Навсегда с ним - Шелли Такер

— Варвару не нужна женщина из дома врага! — задыхаясь от возмущения, заявил Гастон. — Тем более бывшая послушница, без гроша за душой. Сир, поверьте мне! Турель вовсе не таков, каким хочет казаться, и вы даете ему оружие против меня. Для него эта девушка будет лишь средством осуществить давно задуманное: убить последнего мужчину из рода Вареннов. Не успеет закончиться брачная церемония, как я буду лежать с кинжалом в спине.

— Довольно! Я устал от вас обоих! — вскричал король. — Ален, немедленно пошли людей за леди Кристианой!

— Сир, монастырь находится в Арагоне. Это несколько недель пути, — дрожа от ярости, сквозь сжатые зубы процедил Турель. — Гонец увязнет в снегах, и…

— Тогда отправляйся сам. Возможно, путешествие по снежным равнинам охладит твой пыл и даст тебе время подумать, нужно ли противиться приказам своего короля!

Последние слова Филиппа потонули в раскатах грома. Тишину в шатре нарушал лишь шум ветра и дождя.

— Сир! — Гастон никак не мог успокоиться. — Я согласен обручиться с этой девицей Фонтен. Но клянусь вам, потом я добьюсь возможности жениться на…

— Ну ты, собачье отродье! — прошипел Турель. — Если хоть волос упадет с ее головы, я…

— Этого не будет. Я вообще не коснусь ее. Брак будет заключен, но я не буду делить с ней ложе и докажу королю, что ты вор и убийца. — Гастон обернулся к Филиппу и продолжал: — А потом, когда все завершится, мой король, я попрошу вас отменить мои обязательства, разрешить взять в жены леди Розалинду и получить обратно земли моего брата.

— Все, достаточно! — Филипп выглядел утомленным и разочарованным. — Доказывай что хочешь: спи со своей женой или гони ее из спальни. Но с этого момента ни один из вас не поднимет друг против друга более опасного оружия, чем столовый нож. — Он оглядел обоих собеседников. — Ты, Ален, лишишься не только полученных ныне земель, но и всего своего имущества, если нанесешь какой-либо вред Гастону. То же касается и тебя, Гастон, если что-то случится с Аленом или леди Кристианой!

Выражение его лица не обещало ничего хорошего тому, кто попробовал бы ослушаться его. Противникам оставалось только смириться.

— Как прикажете, ваше величество, — поник головой Гастон.

— Повинуюсь вам, — эхом отозвался Турель. Король холодно улыбнулся:

— Наконец-то мои самые полезные и самые беспокойные подданные решили послушаться меня. Молите Бога, чтобы мне опять не пришлось покидать Париж и ехать мирить вас. — Он поднял королевскую мантию и накинул на плечи. — Ален, привези свою родственницу в замок Гастона не позже конца декабря. А в первый день нового года сыграем свадьбу. Я сам буду следить, чтобы все прошло как следует. — Он повернулся, откинул полог, закрывавший выход из шатра, и шагнул в грозу, бормоча себе под нос: — Защити, Боже, бедную девочку, которой моей волей суждено оказаться в волчьем логове.

Глава 1

Провинция Артуа, Франция, вечер нового, 1993 года

Зря она приехала сюда.

Селина Фонтен сидела на самом краешке обитого алой парчой кресла в стиле Людовика XVI, сжимая в дрожащей руке бокал с шампанским и безуспешно пытаясь вдохнуть полной грудью. Теплый воздух главного зала был настолько пропитан соперничающими друг с другом ароматами духов от Сен-Лорана, Лагерфельда и Гуччи, что казался плотным, как желе, и не желал проникать в легкие. Она находилась в самом центре толпы гостей, но никогда еще не чувствовала себя более одинокой.

Напрасно она решила, что справится со всем этим. Селина теряла контроль над собой и уже готова была полностью отдаться во власть ужаса, сковавшего все ее внутренности.

Она представила себе, как ее мать в ужасе бросается к ней, дрожащей на дорогом пушистом ковре в мраморном зале, и бормочет, не в силах поверить в случившееся: «Дорогая, дорогая!..» Мать всегда обращалась к ней так, будто повторенное слово могло отвести беду от невезучей средней дочери. «Дорогая, дорогая, но ведь твои доктора говорили, что ты теперь совсем здорова! Они же обещали, что приступы не будут повторяться».

Ее родным придется вызвать людей в белых халатах. Или как их там называют во Франции.

Селина попыталась представить, как выглядят во Франции смирительные рубашки. Наверняка отлично скроенные, подумала она, и эта мысль вдруг рассмешила ее. Возможно, даже с ярлычком Луи Виттона или с золотыми пуговицами с логотипом «Шанель».

Ну почему она не осталась дома? У себя в студии на берегу озера Мичиган? Со своими работами, со своей коллекцией античных безделушек, со своими кошками. И со своей тайной. Она снова попыталась убедить себя, что здесь она в безопасности. Ничто и никто не причинит ей боль в Лафонтене, родовом замке ее семьи, на окраине небольшого французского городка к северу от Парижа. Замок был ее любимым местом. Здесь прошло детство, здесь она проводила летние каникулы. В ожидании рождественских и новогодних праздников, когда в Лафонтене собиралась вся семья, сердце ее всегда радостно трепетало.

В своей жизни она пропустила всего один такой вечер, в прошлом году, когда находилась в больнице. После беды, которая с ней случилась из-за Ли.

О несчастье поспешили сообщить многие газеты.

К терзавшему ее страху теперь добавилась боль от нахлынувших на нее воспоминаний. А воспоминания о Ли были самыми мучительными. Селина напрягла все свои силы, чтобы загнать мысли о нем в самые дальние уголки сознания.

Она сама настояла на своем приезде сюда, несмотря на протесты врачей. Ею двигало не только желание порадовать семью, но и надежда обрести душевный покой.

Увы, все оказалось бесполезным, как она ни старалась. Ее продолжали преследовать приступы необъяснимого, всепоглощающего страха. Врачи называли это «неблагоприятными побочными эффектами», хотя и обещали, что частота и интенсивность приступов постепенно сойдут на нет.

Прошел уже год, а что изменилось? Иногда она целыми неделями оставалась спокойной, и хотелось верить, что все позади. Но ужас, который стал ее тенью после той жуткой декабрьской ночи, вновь возвращался. И негде было спрятаться от него.

Селина попыталась изобразить на лице безмятежную улыбку и взглянула на часы: тонкие золотые стрелки, несмотря ни на что, продолжали свое неспешное путешествие по усыпанному бриллиантами циферблату. Четверть двенадцатого. Через сорок пять минут наступит полночь. Слава Богу! Она чокнется с гостями, поцелует родственников, найдет дядю Эдуарда и тетю Патрицию, чтобы извиниться за свой уход. И останется одна. «Успокойся, успокойся, успокойся», — твердила она себе. Врачи прописали ей транквилизаторы, но она категорически отказалась принимать их. Избавившись от одной напасти, она оказалась бы в плену другой, еще более тяжелой. Селина не представляла себя одной из этих все время взвинченных, живущих на валиуме женщин, которых она, к сожалению, часто встречала.