Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922 - Владимир Петрович Аничков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все старались подольше засидеться в клубе, ибо перспектива быть арестованным по возвращении домой ничего хорошего не предвещала.
Но прошло время, клуб начал пустеть, и волей-неволей пришлось возвращаться домой.
Как хорошо, думал я, что жена и Наташа уехали в Петроград. По крайней мере, некому будет волноваться, если меня арестуют и даже пристрелят. Вот, если, спаси Господи, ранят, – а живым в руки я решил не даваться, – что тогда?..
С этими невеселыми мыслями подъехал я к своей квартире, расположенной над банком.
Во флигеле был виден огонь. Значит, полковник Тимченко, командир Сто сорок девятого полка, еще не спит. А, быть может, он уже арестован?
Когда я очутился один в своей спальне, страх напал на меня, и вместе со страхом все сильнее начал мучить вопрос: что с Тимченко?
Пойду поговорю с ним по телефону. Ну, а если телефонная станция уже в руках революционеров? Тогда сейчас же узнают, что я хотел говорить с Тимченко, дабы передать ему постановление тайного совещания. Однако какое же это совещание, когда я сам не признал ни председателя, ни его постановлений?
Ободренный этой мыслью, я подошел к телефону:
– Это вы, Владимир Ильич?
– Я. А это вы, Владимир Петрович? Я не сплю и все поджидаю вас. Можно к вам прийти?
– Прошу, но только не звоните, я сам открою вам дверь.
Как ни старался я не шуметь, чтобы прислуга не узнала о моем ночном свидании с Тимченко, но все же, когда я спускался по парадной лестнице, наверху появилась наша старшая горничная, крайне любопытная старая дева.
– Варя, вам что?
– Да я слышу, что кто-то ходит.
– Вы мне не нужны, идите спать.
Верхняя дверь осталась приоткрытой, но я чувствовал, что Варя подслушивает, почему и начал, топая ногами, подниматься наверх. Когда дверь плотно закрылась, я вновь спустился вниз и, открыв дверь, впустил полковника. Мы прошли в кабинет.
– Рассказывайте, Бога ради, что произошло. Я всю ночь поджидал вас.
Я по секрету передал ему все, что знал.
– Да, положение… – сказал Тимченко. – Живым им в руки я не дамся.
– Что же вы думаете делать, полковник?
– Думаю вызвать к себе караул.
– Но тогда узнают, что я вам все передал и выдал эту шпану. Нет, я прошу вас этого не делать. Лучше будем выжидать. Ворота наши крепкие, и, если в них будут ломиться, бегите ко мне, и мы вместе удерем или через банк, или через сад.
Мое предложение было принято, и мы расстались.
* * *
Полковник Владимир Иванович Тимченко за неудачные бои перебитого полка был возвращен в тыл и принял командование 149-м полком, стоящим в Екатеринбурге.
Это был славный малый, любящий общество, женщин, вино и карты. Последними он особенно увлекался, крупно играя в железку. В то время ему везло: выиграв около 140 тысяч рублей, он держал их на текущем счете в нашем банке.
Каждый раз, внося в банк деньги, он заходил в мой кабинет и, остановившись в дверях, рапортовал:
– Имею честь доложить вашему превосходительству, что вчера произошло жаркое сражение, в результате коего я вышел победителем и присоединил к моему капиталу еще семь тысяч рублей.
– Ох, полковник, бросьте играть! Выиграли и выиграли, на всю жизнь хватит. Ведь одних процентов будете получать более шести тысяч, а если к ним прибавить ваше жалованье или пенсию, так вы на всю жизнь останетесь обеспеченным человеком. А то смотрите – продуетесь. А что вы продуетесь, если вы не шулер, как про вас, конечно, говорят, – я готов отдать мою голову на отсечение.
– Ну вот, а я вам докажу, что и не шулера выигрывают, и непременно послушаю вашего совета, когда сумма моего выигрыша достигнет трехсот тысяч рублей. Вот тогда можно и отдохнуть: по тысяче рублей в месяц для меня будет вполне достаточно.
– Поживем – увидим.
– А кто вам говорил, что я шулер?
– Решительно никто.
– Откуда же вы взяли такое пикантное словечко?
– Эх, полковник, ведь я тоже когда-то поигрывал и определенно знаю, что как только кто-нибудь начинает сильно выигрывать, то сейчас же про него начинают говорить, что он шулер.
– Это правильно. Ну да черт с ними, пусть говорят. Моя совесть чиста, да и капитал будет цел.
* * *
Тяжела была эта ночь. Я долго не мог уснуть, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому шуму на улице. В эту ночь после двухлетнего поста я вновь закурил. Действие первой папироски было настолько сильно, что я думал, у меня лопнет сердце. Спас я себя тем, что понюхал валерьянки. Вскоре она подействовала, и я уснул тревожным сном.
На другой день, как только встал, я отправился в Думу, где застал почти всех членов Комитета. Решено было вопрос о конструировании отложить до завтра, так как вечером назначено было большое собрание представителей всевозможных организаций с той же целью.
Председателем временно выбрали Давыдова. Затем приступили к обсуждению внесенного левыми вопроса о немедленном аресте уполномоченного и жандармских офицеров.
Губернатор действительно успел уехать в Пермь вечерним поездом. Вопрос был поставлен на открытую баллотировку. Все левые, с которых начал голосование Давыдов, высказались против ареста военных начальников. Правые выгораживали генерала Форт-Венглера. Когда очередь дошла до меня, я сказал, что голосую за домашний арест генералов Форт-Венглера, Нецветаева и всех жандармских офицеров. Однако необходимость их ареста вижу не в том, что они могут представлять опасность своими контрреволюционными действиями, а в том, что, судя по настроению верх-исетских рабочих и нашей уличной толпы, опасаюсь за жизнь этих людей. И поэтому предлагаю подвергнуть их домашнему аресту, выставив усиленную охрану. Что же касается ареста архиерея, то, с моей точки зрения, ему никакая опасность не угрожает, отчего против его ареста я протестую.
– Помните, господа, что если религия не нужна многим здесь присутствующим, то огромной массе народа, а особенно женщинам, она все же необходима. Поэтому к решению таких вопросов нужно приступать с сугубой осторожностью.
Левые не
