История села Мотовилово. Тетрадь 16. 1930-1932 - Иван Васильевич Шмелев

Сделавшись совсем «на делах», Федя размашисто ковыляясь вышел от Савельевых и шатающей походкой побрёл вдоль порядка изб. А на улицах села сплошной пьяный шум и гам, звуки гармоней и девичьи песни. С наступлением тёмного вечера уличный гам не прекратился, по улице с песней прошли девки, пьяно и развязно прогорланили парни: «Мы по улицам пройдём, не судите тётушки, дочерей мы ваших любим, спите без заботушки!» Здесь третий куплет из-за приличия пришлось в конце изменить, на само же деле он был пропет похабно, но с большой долей правды. Эта-то вульгарная песня встревожила некоторых отходящих ко сну баб, заставила тревожно и обеспокоенно перевернуться в постели.

— Отец, слышь, чего парни-то поют? — больно толкнув локтем в бок дремавшего рядом в постели Емельяна Авдотья.

— Да слышу, не глухой! — злобно огрызнулся Емельян.

— Как бы в самом деле нашей Наташеньке чего не состряпали! Они вон какие жеребцы! Прогавкали аш стёкла в окошке зазвенели! — с тревогой за дочь высказалась Авдотья.

— Да уж к ним любая девка в руки попадётся, так скоро не вырвется! Одним словом сомольцы, дьяволы! — с беспокойством высказался и Емельян.

— Вот, Наташка принесёт нам с тобой в подоле гостинец для забавы!

— Чего хорошего, а этого только и жди! — без особого возмущения отозвался Емельян, переворачиваясь в постели на другой бок.

На второй день праздника, по селу пьяных было больше, чем в первый его день. Артелями и в одиночку, с песнями и втихомолку, то там, то тут разгуливаются пьяные люди. Один, ещё молодой мужичок, натсолюлюкался до того, что не может идти на ногах. Он беспомощно ухнулся в придорожную лужу грязи и валандаясь в ней, ещё не совсем потерял самообладание пьяно бормоча разговаривал сам с собой. Видимо, чувствуя, что он ещё не дома, а, видно, ему хочется добрести до своего семейного очага, он ползком на карачках карабкаясь по луже, уговаривал сам себя: «Миша, домой! Миша, домой! Ползком, а пробирайся домой! И не оставайся на улице на погибель! Ползком, а домой!» На его столь странное «гулянье» никто не обращал внимание (каждый гуляет по-своему) только вездесущие ребятишки-подростки с интересом смотрели на это бесплатное представление. Вскоре, этот гуляка, видимо, совсем выбившись из сил прекратил своё продвижение домой, он, завязши в густоватой грязи приумолк и совсем поддавшись силе хмеля тут же и заснул. Лёгкий ветерок, игриво перебирая волосы на его голове, слегка шевелил закудрявленные пряди, а он, распластавшись в грязи не подавал никаких признаков жизни. Случайно бежавшая мимо его собака, подошедши к нему заботливо обнюхала его с головы до ног и с видом безразличия, поднявши ногу, помочилась на него, отошла прочь и побежала по своим собачьим делам вдоль улицы. С интересом наблюдавшие через окно из дома Анна Гуляева с Прасковьей Трынковой за этим спектаклем, сперва охали, да наслаждено смеялись, а потом и им надоело. Чтобы угостить гостью чем-то Анна, достав из сундука укромно спрятанный фигуристо-узорчатый с журавлями пустой графин из-под коньяка, стала показывать его своей гостье Прасковье.

— Вот этот, красивый и дорогой графин, подарила моей покойной бабушке Катерине, светлой памяти покойная графиня Аграфена Евграяфьевна, когда моя бабушка Катерина служила у графини в прислугах, на должности куфарки! — расхваливалась своей дорогой реликвией перед гостьей демонстративно вертя графином перед самым носом Прасковьи.

Прасковье графин тоже понравился, уж больно он был изящен, фигурист, радужно разукрашен, переливался всеми цветами радуги и восхищал ещё тем, что внутри его был отлит из стекла золотой петушок, всем на диво было и как он мог залезть в нутро графина через узкое горлышко.

Весь третий день праздника шёл дождь, всё равно, что небо разверзлось и на землю хлынули мощные потоки дождя, отчего земля расступилась размокла, образовалась непролазная грязь, создав дорожную хлябь. Наступил какой-то буйный, неудержимый разгул стихии.

— На улице-то дождик и несусветная грязища — ноги не вытащишь, вот если в такую-то если ехать куда доведётся, так никаких денег не надо! Не приведи, Господи, — высказался Василий Ефимович, придя домой из гостей от свата Ивана.

А дождь всё лил и лил, разжижая и так уже размягшую землю, ветер играючи гонял в лужах опавшие с деревьев листья, всюду на улице пахло листвяной прелью. Через неделю вдруг погода изменилась, небо выяснилось, землю сковал мороз, а ещё через два дня не смело посыпался снежок.

— Вон, сверху-то снежок попрашивается! — известила бабушка Евлинья, смотря в окно и наблюдая за падающими редкими снежинками. — А скоро и совсем снег повалит! — добавила она.

— А, как ты знаешь, бабк? — спросил её Васька.

— А вон гляди, на воле-то снежинки, как клочья ваты падают.

И вправду, не прошло и получасу, как на улице разразилась несусветная метель, от густого снегопада всё вокруг потемнело, в воздухе в беспорядке мельтешились миллионы крупных снежинок. И на землю поднавалило столько снегу, что земля, крыши и деревья оказались укрытыми под толстым снежным слоем. А вскоре ударил мороз, вот и зима. Так неожиданно и рано наступившая зима всех напугала. Заставшая врасплох зима, многим придала неотложных работ. У кого оказалось дров ещё мало запасено, у кого не докрыт двор, а у кого хлеба мало намолото, поспешили на мельницы. На ветряных мельницах сразу же оказалось завозно, некоторые ринулись на водяную. Общественную водяную мельницу в лесу на Сущёвке, арендуют Рыбочкины. Проявляя заботу об односельчанах, они летом и зимой в безветренное время, когда у хлеба да без хлеба предъявляют свою услугу мужикам, своим постоянным присутствием на мельнице. То дедушка Фёдор, то сам Михаил Фёдорович, дежурили на мельнице, обслуживая помольцев. Журчит и поёт свою неугомонную песенку лесной ручей, хлопотливо пробираясь меж корней вековых деревьев. Наросших древним мохом. Этот-то ручеёк и вертит заботливо мельничное колесо, своей водой наполняя ковши, которые и заставляют колесо вращаться и день и ночь. Полтора года тому назад, лесник Смирнов спалил дотла водяную мельницу, так заботливые мужики Рыбочкины, заново её построили и стали услужливо для сельчан молоть рожь переделывая её в муку. Но вот случилась беда. В ранний сильный мороз, принамёрзло на ходовом колесе много льда, что сильно тормозило во вращении колеса. Михаил, вооружившись топором и ломом пошёл обкалывать с колеса лёд. То ли поскользнулся, то ли ещё какая оплошность, только попал он всем телом в спицы колеса и его на смерть придавило. Спохватившись, люди прибежали из мельницы, но он был уже мёртв и не подавал никаких признаков жизни. Его похоронили, на мельнице стал дежурить один старик, дедушка Фёдор. А через год