постояла несколько минут, думая о туфлях. «Надо ли их надевать? Обувь была запрещена после первого апреля, а сейчас была уже середина месяца».

Наконец, она решилась и надела пару белых штопанных-перештопанных чулок и сунула ноги в стоптанные туфли со шнурками. Не убьют же ее за это! Мальчиков обычно отводили в сарай для наказания ремнем за такую или любую другую провинность. Наказанием для девочек была дополнительная работа, которая добавлялась к их и без того нелегкой нагрузке. Девочки предпочитали, чтобы их тоже пороли.

Когда последний шнурок был завязан, Грета свернула свою грязную одежду в узел, потом вылила воду в ведро, которое потом вынесет какая-нибудь девочка. Она подняла чайник и поспешила вниз. На кухне, поставив тяжелый чайник на плиту, она забыла его наполнить. Да и не мудрено: голова ее была занята совершенно другим.

Она отнесла грязное белье в прачечную, кинув его в кучу с точно таким же, и поспешила предстать перед лицом высокой женщины, все еще чистившей картофель.

– Я чисто выгляжу? – робко спросила девушка у поварихи.

Светло-карие глаза осмотрели ее хрупкую стройную фигурку в платье, размера на два больше, чем надо, ее непокорные локоны.

– Да, Грета, ты выглядишь чисто. – Она слегка подтолкнула ее к двери, ведущей в задний холл.

– Уже почти девять часов. Когда часы начнут бить на двери кабинета, не открывай ее, – продолжала повариха, – пока она сама не предложит тебе войти.

Девушка стояла, нервно кусая ногти на пальцах. Ей казалось, что прошло уже довольно много времени, прежде чем она услышала жужжание часов, которое сообщало о том, что сейчас они будут бить. На третий музыкальный удар она подняла маленький, слегка дрожащий кулачок и легко дважды постучала в тяжелую деревянную дверь.

Она услышала частые удары своего сердечка, прежде чем ей было приказано войти.

Схватившись за дверную ручку, Грета с трудом повернула ее и ступила в комнату, где было очень тепло от ярко горевшего огня в камине. Она невольно вспомнила, как они дрожали в своей ветхой одежонке наверху. Обида и негодование захлестнули ее.

Дама с неприятным лицом, сидящая за столом, не подняла глаз, делая вид, что даже и не подозревает о том нервном напряжении, которое охватило вошедшую. Перо, которое она сжимала своей белой, холеной рукой, неторопливо скользило по бумаге.

Грета терпеливо ждала, когда же наконец ее заметят, украдкой осматриваясь. Ее взгляд привлек чайник на подносе, из которого шел пар, тарелка с горячими булочками и два маленьких горшка с маслом и желе. Во рту скопилась слюна. Судорожно сглотнув, она продолжала скользить взглядом по комнате.

Богатство этого жилища резко выделялось на фоне окружающей нищеты. Раньше она была в этой комнате лишь однажды, в тот день, когда попала сюда впервые. Но тогда она была так напугана суровым обликом дамы, смотревшей на нее узкими недобрыми глазами, что не смогла поднять свой взгляд выше пола.