Чёрная сказка, или История одного королевства - Lars Gert
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уходя, бросила цыганка напоследок:
— Одна отделалась шрамом и седыми волосами; другая станет бичом для своей семьи, и если только семьи. Прощай король, таков мой тебе подарок.
И сделала подклад, но так, чтобы никто его не обнаружил. И спрятала ещё веретено, что тоже было с наговором. И исчезла, словно её и не было…
Очнулся стражник, проснулась королева. Вернулся в покои король. И почуяли супруги недоброе, и заглянули в колыбель. И ахнула королева, и схватилась за сердце. И присел король на край ложа сам не свой, и горевали оба три дня, а вместе с ними и всё их королевство. Плач, громкий плач стоял в воздухе.
2. ЖЕЛЕЗНАЯ ДЕВА
На четвёртый день привратнику отрубили голову за то, что он недоглядел, ибо уродилась одна из малышек седой и со шрамом на лице. Как ни просил, как ни умолял стражник — всё без толку.
И привели к королю с рынка одну гадалку, Рубину, и наперебой королевская чета потребовала что-нибудь сделать.
— Хворь эта заразна, и принесёт королевству много бед. — Уклончиво отвечала королю Рубина, но мы-то с вами знаем правду, не так ли?
Отсыпав цыганке золотых, выбросил король Меченую за порог, аж за королевские ворота, как собаку. Плакала несчастная девочка, но никто, ни единая душа не смилостивилась над ней. Более того, прохожие плевались в неё и удирали прочь, точно та проказой больна.
Лишь одна женщина подошла к белым пелёнкам, заслышав уже стихающий от вечернего холода писк. Взяла бережно с ясель на руки, но ужаснулась: личико было искажено меткой-бороздой, а на головке пробивалась седина.
— За что ж тебя так, моя хорошая? Ты же только родилась!
И сжалилась, и унесла с собой ребёнка. И рассеялись тучи, а ведь собирался ливень.
А женщина та сама недавно потеряла дитё, и молоко у неё ещё имелось. Муж её не сразу принял Меченую, потому что это чужой ребёнок. Но развёл руками и после принял деву как свою родную дочь. И дали ей имя Сильбина, ибо в серебре её волосы, и воспитывали в строгости и почёте к старшим.
Но случилось так, что по судьбе ушла та добрая женщина в мир иной раньше обычного людского срока; та самая женщина, что не бросила младенца на растерзание волкам и вскормила чужого ребёнка своей грудью.
И горевал приёмный отец по своей жене, но горевал недолго, и на смену одной мачехе пришла другая, да ещё и с дочерью своей. Нет, отчим не был плохим человеком; но слаб он был духом, нужна была ему опора по хозяйству, хотя падчерица и была примерною во всём.
Новая мачеха быстро взяла бразды правления в свои руки и начала верховодить в доме, едва ступив на его порог. Мужа своего она ни во что не ставила и постоянно посылала то на охоту, то на рыбалку, то на мельницу, то на рынок, да так, что не разогнулась у него однажды спина. Так пятнадцатилетняя золушка стала круглой сиротой, ибо не ведала, что она принцесса; превратилась в рабыню в своём же собственном доме, поскольку обладала смирением и послушанием.
Схоронили отчима по-быстрому, по скорому, и превратила мачеха домишко в проходной двор; якшались здесь отныне все, кому не лень. Постоянно гвалт, шум-гам и тарарам, вечное веселье многочисленных гостей да пьяный смех. Выпивка лилась рекой, и замучилась падчерица собирать бутылки.
По дому прибирали вначале обе девушки — наша мученица и дочь новой хозяйки. Однако когда Сильбина прибиралась по хозяйству, птицы радостно летали и звонко щебетали; когда же убирала сводная сестра — птицы садились на убранное и гадили, потому что убирала злюка из рук вон плохо.
Позже мачеха вконец обнаглела и всю работу взвалила только на «сиротку-уродку» (так она её называла в глаза и за глаза). Та же в ответ помалкивала да добротно, ответственно, безукоризненно исполняла свою основную работу по хозяйству, а также прочие разные (мелкие и не очень) поручения, а когда выходила из дому, плотно прикрывала лицо свисающим с головы капюшоном, дабы лишний раз не слышать колкостей от соседей по двору.
Что бы ни сделала Сильбина, всё было мачехе не так: дома убралась — плохо, во дворе прибралась — плохо, на рынок сходила — плохо; «всегда плохая», сетовала девица.
Тем не менее, готовила падчерица настолько хорошо, что даже мачеха обратила внимание, что её уродину кто-то хвалит — слава о юной кухарке дошла аж до королевского дворца.
— М-м, как же это вкусно! — Заметила принцесса Альбина, вкушая яства на трапезе в саду.
— Действительно, неплохо! — Согласилась с ней королева. — Но кто эта особа? Нашей стряпухе до неё далеко!
— Не знаю, и знать не желаю! — Отмахнулся король. — Купцы мимо проходили и предложили нашему дворецкому.
— А ну зови его сюда! — Раскапризничалась Альбина.
Делать нечего, послали за дворецким — принцессу носили на руках, боялись вставить слово поперёк.
— Итак. — Обратился к тому король. — Кто сготовил сии кушанья? Ну же, смелее излагай.
— Есть в нашем королевстве одна деревенька, совсем рядом с нашим замком. Говорят, в одной не самой приметной землянке живёт какая-то девка, вот она-то и повариха исправная, отменная.
— Велю звать её немедля ко двору! Пусть работает на наше чрево. — Заявил король.
— Прошу прощения, ваше величество, но ходят слухи, что страдает та мастерица-рукоделица неким ужасным недугом.
— И каким же именно? — Обомлела королевская чета, а вместе с ними и их чадо.
— То ли глуха, то ли крива, то ли коса, то ли горбата да нема; точно я не ведаю, но можно послать за ней гонца.
— Пустое. — Зевнул тогда король.
— Вот ещё! — Нашёлся тогда один заморский принц, засватанный своими родичами к Альбине и тоже присутствующий на сём ланче. — Неужто теперь не человек? Я бы с радостью узнал от неё самой
