Апрель. Книга первая - Сергей Петренко

В сумерках водяник заметил ещё одну невысокую фигурку неподалёку — она сидела на кочке, ссутулясь и самозабвенно ковыряя в носу. Брэндли всегда хотел найти себе хорошего приятеля для игр и путешествий, но такого всё не случалось встретить, поэтому каждый раз, завидя незнакомца своих лет, Брэндли внутренне замирал в ожидании чего-то удивительного. Вот и сейчас…

Но это, во-первых, оказалась девчонка. И что за девчонка — вся какая-то серая, как изъеденное молью чучело мыши; кривая, с дурацкими косами.

Увидев водяника, девчонка перестала возиться в носу, вытерла пальцы о грязь под ногами и добродушно улыбнулась. Брэндли пришлось тоже улыбнуться — хотя бы из вежливости: уж кем-кем, а грубияном, задирой и драчуном он не был.

— Ждёшь? — спросил водяник. Девчонка непонятно чмокнула губами и снова улыбнулась, задумчивей, и перевела взгляд на «Лунную бабочку».

— Щас он придёт, — сказала она.

— Кто?

— Хозяин. — И вытянула губы, дунув так, что послышался звук, как будто ветер ворвался в длинную, гулкую трубу.

— Ведьма! — крикнули на корабле. Встревоженно и обрадованно. Брэндли вспомнил, что самые древние ведьмы очень хорошо умеют призывать ветер. Управлять им — нет, но звать бурю, непогоду…

— Ты вовремя пришёл, — сказала девочка загадочно. Брэндли подумал и решил, что, пожалуй, да — сейчас уж что-то да начнётся… и вдруг испуг ледяной волной окатил его:

— Хозяин?! Лух!!

— Кто? — засмеялась девчонка.

— Буций Лух!

— Ба Цзинь Лун! Он очень старый и совсем не страшный.

С «Бабочки» по трапу мелкими шажочками сошёл, почти сбежал маленький старичок в халате. Старичок был почти лысый, со сморщенным тёмным личиком и чудными косичками волос, почти как у незнакомой девчонки.

— Ох! Какие гости! — негромко воскликнул он, кланяясь. Девчонка встала и тоже кивнула. Старичок, казалось, был человечиной, но очень необычным.

Так Брэндли оказался на «Лунной бабочке».

Ба Цзинь привёл гостей в свою каюту. Ступив за порог, водяник вздрогнул от неожиданности — на полу, на толстом ковре сидел мальчик, тоже человечий и совершенно слепой. Он был тоненький; сидел, скрестив ноги, а ладонями упирался в ковёр. Глаза его, большущие и как будто не совсем человечьи, смотрели на Брэндли непонятно — водяник чуял, что мальчик слепой, но что-то он этими своими удивительными глазами видит.

Ведьмучка ткнула Брэндли острым пальцем под ребро, чтобы он не загораживал дорогу.

Попался, подумал водяник. Сейчас ветхий старичок Ба Цзинь сгребет в охапку девчонку, они превратятся в мерзкого Луха…

Слепой мальчик неожиданно и звонко рассмеялся.

— Аль? — удивился Ба Цзинь.

— Я чувствую ветер. Очень много ветра, он совсем рядом, его надо только чуть подтащить.

Старичок заулыбался.

— Как замечательно. Сейчас я принесу чай.

И тут Брэндли разволновался ещё сильнее. Он понял, что слепой мальчик — это и есть ветряной корабельный маг.

Потом оказалось — не просто ветряной маг, а один из лучших. Ба Цзинь сказал это при нём, спокойно и запросто. Мальчик, которого старик звал Алем, видно, и сам прекрасно всё знал.

— На магов никто не учится. И опыт с возрастом тут ни при чём. Ты либо чувствуешь ветер, либо нет. Это как со слухом и голосом, только ещё сильнее разница.

— А я слышал про школу ветряных магов в Лисипке… — сказал водяник… и тут же понял, что зря. Мальчик Аль чуть вздрогнул, хоть лицо его и не изменилось, зато сам хозяин Ба Цзинь даже как будто сгорбился. Ведьмучка, кажется, тоже ничего не знала про школу.

— Я могу вам рассказать, — проговорил Аль медленно. — Не вижу особенных причин скрывать от вас, только… это плохая тема для первого чая. На самом деле это вовсе не школа…

Старичок мелко и часто закашлял. Аль замолчал, задумчиво улыбаясь; тогда Ба Цзинь стал готовить чашки, обливая их кипятком. Крошечные чашки иногда тонко позвякивали, девчонка то и дело касалась ногтем края чашки и слушала. Она так увлеклась, и обнаружила, что все замерли и смотрят и слушают только её. Она подняла чашку к лицу.

— Дзынь! — сказала она.

— Цзынь? — переспросил старичок-хозяин.

— Это её имя, — сказал Аль.

…Они втроём вышли на палубу. Ба Цзинь проводил их и что-то тонко крикнул — как чайка, подумал Брэндли, — человеку на вантах, потом спустился вниз.

— А почему, — спросил Брэндли, — нельзя вынуть из корабля все летучие части, сделать из них судно поменьше, зато оно будет совсем летучим.

— Им нельзя будет управлять, — откликнулся Аль. — Части «забудут» своё предназначение. Ты слышал легенду о Доме Сумасшедшего Ацки?

— Слышал, конечно.

— Так вот, его замок стоял близко от дорог, которыми добытчики обломков переправляли мастерам найденные в лесах куски кораблей. Ацки скупал добычу поплоше — дешевые обломки, вплоть до щепы, — у тех, кто не хотел или не мог сам доставлять её крупным скупщикам. У него была идея — построить летающий замок… или хотя бы дом.

— И у него получилось!..

— Получилось. Только дом вышел неуправляемым, появлялся то тут, то там, и поделать с этим ничего было нельзя. Ацки предлагали за дом большущие деньги, но он отказался. Люди стали считать его сумасшедшим; думали, будто он сам виноват, что Дом переносится куда попало. Потом Ацки совсем пропал, и больше не видели ни его, ни Дома.

— Аль, а ты видел… — Брэндли поперхнулся, поправился: — Ты встречал Бродяг? Почему они летают вместе, стаей? Как ты думаешь?

— Я видел Бродяг.

В нашем городе самые красивые мостики. Перила у них необыкновенные, столбики резные, между ними — переплетение цветов и листьев; зверей, настоящих и волшебных; всяких замков и завитушек. Если смотреть с нижних улиц, когда солнце восходит, можно разобрать слова вычурными буквами и даже целые стихи, в которые складываются узоры перил. Поэтому многие мосты и мостики называются по этим строчкам. Например, в мостик у моего дома вплелась такая фраза: «Осенние золотые листья усеяли голубую ленту ручья у тихих, высоких деревьев, остановивших небо».

Я не знаю, откуда взялись эти строчки, кто их придумал. Говорят, это был странноватый, или даже немного сумасшедший архитектор, он спрятал в нашем городе целую книгу своих стихов. Есть несколько списков «мостиковых стихов» — но ещё ни у кого не получилось так соединить все строчки, чтобы получилось единое, большое стихотворение, о котором бы все сказали: «Да, это именно оно, всё именно так и должно звучать!»

Мой мостик — «Осенний».

И он — особенный.

Мой дом стоит у овражка, сбегающего почти с самой вершины Холма. Ореховый ручей журчит громко, протекая под моими окнами; я слышу его всегда — а когда не слышу, я знаю, что наступила настоящая зима.