Футбольные истории - Макс Юрбини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Габи не было равных в умении обмануть руководство. Лучшая его проделка — история во время матча на Кубок Франции в «Парк де Пренс».
Один из друзей Габи топтался перед маленькой железной дверью в раздевалку: Габи не удалось достать пропуск для приятеля, но ему очень хотелось доставить ему удовольствие.
— Ну, прошу вас, в виде исключения, — умолял он контролеров. — Это мой школьный товарищ…
— Сожалею, но у нас есть инструкция, — отрезал цербер из охраны.
— Благодарю, я больше не настаиваю. Габи отыскал какого-то представителя федерации и с фамильярностью старого знакомого взял его под
— Мне не хотелось бы вмешиваться не в свое дело, — обратился он к нему, — но там вас ждет человек.
— И не один. У окошек стоят тысячи людей.
— Да, это верно, однако было бы лучше, если бы этому человеку не пришлось ждать долго… Но это абсолютно доверительно, между нами…
— Его имя?
— Не могу сказать. Видел только, что он вышел из правительственной машины…
— Если это действительно важная персона, ему надо просто пройти на правительственную трибуну.
— Да, да… Но на вашем месте я бы действовал осмотрительнее и не упускал бы случая: так завязываешь связи и в один прекрасный день оказываешься в составе сборной команды в Лондоне, Мадриде или даже в Южной Америке.
Почтенный представитель почесал затылок и, видимо, подумал, что Бенезеш, пожалуй, прав. Он колебался еще секунду, потом попросил тулузца:
— Пойдемте со мной. Я посмотрю на него.
У двери в раздевалку Бенезеш указал на мужчину в черном пальто и черной фетровой шляпе, который прохаживался по противоположной стороне тротуара.
— Вон тот… Посмотрите хорошенько. Очень напоминает атташе посольства.
— Похоже, что так. Во всяком случае, надо вмешаться.
— Больше я не скажу ни слова.
— А в отношении федерации…
— Вы меня поняли! Простите, тренер делает мне отчаянные знаки. Уже два часа. Скоро раздастся свисток судьи…
— Да, да, возвращайтесь к товарищам! И тысячу раз спасибо.
Представитель федерации проявил максимум усердия. Он на мгновение покинул свой пост и выбежал на улицу.
— Мосье! Во-первых, примите наши извинения и разрешите отвести вас на ваше место. Сегодня ведь кубок, а когда играют на кубок, работы у нас невпроворот. Прошу вас, мосье, следовать за мной…
— Вы очень любезны, но…
— Знаю, знаю!
Друг Бенезеша не успел вымолвить и слова. Он пошел за представителем, который, «пользуясь вверенной ему властью», обратился за помощью полицейского, чтобы избежать новой ненужной задержки.
У специального входа для гостей его с почтением поприветствовали, ибо представитель успел шепнуть своим коллегам:
— Это знаменитость… Из правительственных кругов… Такая оплошность… Могло плохо кончиться… Хорошо, я вовремя все уладил…
Он был передан попечительству высших чинов федерации, которые окружили его со всех сторон и проводили со всеми почестями, соответствующими его «рангу».
— Программу для мосье! — потребовал один из них перед входом на президентскую трибуну. Тотчас же появилась продавщица. Ей было заплачено в три раза больше, чем стоила программа. В иных случаях надо уметь быть щедрым…
Несколько ступенек вверх, несколько ступенек вниз, забронированные места…
Президент федерации Жюль Риме уже был на месте и о чем-то шептался с генеральным секретарем Генри Делоне, благородным «сэром Генри», который в свойственном ему стиле майора Томсона говорил о решениях Федерального бюро: «Мой дорогой, еще одна шутовская история».
Вот так «друг детства» Бенезеша попал на матч «Тулуза» — «Лилль», матч двух самых знаменитых французских команд. Он держался с большим достоинством, говорил мало, с многозначительными недомолвками, столь характерными для официальных бесед.
— «Тулуза» — совсем недурно… Да, но «Лилль» есть «Лилль»… Обратите внимание, что «Тулуза»… О, когда «Лилль» в ударе… А! Если бы «Тулуза»…
По окончании встречи «высокопоставленный гость» выразил свое почтение господам из федерации и скромно удалился.
Эта проделка была шедевром среди многих подобных, достойных великого выдумщика Габи Бенезеша.
«ГОЛОВОЙ, САМ ТОГО НЕ ВЕДАЯ…»
Вечерние издания вышли уже с огромными заголовками «Убийца книготорговца задержан». В Кориентасе, там, где бьется сердце Буэнос-Айреса, газеты брались нарасхват.
По фотографии обвиняемого ничего нельзя было понять. Ему было лет двадцать. Крупный, сильный, он казался человеком вполне уравновешенным.
— Невероятно, — раздавались голоса. — Этот парень производит впечатление молодого человека из хорошей семьи. Он внушает полное доверие. И однако…
Однако самые тяжкие улики говорили против него. Он был задержан утром в университетской столовой, где завтракал вместе с товарищами.
— Вы Хуан Монтеро?
— Да, я.
— Полиция! Следуйте за нами.
— Но я не понимаю…
— Не затевайте скандала. Так будет лучше для вас и для нас.
Внезапный классический арест, наполнивший холодком этот зал, где только что царило веселое оживление.
— Не волнуйтесь, наверняка это ошибка, — сказал один из студентов. — Из всех нас Хуан самый славный и самый порядочный. Через час его отпустят, да еще с извинениями.
Но час спустя Монтеро все еще находился в полицейском участке на первом допросе. Он сидел на стуле, расстегнув воротник и слегка развязав галстук, перед ним в кресле раскачивался инспектор, кроша дактилоскопические листки и слегка покусываю дужку очков. Он нападал…
— Вы студент юридического факультета?
— Да, уже третий год.
— И, конечно, нуждаетесь в огромном количестве книг по изучаемым предметам.
— Как и все мои товарищи.
— Сколько книг вам нужно? Хотя бы приблизительно.
— Затрудняюсь сказать. Штук пятнадцать, двадцать. Но…
— Все они из университетской библиотеки?
— Нет, мне приходится каждый год покупать несколько штук на свои средства. Пять или шесть…
— Где именно вы их покупаете?
— В книжной лавке.
— Всегда в одной и той же?
— Почти всегда. Впрочем, все 'мои друзья поступают так же. Хозяин — славный человек. Часто он дает нам книги в кредит.
— Потому что вы нуждаетесь в деньгах?
— Так же, как и вы, когда были студентом, господин инспектор.
— Я прошу вас не изощряться в остроумии, а отвечать на вопросы. Повторяю, вы нуждаетесь в деньгах?
— Ну конечно, время от времени…
— Сколько вам нужно денег?
— Не знаю. Когда больше, когда меньше.
— Однако у вас имеется автомобиль.
— Верно. Я приобрел его недели две назад. У вас точные сведения.
— Начиная со вторника, пятнадцатого числа, я могу вам рассказать все подробно. Вы внесли весьма солидный задаток. Куда более солидный, чем это позволяют ваши скромные возможности.
— Да, но я взял деньги в долг.
— У кого?
— У друга моего отца, который занимается торговлей.
— И отец, конечно, ничего об этом не знал…
— Он бы мне никогда этого не позволил…
Инспектор перестал раскачиваться. Он положил свои заметки на стол, заваленный бумагами, поправил очки и внезапно изменил тон.
— Монтеро, хватит врать! Теперь я вам скажу, где вы взяли сотни тысяч песо на автомобиль, чтобы пускать пыль в глаза вашим девицам.
— Но я вам говорю, что…
— Замолчите! Эти деньги вы выкрали из кассы книжной лавки, в субботу в девятнадцать часов тридцать минут, через несколько минут после закрытия, так как знали, что хозяин хранит всю выручку у себя и в этот день обычно подсчитывает ее.
— Это невозможно! Уверяю вас, что…
— Молчать! Хозяин застал вас на месте преступления. Тогда вы, обезумев от страха, изо всех сил ударили его. Он упал навзничь, пробил себе череп и умер на следующий день в больнице.
— То, что вы говорите, чудовищно! Какой-то бульварный роман. Я на такое не способен!
— Замолчите! Совершив преступление, вы убежали через потайную дверь, которой пользуются или, вернее, пользовались все студенты, когда приходили повидать этого человека в неурочный час.
— Это ложь! Ложь!
— Не врите! У меня в руках доказательства. Вас видели.
— Кто?
— Когда надо будет, узнаете.
Монтеро разрыдался. Двое полицейских подхватили его и увели из кабинета инспектора.
В камере он провел страшную ночь, все время повторяя:
— Но это невозможно! Кто мог это сказать? Никогда в жизни…
И вдруг, около четырех или пяти часов, он внезапно вскочил и начал вслух говорить:
— Ну конечно, в субботу, двенадцатого, именно в это время я находился на стадионе. Ну конечно, я смотрел матч «Ресинг» — «Ривер», был на скачках! — Он позвал часового. — Откройте, мне нужно кое-что сказать! Откройте, вы не имеете права…