О собственности - Уильям Годвин

Легко можно представить себе случай гораздо более яркий, чем только что изображенный. Я владею ста караваями хлеба, а на соседней улице живет бедный человек, умирающий с голоду, которому один из этих караваев мог бы сохранить жизнь. Лишая его этого хлеба, разве я не поступаю несправедливо? А если я наделяю его хлебом, разве я не делаю как раз то, чего требует справедливость? Но кому же должен принадлежать по справедливости хлеб?

Предположим, что я нахожусь в хорошем материальном положении и не нуждаюсь в этом хлебе для обмена на что–нибудь другое или для его продажи, чтобы приобрести какие–нибудь другие предметы, необходимые для человека. Наши животные потребности давно уже описаны и, как известно, состоят из нужды в пище, одежде и убежище. Если справедливость вообще что–нибудь значит, то не может быть ничего более несправедливого, чем то обстоятельство, что один человек обладает всякими излишними вещами, в то время как имеются человеческие существа, лишенные в значительной степени даже необходимого.

Но действие справедливости не останавливается здесь. Поскольку хватит общих запасов, каждый человек будет иметь право не только на все средства к существованию, но и на хорошее существование. Несправедливо, чтобы один человек трудился так, что губил бы свое здоровье или жизнь, в то время как другой нежился бы в роскоши. Несправедливо, чтобы один человек был лишен досуга для развития своих интеллектуальных способностей, в то время как другой не делал бы ни малейшего усилия для увеличения общего количества благ. Способности всех людей одинаковы. Справедливость требует, чтобы каждый человек, за исключением того случая, когда он используется иначе с большей пользой для общества, участвовал в работах, необходимых для получения урожая, из которого каждый потребляет свою долю. Эта обоюдность, обсуждавшаяся тогда, когда она была предметом особого рассмотрения, представляет самую сущность справедливости. Теперь мы посмотрим, как обеспечить вторую часть этой обоюдности, именно необходимый труд, обеспечивающий каждому человеку право требовать свою долю продуктов.

Если мы на минуту подумаем о природе роскоши, то увидим ее в поразительном свете. Весьма понятно, что богатство каждого государства может рассматриваться как совокупность всех доходов, ежегодно потребляемых в этом государстве без уничтожения материала, предназначенного для такого же потребления в следующем году. Рассматривая этот Доход как результат труда жителей, чем он почти во всех случаях и является, придется сделать вывод, что в цивилизованных странах крестьянин часто потребляет не больше двадцатой части продукта своего труда, в то время как его богатый сосед потребляет порой результат труда двадцати крестьян. Выгода, получаемая таким счастливым смертным, конечно, должна считаться чрезмерной.

При этом совершенно очевидно, что условия, в которых он находится, все же далеки от благоприятных. Человек, получающий сто фунтов стерлингов в год, находится в условиях в тысячу раз более благоприятных, если только он сам понимает, в чем счастье. Что может сделать богач со своим огромным богатством? Может ли он съесть бесчисленное количество блюд из самых дорогих сортов мяса или выпить бочки вина самого лучшего букета? Умеренность в еде гораздо полезнее для здоровья, для ясности рассудка, для бодрого расположения духа и даже для хорошего пищеварения. Почти все остальные расходы служат только для удовлетворения тщеславия. Никто, кроме самого низкого сластолюбца, не станет оплачивать даже просто обильный стол, если у него не окажется зрителей, будь то слуги или гости, чтобы любоваться его богатством. Для кого наши роскошные дворцы и дорогая мебель, наши экипажи и даже сама наша одежда? Дворянин, который позволил бы впервые своему воображению углубиться в вопрос, как бы он устроил свою жизнь, если бы никто за ним не наблюдал и ему не надо было бы никому угождать, кроме самого себя, несомненно очень бы удивился, обнаружив, что тщеславие было главным двигателем всех его поступков.

Тщеславие ставит себе целью добиться восхищения и одобрения зрителей. Нам нет надобности обсуждать истинную цену одобрений. Даже признав, что оно не менее ценно, чем люди предполагают, надо отметить, как презренна причина такого одобрения, к которому стремится богатый. «Аплодируйте мне, потому что мой предок оставил мне большое состояние». Какая в этом заслуга? Затем, первое следствие богатства заключается в лишении собственника способностей к рассуждению, он становится неспособным понимать истинную правду. Богатство побуждает его любить то, что не удовлетворяет человеческие потребности и не нужно человеческой душе, вследствие чего уделом собственника становятся разочарование и несчастье. Самое большое из всех личных благ — это душевная независимость, позволяющая нам чувствовать, что наши радости не зависят ни от людей, ни от судьбы, а также душевная активность, хорошее расположение духа, вытекающее из труда, постоянно применяемого ради целей, внутренняя ценность которых признается нами самими.

Таким образом, мы сравнили счастье человека чрезмерно богатого со счастьем человека, получающего сто фунтов стерлингов в год. Но вторая часть сравнения была взята в соответствии с существующими предрассудками. Даже при теперешнем состоянии общества мы можем понять, что человек, который бы постоянно зарабатывал необходимые средства к существованию посредством очень умеренного труда, причем его делам не мешали бы сварливость или капризы соседей, был бы не менее счастлив, чем человек, уже рожденный с этими средствами. При том состоянии общества, которое мы рассматриваем и при котором, как мы сейчас увидим, требующийся труд будет очень легким, каждому человеку отнюдь не будет казаться несчастьем необходимость проявлять умеренную деятельность и вследствие этого сознавать, что никакие удары судьбы не могут лишить его средств к существованию и чувства довольства.

Но указывалось, «что разные люди проявляют совершенно разные степени трудолюбия и усердия и что поэтому было бы несправедливо, чтобы они получали одинаковое вознаграждение». Конечно, нельзя отрицать, что достижения людей в добродетелях, как и их полезность, ни в коем случае не могут быть сравниваемы. Очень легко установить, насколько теперешняя система собственности содействует справедливому их вознаграждению. Она предоставляет одному человеку огромные богатства на основании случайности рождения. Человек же, которому удается из нищеты подняться до достатка, как известно, обычно не совершает этого перехода способами, делающими честь его добросовестности и полезности. Самые трудоспособные и деятельные члены общества часто лишь с большим трудом спасают свои семьи от голода.

Но пройдем мимо вопроса о несправедливости, вытекающей из неравного распределения собственности, и рассмотрим, каково должно быть вознаграждение за труд. Если вы трудолюбивы, то вы получите в сто раз больше пищи, чем вы в состоянии съесть, и в сто раз больше одежды, чем вы сможете носить. Где же тут справедливость? Если бы даже я был величайшим благодетелем человечества, то разве это основание, чтобы одарять меня тем, что мне не нужно, особенно, когда имеются тысячи, которым бы эти излишки принесли огромную пользу? Получая их, я не приобрету ничего, кроме удовлетворения тщеславия, и, возбуждая зависть, испытаю жалкое удовольствие от возвращения бедным под именем великодушия того, на что разум дает им бесспорное право: так порождаются предрассудки, заблуждения и пороки.

Учение о неправедности накопления богатств лежит в основе нравственности, проповедуемой религией. Целью этого ученья было возбуждение в людях личных добродетелей, которые бы противодействовали этой неправедности. Самые деятельные учителя церкви были силою вещей принуждены излагать истинную правду об этом важном предмете. Они учили богатых, что принадлежащие им богатства только доверены им, что богатые должны будут дать отчет в каждом расходе, что они являются только управителями и ни в коем случае не собственниками[4]. Недостаток этого учения заключается в том, что оно побуждает нас не отказаться от нашей несправедливости, а лишь слегка смягчать ее.

Нет истины более простой, чем та, которую оно предполагает. Не существует ни одного человеческого действия и тем более ни одного действия, относящегося к собственности, которое не знало бы градаций в лучшую или худшую сторону и которое нельзя было бы оценивать с точки зрения разума и морали. Человек, признающий, что другие люди обладают такой же природой, как и он сам, и способный понять, какое точно место он занимает с точки зрения беспристрастного наблюдателя, должен ясно сознавать, что деньги, затраченные им на приобретение предмета, не приносящего никакой пользы ему самому, использованы плохо, так как они могли бы принести существенную пользу кому–нибудь другому. Человек, рассматривающий свою собственность в свете истины, будет стремиться каждому своему шиллингу дать назначение, соответствующее требованиям справедливости. Но в то же время он будет испытывать большие страдания, не зная, какое же назначение должно быть дано деньгам с точки зрения справедливости и общественной полезности.