И течёт твоя душа в мою… - Сергей Калабухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что с ним будет потом, когда мрак его души истощится?
— Тогда он понесёт украденный свет, конечно! Поспешив в рай, Иисус из Назарета сам значительно удлинил своей душе путь. Я же говорил, моя помощь ещё никому не пошла впрок.
— Иисус спешил в рай. А что есть рай, Ахамиэль?
— Наконец-то ты задал этот вопрос, архидьякон. Рай — это соты, куда пчёлы-люди несут нектар своих душ. После Чистилища светлые частички ваших душ сливаются в одно целое, образуя мёд мирового разума. Ты видел муравейник, Фролло? Это остатки носителей первого Высшего Разума, уже покинувшего Землю и отправившегося в космос для встреч и слияний с иными Разумами. А муравейники остались бледными образчиками коллективного разума, их функции развития и совершенствования остановились, так как некому их востребовать, так сказать, «свыше». Следующий Высший Разум, зародившийся на Земле, использовал уже иных маток-носителей. Они быстрее развивались и каждая особь обладала неизмеримо большим интеллектом по сравнению с насекомыми. Процесс познания мира и взросление Разума происходили быстрее, но была утрачена важная функция коллективизма. Когда второй Высший Разум достаточно сформировался и отделился от маток-носителей, те, в отличии от муравейников, не смогли выжить. И это дало возможность выйти на третий круг. Вам, людям, было бы затруднительно сосуществовать в одном мире с огромными ящерами, драконы по сравнению с которыми просто мелкота. Однако в вас объединились достоинства предыдущих носителей: индивидуальный довольно высокий интеллект и коллективизм. Если предыдущие периоды роста Высшего Разума длились десятки-сотни миллионов лет, то у вас аналогичные результаты достигнуты за сотни тысяч. Но я вижу ты не слушаешь меня. Твоя голова занята иным. Твоя личная дорога в рай с каждой нашей встречей только удлиняется. Может, вернём всё к изначальному? Обещаю, ты забудешь о наших встречах. Вдруг следующая реинкарнация будет для тебя более удачной?
— Нет, Ахамиэль, я не привык отступать перед трудностями. Вот если б ты дал мне способности Христа…
— Исключено, Фролло. Это пройденный этап. И не раз. Он ведёт в тупик. Ты просишь любви для себя, ты её получишь.
* * *
— Вот всё, что я любил! — сквозь гул толпы донеслись до распростёртого на камнях Гревской площади Клода Фролло полные горечи и муки слова Квазимодо. Переломанный в нескольких местах позвоночник избавил архидьякона от боли в разбитом теле, но и лишил возможности повернуть голову, чтобы в последний раз увидеть свою любовь, пусть даже обезображенную виселицей.
— Ахамиэль, ты опять обманул мои ожидания: я жаждал любви Эсмеральды, а ты дал мне любовь Квазимодо! Я отдал свою любовь на виселицу, Квазимодо сбросил меня с Собора. Будь проклят твой рай!..
* * *
— Ты считаешь подобные развлечения интересными, Младший? Ну, да это твоё дело. Что ж, приглядывай пока за Младенцем, его темпы развития действительно поражают. Однако слишком много грязи мы с тобой оставили в колыбельке. Боюсь, задушит она его. Или разрушит саму колыбель.
— Я думаю над этим, Старший. Вот пытаюсь внедрить чистильщиков. Они должны попытаться поглотить часть грязи и дать импульс к усилению в людях опоры на биологические резервы, а не технические устройства. Посмотрю, что из этого выйдет.
* * *
— Стояли звери около двери… — прошептал Абалкин, глядя на воняющий пороховой гарью пистолет в трясущейся руке Сикорски. Кровавая пена запузырилась на губах бывшего прогрессора, заглушив его последние слова: — Ахамиэль, я не смог…
Апрель 1999 г.
