Убийство в Месопотамии - Агата Кристи

— Сколько же всего человек в экспедиции? — спросила я. — И кто они?

— Кого там только нет! Всякой твари по паре, — весело отозвался майор. — Англичанин-архитектор, француз-священник из Карфагена, расшифровывает надписи, ну, понимаете, на дощечках, на разной утвари. Затем, мисс Джонсон, тоже англичанка, она, что называется, за все про все. Есть еще толстенький коротышка — американец, он делает фотографии. Потом чета Меркадо, Бог знает, какой они национальности…

Она совсем молодая, этакое змееподобное существо, могу поклясться, терпеть не может Прекрасную Луизу. Ну, еще пара юнцов, вот, пожалуй, и все. Компания разношерстная, но в целом — ничего, довольно приятная. Вы согласны со мной, Пеннимен? — обратился он к пожилому джентльмену, который сидел в сторонке, задумчиво вертя в руках пенсне.

Пеннимен встрепенулся и поднял голову.

— Да.., да… Вы правы, весьма приятные люди, во всяком случае, каждый из них. Правда, Меркадо — чудаковатый тип…

— У него такая странная бородка, — вставила миссис Келси. — Точно из ваты!

— А юноши — очень симпатичные оба, — продолжал Пеннимен, будто не слышал замечания миссис Келси. — Американец обычно помалкивает, зато у англичанина рот не закрывается. Забавно, обычно бывает наоборот. Сам Лайднер — милейший человек — такой скромный, такой непритязательный. Да, все они очень приятные люди. Но когда я последний раз был у них, эта компания произвела на меня странное впечатление. Может быть, я ошибаюсь, но что-то там у них неладно. Не знаю, в чем дело. Но держатся они ужасно натянуто, обстановка какая-то непонятная, напряженная. А уж как обращаются друг с другом, какая изысканная вежливость! Какая церемонность!

Чувствуя, что краснею — не люблю вылезать со своим мнением, когда меня не спрашивают, — я заметила:

— Если люди живут слишком замкнуто, они начинают раздражать друг друга. Я это поняла, когда работала в больнице.

— Вы правы, — отозвался мистер Келси, — но ведь сезон только начался, и они еще не успели надоесть друг другу.

— По-моему, экспедиция как бы моделирует в миниатюре человеческое общество, — сказал майор Пеннимен, — у них там свои группки, и соперничество, и зависть.

— Говорят, в этом году у них много новеньких, — заметил майор Келси.

— Давайте посмотрим, — подхватил Джон и принялся считать по пальцам:

— Юный Коулмен — новичок, Рейтер — тоже, Эммет и Меркадо были в прошлом году. Отец Лавиньи — новенький, он вместо доктора Берда, который заболел и не смог приехать в этом году. Ну и Кэри, этот, разумеется, из старых, выезжает сюда вот уже пять лет, как и мисс Джонсон.

— А я-то всегда считал, что они прекрасно ладят между собой, — заметил мистер Келси. — Посмотришь — такая дружная, счастливая семья, хоть это, может, и маловероятно, учитывая, какая сложная штука человеческая натура. Думаю, мисс Ледерен согласится со мной.

— Конечно, — сказала я. — Трудно не согласиться. В больнице, например, ссоры возникают из-за таких пустяков, которые и выеденного яйца не стоят.

— Да, в замкнутых сообществах люди становятся мелочными, — согласился майор Пеннимен. — И все-таки, по-моему, в Тель-Яримджахе за этим кроется нечто иное. Ведь Лайднер добр, деликатен и наделен к тому же безошибочным тактом. Ему всегда удавалось сделать так, чтобы все в экспедиции чувствовали себя легко и свободно и прекрасно относились друг к другу. Теперь же обстановка у них и в самом деле необычно напряженная.

— Неужели вы не угадали причину? — засмеялась миссис Келси. — Странно, ведь это же прямо в глаза бросается!

— Что вы хотите сказать?

— Виной всему миссис Лайднер, конечно!

— Но, послушай, Мэри, — вмешался мистер Келси, — она ведь очаровательная женщина и совсем не вздорная.

— А я и не говорю, что она вздорная. Но она провоцирует ссоры!

— Каким это образом? При чем здесь она?

— При чем? При чем? Она томится бездельем. Она же не археолог, а всего лишь жена археолога. Вот она и скучает. Увлеченности мужа и его коллег она разделить не может, потому и разыгрывает свое собственное представление. Перессорит всех друг с другом и радуется.

— Мэри, но ведь тебе ровным счетом ничего не известно. Это все твои домыслы.

— Разумеется, домыслы! Но вот увидишь, что я права. Прекрасная Луиза! Недаром же она выглядит Моной Лизой. Возможно, зла она и не замышляет, но обожает, чтобы все вертелись вокруг нее.

— Она так предана Лайднеру!

— О, конечно! Я ведь говорю не о каких-то пошлых интрижках. Но она, что называется, allumeuse[4], эта женщина.

— До чего женщины добры и снисходительны друг к другу. Просто поразительно! — съязвил мистер Келси.

— Конечно, вас, мужчин, послушать, так все мы сплетницы и язвы. Но уж, поверьте, мы, женщины, видим друг друга насквозь.

— И все-таки, — задумчиво проговорил майор Пеннимен, — даже если бы самые худшие догадки миссис Келси подтвердились, то и этим едва ли можно объяснить гнетущую, точно предгрозовую, напряженность, которая царит в Тель-Яримджахе. У меня было явственное ощущение, что гроза вот-вот разразится.

— Не пугайте мисс Ледерен, — сказала миссис Келси. — Ей ведь ехать туда через три дня, а вы у нее всякую охоту отобьете.

— Ну, меня не так-то легко напугать, — рассмеялась я.

Тем не менее то, что мне привелось услышать, никак не шло у меня из головы.

Доктор Лайднер обмолвился о безопасности, — с какой стати, думала я. В чем там дело? Тайный ли страх Луизы Лайднер, возможно, неосознанный, но бесспорный, воздействует на всех остальных? Или расстроенные нервы Луизы — следствие напряженной обстановки (а быть может, причины, ее вызывающей) в Тель-Яримджахе?

Я нашла в словаре слово allumeuse, которым миссис Келси наградила Луизу Лайднер, однако не извлекла из этого ничего существенного.

Ну что ж, подумала я, поживем — увидим.

Глава 4

Я приезжаю в Хассани

Спустя три дня я покинула Багдад. Мне было жаль расставаться с миссис Келси и ее прелестной крошкой, которая росла не по дням, а по часам, каждую неделю исправно прибавляя в весе предписанное количество унций. Мистер Келси отвез меня на станцию и усадил в поезд. Следующим утром я рассчитывала прибыть в Киркук, где меня должны были встречать.

Ночь я спала дурно. Впрочем, я всегда плохо сплю в поезде, а тут еще меня мучили кошмары.

Однако когда утром я выглянула в окно, то увидела, что день выдался великолепный. Дурное настроение мое быстро рассеялось. Интересно, думала я, сгорая от любопытства, что ждет меня впереди, каковы те люди, с которыми мне предстоит встретиться.

Я стояла на платформе, нетерпеливо оглядываясь, когда заметила вдруг, что ко мне направляется молодой человек. У него было совсем круглое и очень розовое лицо — ни дать ни взять персонаж из романов мистера П.Г. Вудхауса[5], я таких еще не встречала.

— Привет! Привет, приветик! — сказал он. — Вы ведь мисс Ледерен? Знаю, знаю, что вы, я сразу понял, что это вы. Да-да! Меня зовут Коулмен. Доктор Лайднер послал меня за вами. Как вы себя чувствуете? Ужасная поездка, правда? Уж я-то знаю, что такое эти поезда! Ну, теперь все в порядке… Вы завтракали? Это что, ваша сумка? Право, ваша скромность просто поразительна! Вот у миссис Лайднер четыре чемодана, сундук, какая-то особая подушка и еще куча разных вещей, не говоря уж о шляпной коробке. Что это я все болтаю и болтаю? Пойдемте к автомобилю.

У станции нас ждал так называемый автофургон. Это было нечто среднее между грузовиком, фургоном и легковым автомобилем. Мистер Коулмен помог мне залезть внутрь и посоветовал сесть поближе к шоферу, чтобы не слишком трясло.

Ничего себе “не слишком”! Не понимаю, как это чудо техники не развалилось на части! На дорогу и намека не было — просто наезженная колея, вся в ухабах и рытвинах. О, благословенный Восток! Вспомнив, какие великолепные шоссе у нас, в Англии, я испытала приступ ностальгии.

Мистер Коулмен, который сидел позади меня, наклонился и прокричал мне в самое ухо:

— А дорога довольно приличная!

И это после того, как нас подбросило так, что мы чуть головы не разбили о верх машины.

Самое забавное, что мистер Коулмен и не думал шутить.

— Очень полезно для печени, — проорал он. — Вам это, должно быть, известно.

— Какой прок от печени, если голову проломит, — заметила я довольно кисло.

— Не видели вы этой дороги после дождей! Автомобиль то и дело буксует. И все время заносит куда-то в сторону.

Что на это скажешь?

Через реку мы переправлялись на такой развалине, именуемой паромом, что и вообразить себе невозможно. По-моему, только чудо спасло нас от верной гибели, но для моих спутников, похоже, эта переправа была делом привычным.

Не прошло и четырех часов, как мы добрались до Хассани, который, к моему изумлению, оказался довольно крупным селением. Белоснежный, с поднимающимися к небу минаретами, он показался мне сказочным, пока мы наблюдали его из-за реки. Когда же, переехав мост, мы очутились на его улицах, я поняла, как жестоко обманулась. Зловоние, ветхие лачуги, повсюду невыносимая грязь и мусор.