Эльдорадо - Amargo

Дина улыбается:

— В Хогвартсе пользовались, а дома — если только совсем в детстве, я этого не помню.

— Хогвартс — другое дело; это консервативная школа, где свято соблюдают традиции, — говорю я. — Там, конечно, нет никаких компьютеров. Но заклинание Адаптации в свое время произвело революцию, хотя, разумеется, подобное слияние волшебной и магической технологий понравилось далеко не всем. Так что профессор Снейп со своими коллегами в некотором смысле изменили наш мир. В мое время писали перьями на пергаменте, сообщения слали совами, а чтобы выразить свое недовольство, родители присылали вопиллеры.

— Мне тоже один раз прислали вопиллер, — с удовольствием вспоминает Дина. — Но это кажется такой архаикой… Значит, профессор Снейп — ученый?

Я отвечаю:

— Дина, милая, вы в школе историю изучали? Помните такое имя — Волдеморт?

— Конечно помню, — отвечает Дина. — Первая и вторая война с Волдемортом, переворот в министерстве, битва за Хогвартс… — Она будто называет главы из учебника.

— Верно, — вздыхаю я. Впрочем, чего еще можно ожидать? Ветераны тех войн — те, кто еще жив, — никому сейчас не интересны. — Давайте‑ка лучше сходим на второй этаж и проверим, как там наш доктор Мартин. Он еще не собирается подавать заявление об уходе?

— Да он месяц назад пришел, — скептически усмехается Дина. — Подождите до зимы, их обычно через полгода пробирает.

— Вообще‑то он неплох, — говорю я, поднимаясь из‑за стола. — Жаль будет, если уйдет. Ладно, идемте. Сейчас, только халат накину…

Альбус приезжает через два дня. Дина сообщает, что ко мне прибыл "какой‑то таинственный посетитель", и я сразу догадываюсь, что это Поттер. Вот наивный, думаю я, направляясь к кабинету. Неужели он полагает, что моя жизнерадостная ассистентка читала его книги? Альбус Поттер, британский Фолкнер, как его называют. До сих пор не понимаю, откуда у него такая мрачная фантазия, почему он пишет столь тяжелые, гнетущие, полные безысходности романы? Впрочем, возможно, именно поэтому мы с ним и дружим. С остальными Поттерами у меня мало общего, а Альбус совсем на них не похож.

Он ждет меня в кресле у стола. Мы обнимаемся, глядим друг на друга.

— Сто лет не виделись, — говорит он, широко улыбаясь. — Ты похудел!

— Сто не сто, а полгода будет, — отвечаю я. — Ну садись, располагайся. Разве тут отъешься? Может, кофе?

— С удовольствием, — отвечает он. Я завариваю быстрорастворимый кофе.

— Как издатель?

— Все в порядке, — Альбус удобнее устраивается в кресле. — Выйдет как раз к Рождеству. Будет такой рождественский подарочек.

— С тебя два экземпляра, — напоминаю я. — А то Рассел мне все уши прожужжал — вынь да положь ему новый роман Поттера.

— Разумеется, — улыбается Альбус. — Как он, кстати? Как Алиса?

— Да всё по–старому, — отвечаю я, ставя перед ним чашку и усаживаясь за стол. — Рассел в августе заглядывал, Алиса собирается на Рождество.

Альбус достает пачку сигарет:

— Не возражаешь?

Я вынимаю палочку, и воздух наполняется ароматом сандала, а окно в сад слегка приоткрывается.

— Теперь не возражаю.

Некоторое время мы молчим; Альбус явно наслаждается кофе и сигаретой, я пью только за компанию. За окном вновь начинается дождь.

— Ну рассказывай, — наконец, говорит Альбус. — Как он?

Я вздыхаю.

— Если честно, ничего хорошего. Даже не знаю, как он жил последние годы. Я, конечно, мало что о нем знаю, но раньше по крайней мере его имя было на слуху… Запустил он себя основательно. Наверное, химичил что‑то совсем уж запредельное, потому что легкие у него — как горелая губка. Все это поправимо, но очень не скоро и, сам понимаешь, не на сто процентов. Основная проблема в том, что он, кажется, не слишком–хочет лечиться… Знаешь, у него сгорел дом.

— Вот черт, — говорит Альбус, вздрагивая. Он не понаслышке знает, что такое пожар: несколько лет назад его загородная резиденция сгорела дотла.

— Я сделал запрос в скорую, которая его привозила… Не знаю, что там произошло — может, лаборатория рванула, может, что еще, но когда туда приехали колдомедики и пожарные, все полыхало до небес, будто адское пламя.

— А что Снейп?

— Бродил по улице. Санитары решили, что он сумасшедший, забрали и привезли сюда.

Альбус допивает кофе; легкий взмах палочкой, и окурок из его руки пропадает.

— А он не сумасшедший?

— Не более, чем обычно.

Альбус смеется.

— Он ушел из Хогвартса, когда Лили еще там училась? — спрашиваю я.

— Нет, Лили окончила курс у него, — отвечает Альбус. — Но тогда он как раз начал терять голос, уволился где‑то через пару лет и полностью ушел в науку. Я вообще не понимаю, зачем он тогда вернулся в школу. В конце концов, никаких обязательств у него больше не было, он мог заниматься чем хотел…

— Ну, насколько я знаю, он и так наукой занимался, преподавательская деятельность ему в этом не мешала.

— Мешала, не мешала, кто теперь разберет, — говорит Альбус. — А потом, когда он перестал выпекать свои открытия, как пирожки, о нем все забыли. Черт побери. — Он снова закуривает. — Налей‑ка мне еще.

Я завариваю ему еще кофе.

— Короче, Тед, — продолжает Альбус, наблюдая за моими манипуляциями, — я звонил отцу, мы поговорили и решили, что заберем его отсюда.

— Что? — Я не в силах скрыть потрясения.

— А то, — говорит Альбус и стряхивает пепел в наколдованную черную пепельницу. — Отец сказал — забрать. Так что давай, объясняй, что нам надо подписывать, какие бумаги сочинять, и так далее.

— Альбус! Ты хоть понимаешь… — я замолкаю.

— Продолжай, продолжай, — он машет сигаретой. — Не стесняйся в выражениях. Тем более что вряд ли он сейчас нас слышит и уж точно не снимет баллы.

— Ему требуется лечение, постоянный уход, серьезные специалисты, — начинаю я, с трудом веря в происходящее. — Это дорого…

— Деньги не проблема, — тут же говорит мой друг.

— Ну хорошо, деньги не проблема, — соглашаюсь я. — Но все это очень непросто.

— Непросто — это оставить его здесь! — вдруг взрывается Альбус. — Тед, я прекрасно знаю, что Снейп — невероятно тяжелый человек. Никто в этом не сомневается, и особенно, как ты понимаешь, мой отец. Да, они не общались после войны, а мы с тобой на собственной шкуре знаем, каково это — быть детьми тех, кого Снейп на дух не переносил. Но он такой, какой есть — и мстительная скотина, и блестящий ученый… один из трех гениев, которые изменили наш мир. Отец сразу сказал, что мы должны его забрать. Нельзя, чтобы он оставался здесь, один, среди чужих, равнодушных людей. Я не тебя имею в виду. Тебе, разумеется, не все равно, но ты — главный врач, на тебе весь хоспис, а не только отдельно взятый профессор Снейп. Если ты говоришь, что его можно поставить на ноги, значит, мы его поставим. А если ему суждено умереть, пусть умрет среди тех, кому на него не наплевать.