Долгая дорога к счастью - Карла Кэссиди

Он сделал шаг, но тут же застонал и остановился.

— Ты ранен?

— Моя нога — я, кажется, ее подвернул или что-то вроде того... — Он попытался сделать еще один шаг, но громко выругался, почувствовав сильную боль. — Нам нужно отойти на безопасное расстояние. Если у тебя и вправду все в порядке, помоги мне...

Элизабет наклонилась, чтобы ему было на что опереться. Тэлбот оперся ей на плечи... Шаг за шагом они отходили от горевшего самолета, углубляясь в лес, окружавший их со всех сторон.

Деревья росли густо, но кроны их были искромсаны крыльями самолета. Удаляясь от тлеющих обломков «сессны», Элизабет не переставала удивляться тому, что они вообще уцелели. На каждом шагу им попадались сломанные стволы, то и дело приходилось продираться сквозь месиво переломанных ветвей.

— Здесь мы в безопасности, — сказал наконец Тэлбот, когда они отошли примерно на тридцать метров от места падения. Он тяжело опустился на землю, и Элизабет уселась рядом с ним.

Оба смотрели в сторону догорающей «сессны». Пламя нерешительно лизало остов фюзеляжа, словно еще не было готово окончательно сожрать самолет.

— Через сколько времени он взорвется? — нарушила тишину Элизабет.

— Я не знаю. Я даже не уверен, что это случится. Там нет ни капли горючего, поэтому взрыва может и не быть. Помолись, чтобы он все-таки взорвался.

Она удивленно взглянула на него.

— Почему?

Тэлбот повернулся к ней и внимательно посмотрел. На его напряженном лице плясали отблески оранжевого пламени.

— Взрыв — наш единственный шанс привлечь чье-нибудь внимание, и тогда помощь подоспеет вовремя. А иначе кто знает, как скоро кто-то догадается отправиться на поиски, чтобы вызволить нас отсюда.

Они молча созерцали, как пламя постепенно охватило самолет со всех сторон. Взрыва так и не произошло. Минута тянулась за минутой, и постепенно шок, который испытала Элизабет, начал проходить.

Эндрю. Имя сына стало первой мыслью, окончательно вернувшей ее к действительности. Она вздрогнула, подумав вдруг о том, как близко ее сын был к тому, чтобы лишиться матери.

Ночь выдалась тихая, тишина нарушалась только треском пламени, затухавшего где-то вдалеке. По мере того как огонь ослабевал, к ним все плотнее подступала темнота. Верхушки деревьев заслоняли небо, и в кромешном мраке лунный свет не проникал сквозь раскидистые кроны.

Впервые с момента катастрофы она почувствовала настоящую тревогу.

— Где мы? — спросила Элизабет.

— Я думаю, где-то между Канзас-Сити и Брэнсоном.

— Ну, это несколько неопределенно, — сказала она. Вместе со страхом пришла злость. — Помнится, ты говорил, что превосходно умеешь управлять самолетом.

— Да, это так. Ведь ты же не погибла, правда? — Тэлбот смотрел на догорающие обломки фюзеляжа. — Сожалею, но не могу тебе точно указать, где мы находимся.

— Как я понимаю, сегодня до Твин-Окса мы не доберемся. — Она отчаянно пыталась подавить в себе гнев. Стараясь успокоить себя, Элизабет подумала о том, что злость — это все-таки лучше, нежели чувство страха, которое она испытала в кабине, когда могла сгореть заживо... — Не могу в это поверить. Не могу поверить, что мы летели на самолете и вдруг разбились...

— У меня не было такого намерения... — сухо изрек он.

На ее щеках заалел румянец, и она тяжело вздохнула.

— Разумеется, ты ни в чем не виноват. Извини, — с трудом выдавила она. — Я просто расстроена.

— Мне сейчас тоже не до веселья. — Он глубоко вздохнул и дернул порвавшийся рукав пиджака. — Это был мой любимый костюм, и теперь он разодран в клочья.

Элизабет недоверчиво уставилась на него, затем заметила, как поджались уголки его губ.

— Тэлбот Маккарти пошутил?

— Что тебя так удивляет? Я и вправду не лишен чувства юмора.

— Вот почему ты всегда меня дурачишь, — огрызнулась она. — Все те годы, что я была замужем за Ричардом, ты ни разу мне не улыбнулся. — На самом деле, Элизабет всегда находила его излишне жестким, холодным и слегка мрачным, что, впрочем, не лишало Тэлбота некоторого очарования. Все эти черты, странным образом сочетавшиеся в его характере, заставляли ее чувствовать себя неловко. — Ну и что нам теперь делать?

— Если бы я не потерял телефон, то позвонил бы и попросил кого-нибудь приехать за нами. Скорее всего, он выскользнул из кармана в момент аварии или когда я выбирался из самолета. Теперь самое лучшее, что можно сделать, — это остаться здесь, дождаться, пока догорит самолет, и надеяться на то, что помощь уже выслали...

«А что нам делать, если никто не придет на помощь?» — захотелось вдруг спросить Элизабет. Но она заранее боялась услышать его ответ. Элизабет прислонилась к стволу дерева и не удивилась, когда он последовал ее примеру.

Когда он оперся о дерево и закрыл глаза, она стала исподтишка разглядывать его. Все те годы, что они были знакомы, ей не доводилось видеть его в таком замешательстве. Его густые темные волосы были взъерошены, а пятна копоти украшали скулы. Пиджак был испачкан и разорван в нескольких местах, а некогда чистые брюки измялись и были вымазаны чем-то черным.

Она нахмурилась, вспоминая, как элегантно он выглядел, когда впервые появился на пороге ее дома вчера вечером. Рослый Тэлбот был настоящим атлетом. Широкоплечий, со стройными бедрами, он держался с особой мужской грацией, которая неизменно привлекала к нему женское внимание.

Однако его вряд ли можно было считать красивым в традиционном смысле этого слова. Черты лица казались чересчур резкими, карие глаза ничего не говорили о его внутреннем мире, тонкий рот очень редко растягивался в улыбке, а ястребиный нос придавал лицу выражение дерзкой самонадеянности.

Дыхание Элизабет участилось, когда ее взгляд переместился ниже. Его брюки были порваны в нескольких местах, и сквозь прорехи выступали мощные колени с исцарапанной кожей и глубокими ссадинами, в которых застыли капельки крови.

— Тэлбот, твоим коленкам и впрямь изрядно досталось, — констатировала она. — Они кровоточат.

Он открыл глаза и уставился вниз, на свои ноги.

— Да нет, со мной все в порядке.

— Если бы у тебя и вправду было все в порядке, они не кровоточили бы так сильно.

Тэлбот вскинул брови и поглядел на Элизабет.

— Если ты собираешься содрать с себя тенниску, разорвать ее на бинты и перевязать мои раны, давай действуй.

— Моя тенниска для тебя слишком хороша, — издевательским тоном ответила Элизабет. — Но я, так и быть, пожертвую ею, — продолжала она, — если ты способен наломать ветвей и соорудить навес, под которым можно было бы укрыться и дождаться помощи.