Время, назад (сборник) - Филип Дик

— Хаскинс, — сказал Ларс.

— Простите?.. — встрепенулся касновец.

— Это полковник Хаскинс. Ты знаешь, — задумчиво сказал он Генри Моррису, — Нитц последнее время избегает всяких контактов со мной. Ты заметил этот незначительный факт?

Моррис кивнул:

— Я замечаю все, Ларс. Это уже есть на моем самоликвидирующемся файле.

Самоликвидирующемся… противопожарная защита от Третьей Мировой войны. Колоссальная, надежная защита, хорошо запрятанная в блоки памяти дискеты, которая должна детонировать в случае смерти Морриса. На себе он носил спусковой механизм, чувствительный к ем сердцебиению. Даже Ларс точно не знал, где сейчас эта дискета: может быть, в полой лакированной керамической сове, сделанной из системы наведения номера 207, которая стоит в ванной друга подруги Морриса. А она содержала оригиналы всех эскизов оружия, которые когда–либо появлялись в Корпорации Ларса.

— Что же это значит? — спросил Ларс.

Моррис, выпячивая вперед нижнюю челюсть и покачивая ею, словно ожидай, что она совсем отвалится, сказал:

— Это значит, что генерал Нитц презирает вас.

Ларс растерялся:

— Из–за того эскиза? Два — ноль, с чем–то, но этот термотропный «р» — вирус может выжить в мертвом пространстве в течение времени большего, чем…

— Да нет! — Моррис яростно покачал головой. — Потому что вы обманываете и себя, и его. Только он теперь все понимает. В отличие от вас.

— Каким образом?

— Мне бы не хотелось говорить об этом в присутствии всех этих людей, — сказал Моррис.

— Валяй, говори, — приказал Ларс, он почувствовал себя плохо. Я действительно боюсь Правления, подумал он. «Клиент» — этим ли они являются для меня? «Босс» — вот подходящее слово. ООН–3 ГБ обхаживала меня, нашла и растила столько лет, чтобы заменить мистера Уэйда. Я там был. Я был готов и с нетерпением ждал смерти Уэйда Соколариана. И осознание того, что кто–то ждет уже сейчас, до того дня, когда у меня случится остановка сердца или неправильное функционирование, потеря какого–нибудь жизненно важном органа, или до момента, когда я стану строптивым…

Но ведь я уже строптивый, подумалось ему.

— Паккард, — обратился он к агенту КАСН. — Вы — независимая организация, вы работаете повсюду в мире, и теоретически любой человек может вас нанять.

— Теоретически, — согласился Паккард. — Но это само КАСН, а не меня лично. Я уже нанят.

— Я думал, вы хотите услышать, почему генерал Нитц презирает вас, сказал Генри Моррис.

— Нет, — ответил Ларс. — Держи это при себе.

Я найму кого–нибудь в КАСН, настоящем профи, решил он, чтобы проверить ООН–3, весь аппарат, если необходимо, и выяснить, что у них есть на меня. И особенно, — уровень, к которому уже пришел их следующий оружейный медиум; для меня это очень важно иметь о нем точные сведения.

Интересно, что они бы сделали, если бы знали, как часто меня посещает мысль, что я всегда мог бы перебраться в Нар–Восток. Если они для обеспечения своей безопасности и утверждения своей абсолютной власти попытались бы заменить меня…

Ларс попробовал реально, как живого, представить себе того, кто последует за ним, ступая след в след по его отпечаткам. Ребенок или молодой человек, старая женщина или полный пожилой мужчина… Психиатры Запад–Блока, привязанные к государству как слуги, могут подключить псионический талант контактирования с Другим Миром, многомерной вселенной, в которую он каждый раз погружался во время транса. Как у Уэйда, как у Лили Топчевой, как у нем самом. Поэтому, без сомнения, его можно найти у кого угодно. И чем дольше он оставался на своем посту, тем дольше Правление должно было искать такого человека.

— Могу я сказать одну вещь? — почтительно попросил Моррис.

— Валяй. — Он ждал, успокаивая сам себя.

— Генерал Нитц понял, что что–то случилось, когда вы отвергли почетное звание полковника Вооруженных Сил Запад–Блока.

Уставившись на него, Ларс сказал:

— Но ведь это была шутка! Просто кусок бумаги.

— Нет, — возразил Моррис. — И вы это прекрасно знаете. Сейчас вы это понимаете. Бессознательно. На уровне интуиции. Ведь это сделало бы вас законным субъектом военной юриспруденции.

Ни к кому конкретно не обращаясь, касновец сказал:

— Это правда. Они назначили практически всех, кому бесплатно подбирали личный состав. Одели их в форму. — Его лицо вновь стало профессионально отстраненным.

— Черт! — Ларс почувствовал, что весь сжался. Это не было прихотью отказаться от почетного звания. Он дал глупый ответ на глупый документ. А сейчас, тщательно поразмыслив…

— Я прав? — спросил Генри Моррис, разглядывая его.

— Да, — сказал Ларс после паузы. — Я ведь знал это. — Он развел руками. — Ну и черт с ним!

Он вновь посмотрел на собранные КАСН эскизы оружия. Конечно, все было не так–то просто в его отношениях с ООН–3 ГБ. И гораздо глубже, чем какая–то мелочь — почетное звание, которое становится поводом для безусловного подчинения военным. Он отказался войти в область действия приказов. О чем даже и не задумывался.

Просматривая эскизы Топчевой, Ларс понял, что именно этот аспект так отравляет его работу — и жизнь всех, даже членов Правления.

Ага, вот. И не случайно. Это проходило через каждый проект. Он просмотрел все документы и бросил их обратно на стол.

Человеку из КАСН он сказал:

— Ну и оружие! Забирайте это в свой конверт.

Во всей подборке ничего похожего на оружие не было.

— Что касается сокомов… — начал Генри Моррис.

— А что такое «соком»? — спросил его Ларс.

Моррис, растерявшись, ответил:

— Как это: «что такое «соком»? Вы же знаете! Вы заседаете с ними дважды в месяц. — Он жестом показал свое раздражение. — Вы знаете больше о шести сокомах, чем кто–либо в Запад–Блоке. Давайте смотреть правде в глаза: все, что вы делаете, вы делаете для них…

— Я и смотрю, — спокойно сказал Ларс. Он скрестил руки и сел поудобнее. — Но представьте себе, что когда этот автономный телерепортер спросил меня там, на улице, получаю ли я действительно нечто захватывающее, я сказал ему правду.

Все замерли.

Затем человек из КАСН пошевелился и сказал:

— Вот поэтому им и хотелось бы видеть вас в форме. Тогда вы бы не встречались с телекамерами. И таким образом исключалась бы любая возможность сказать что–нибудь не то.

Он оставил эскизы там, где они лежали: на столе у Ларса.

— Может, уже что–то случилось, — сказал Моррис, продолжая пристально рассматривать своего босса.

— Нет, — ответил Ларс, — если бы что–то случилось, вы бы узнали.

Там, где сейчас стоит Корпорация Ларса, была бы просто дыра, подумал он. Аккуратная, ровная, не задевшая ни одного из прилегающих высотных зданий. И все случилось бы меньше чем за шесть секунд.

— Я думаю, вы чокнулись, — решил Моррис. — Вы сидите здесь за своим столом, день за днем рассматриваете эскизы Лили Топчевой и тихонько сходите с ума. Каждый раз, входя в транс, вы теряете чуточку себя. — Его тон был резким. — Это вам слишком дорого обходится. И в конце концов, в один прекрасный день телерепортер пристанет к вам: «Ну что там у вас варится, мистер Ларс?». И вы скажете нечто, чего не должны говорить никогда.

Доктор Тодт, и Эльвира Фант, и человек из КАСН — все они растерянно смотрели на него, но никто ничего не сделал и ничего не сказал. Сидя за столом, Ларс окаменело уставился на дальнюю стенку, где висел оригинал Утрилло, подарок Марен Фейн ему на Рождество 206З года.

— Давайте поговорим о чем–нибудь другом, не столь болезненном, предложил наконец Ларс. Он кивнул доктору Тодту, который сейчас казался еще костлявее и еще больше похожим на священника, чем когда–либо. Похоже, я психологически готов сейчас, доктор. Мы можем возбудить аутизм, если у вас с приборами все в порядке и состояние подходящее.

Аутизм, благородное слово, с достоинством…

— Сначала мне нужно снять электроэнцефалограмму, — сказал доктор Тодт. — Просто как гарант безопасности.

Он подкатил передвижной энцефалограф. Начались предварительные приготовления к дневному трансу, во время которого он терял контакт с койнос космос, данной всеобщей вселенной, и связывался с тем другим, мистическим миром, очевидно, и диос космос, совершенно личностным миром. Но таким, где существовало и айстесис койне, всеобщее Нечто.

Ну и способ зарабатывать на жизнь, подумал Ларс.

Глава 3

Поздравляем! — говорилось в письме, полученном по мгновенной почте.

Вас выбрали из миллионов ваших друзей и соседей.

Теперь вы — соком.

Невероятно, подумал Сэрли Г.Феббс, прочитав официальный бланк. Жалкая бумажка обычного формата с его ксерокопированным именем и номером. Она имела такой же важный вид, как и бумага из домоуправления с просьбой голосовать за увеличение налогов. И все же она была в его руках: формальное свидетельство, которое давало ему право, как это ни невероятно, доступа в Фестанг–Вашингтон и его подземный кремль, наиболее тщательно охраняемую территорию Запад–Блока.