Загадай число - Джон Вердон

С наилучшими пожеланиями,

P.S. Даже если ты в результате запутаешься так же сильно, как я сам, и не сможешь мне помочь, я все равно буду очень рад тебя видеть.

Звонок раздался два дня спустя. Гурни тут же узнал голос, к его удивлению не изменившийся за годы, если не считать нотки нервозности.

После нескольких дежурных фраз о том, как жаль, что они не общались все это время, Меллери перешел к делу. Могут ли они увидеться в ближайшие дни? Чем раньше — тем лучше, потому что «ситуация» требует безотлагательного решения, у нее появилось «развитие». Нет, по телефону он ничего обсуждать не станет, и при встрече Гурни поймет почему. Меллери должен ему кое-что показать. Нет, местная полиция не сможет решить эту задачу, почему — он также объяснит, когда приедет. Нет, никакого правонарушения не произошло, во всяком случае пока. Речь не идет о преступлении или угрозе преступления — по крайней мере, он не смог бы доказать наличие такой угрозы. Господи, решительно невозможно что-либо объяснить по телефону, лично было бы настолько проще. Да, он понимает, что Гурни не занимается частными расследованиями. Но он просит всего полчаса его времени — найдется ли у него полчаса?

Со смешанными чувствами Гурни согласился. Любопытство в нем часто одерживало верх над замкнутостью; на этот раз его заинтересовали истерические нотки в вежливой речи Меллери. Кроме того, он сам не до конца отдавал себе отчет, как сильна была его тяга к разгадыванию ребусов.

Перечитав письмо в третий раз, Гурни убрал его обратно в папку и позволил себе отдаться воспоминаниям: утренние лекции, на которых Меллери, явившись с похмелья, отчаянно скучал; как он постепенно оживал к вечеру; приступы шутовства и проницательности, случавшиеся с ним под воздействием спиртного. Он был прирожденный актер, звезда университетского театра — как бы он ни зажигал каждый вечер в баре, на сцене он был еще зажигательней. Он зависел от публики, она была нужна ему как воздух.

Гурни открыл папку и снова пробежался по письму. Его смущало описание их отношений. Они с Меллери общались значительно менее содержательно и близко, чем следовало из письма. Однако у него было ощущение, что Меллери тщательно подбирал слова, которыми обращался к нему, — письмо переписывалось несколько раз, было видно, что над ним много думали, и лесть, как и все остальное в этом послании, была неслучайной. Но чего он добивался? Очевидным образом, согласия на личную встречу и разговор об упомянутом «ребусе». Остальное было загадкой. При этом вопрос был очень важен для Меллери, как следовало из аккуратно взвешенной и сформулированной смеси теплых слов и отчаянья.

Отдельного внимания заслуживал постскриптум. Помимо завуалированного вызова, который содержался в предположении, что Гурни может не справиться с задачей, он также пресекал возможность легкого отказа — на такое письмо невозможно было ответить, что ты отошел от дел и не сможешь помочь, потому что это было бы слишком грубым ответом старому другу.

Да, письмо определенно было тщательно продумано.

Тщательность. Это было что-то новое, никак не свойственное прежнему Марку Меллери.

Эта перемена показалась Гурни любопытной.

В этот момент на террасу вышла Мадлен и остановилась на полпути к креслу, в котором сидел Гурни.

— Твой гость приехал, — без выражения сообщила она.

— Где он?

— В доме.

Он посмотрел вниз. По ручке кресла зигзагом полз муравей. Он щелчком отправил его в полет.

— Попроси его, чтобы вышел сюда, — сказал Гурни. — Погода слишком хорошая, чтобы сидеть внутри.

— Да, это точно, — произнесла она, и это прозвучало одновременно едко и иронично. — Кстати, он до жути похож на свою фотографию на обложке. Действительно — до жути.

— Почему до жути? Ты о чем?

Но она уже вернулась в дом и не ответила ему.

Глава 4

Знаю, как ты дышишь

Марк Меллери рассекал мягкую траву широкими шагами. Он подошел к Гурни с таким видом, будто собирался его обнять, но что-то заставило его передумать.

— Дэйви! — воскликнул он, протягивая руку.

«Дэйви?» — удивился Гурни.

— Господи! — продолжил Меллери. — Ты вообще не изменился! Боже мой, как я рад тебя видеть! Отлично выглядишь! В Фордхаме поговаривали, что ты похож на Роберта Редфорда в фильме «Вся королевская рать». И вот — до сих пор похож! Если бы я не знал наверняка, что тебе сорок семь, как и мне, я бы подумал, что тебе тридцать!

Он схватил Гурни за кисть обеими руками, как будто это был драгоценный объект.

— Пока я ехал сюда из Пиона, я вспоминал, какой ты всегда был спокойный и уравновешенный. Человек-отдушина, ты был настоящей отдушиной! И взгляд у тебя до сих пор такой же — спокойствие, собранность и уверенность в себе, и плюс к тому самая светлая голова в городе. Ну, как ты поживаешь?

— Мне повезло, — ответил Гурни, высвобождая руку. Он был настолько же спокоен, насколько Меллери — возбужден. — Жаловаться мне не на что.

— По-вез-ло… — по слогам протянул Меллери, как будто пытаясь вспомнить значение иностранного слова. — У тебя здесь славно. Очень славно.

— У Мадлен отличный вкус. Присядем? — Гурни кивнул на пару потрепанных садовых кресел, стоявших друг напротив друга между яблоней и кормушкой для птиц.

Меллери сделал было шаг в том направлении, но внезапно остановился.

— У меня с собой был…

Мадлен вышла к ним из дома, держа перед собой элегантный портфель. Он был неброский, но дорогой, под стать всему наряду Меллери — от ручной работы английских ботинок (разношенных и не слишком начищенных) до идеально сидящего (но слегка помятого) кашемирового пиджака. Это был костюм человека, желающего показать, что он умеет управляться с деньгами и не дает им управлять собой, умеет достигать успеха, не поклоняясь успеху, и что в целом благополучие дается ему с легкостью. Несколько одичалый взгляд, впрочем, диссонировал с внешним видом.

— Ах да, благодарю, — сказал Меллери, принимая портфель с явным облегчением. — А где же я его…

— Вы оставили его на журнальном столике.

— Да-да, действительно. Я сегодня ужасно рассеянный. Спасибо!

— Хотите что-нибудь выпить?

— Выпить?..

— У нас есть домашний холодный чай. Но если вы хотите что-нибудь другое…

— Нет-нет, холодный чай — то, что нужно. Спасибо.

Рассматривая однокурсника, Гурни внезапно понял, что имела в виду Мадлен, сказав, что он до жути похож на свою фотографию на обложке.

На той фотографии сильнее всего в глаза бросалась некоторая небрежная продуманность снимка — это была не студийная съемка, но портрет получился без лишних теней или неудачной композиции, присущих непрофессиональным фотографиям. Меллери был воплощением этой тщательно скроенной небрежности, движимого самолюбием стремления не казаться самолюбивым. Мадлен, как всегда, попала точно в цель.

— В своем письме ты упоминал о какой-то проблеме, — напомнил Гурни с резкостью, граничащей с грубостью.

— Да, — отозвался Меллери, но вместо того, чтобы перейти к делу, вспомнил случай, как один их однокурсник ввязался в довольно глупый спор с профессором философии. Пересказывая эту историю, он назвал себя, Гурни и героя истории «тремя мушкетерами кампуса», пытаясь придать их студенческим шалостям героический оттенок. Гурни эта попытка показалась жалкой, и он никак на нее не отреагировал, только уставился на собеседника в ожидании продолжения.

— Что ж, — произнес Меллери, наконец-то переходя к цели своего визита. — Не знаю, с чего начать.

«Если ты сам не знаешь, с чего начать собственную историю, то кто знает?» — подумал Гурни.

Меллери открыл портфель, достал две тонкие книжки в мягкой обложке и бережно, как будто они могли рассыпаться, передал их Гурни. Он узнал их по распечаткам, принесенным Мадлен. Одна называлась «Единственное значимое» с подзаголовком «Измените свою жизнь силой сознания». Другая книжка называлась «Честно говоря», а подзаголовком было «Единственный способ быть счастливым».

— Ты, наверное, и не слышал об этих книгах. Они были довольно популярны, хотя не сказать чтобы бестселлеры в полном смысле слова. — Меллери улыбнулся с как будто хорошо отрепетированной скромностью. — Я не к тому, что ты должен их сейчас же прочитать. — Он снова улыбнулся, будто сказал что-то смешное. — Но они, мне кажется, немного разъяснят, что происходит или почему это так происходит, как только я расскажу о своей проблеме… Или о своей возможной проблеме. Честно говоря, я несколько сбит с толку всей этой историей.

«И довольно сильно напуган», — подумал Гурни.

Меллери набрал в легкие воздуха и начал свой рассказ с видом человека, решившегося отправиться в трудный путь.