Стихи молодого инока - Александр Сергеевич Каунников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы жить здесь в пустыне глубокой,
Ни животных где нет, ни людей.
Скажешь ты: Боже мой, как жестоко
Издеваться над плотью своей.
Но послушай меня, умоляю,
Расскажи, как умру, всем о том,
Как Господь милосердный прощает
Нам грехи, как зовёт нас в свой дом.
Cегодня ровно тридцать лет,
Как Богу я дала обет
Забыть о мире, развлеченьи,
Как прозвучало отреченье
От всех страстей и всех забот,
Как обещала свой живот
Отдать всецело в руки Божьи.
Теперь пустыня – моё ложе,
Мой дом и место, где смиренью
Промчались годы обученья.
Грядёт уж скоро судный час
Мой. Но – услышь рассказ,
Случайный путник, обо мне.
Давно, в восточной стороне
Росла я девою прекрасной,
И время шло моё напрасно —
В весельи, танцах и страстях.
Играла на моих устах
Неотразимая улыбка.
Своим изящным, стройным, гибким
Гордилась станом я. И песни
Я пела голосом чудесным.
Восторг – мужчинам, девам – зависть.
Но… в прошлом всё. Сегодня радость
Душе моей – молитва Богу,
Творцу, что указал дорогу
В другую жизнь и мир иной.
Побудь ещё, мой друг, со мной —
Я расскажу тебе о том,
Что сталося со мной потом.
…Итак, о чём я говорила?..
О, как же я тогда грешила!
Восторг от песен и веселья
В моей душе лишь был посеян,
И семена ещё блуда
В моей душе росли тогда.
Но как-то раз, в ночи глубокой,
Когда не спит лишь небосвод,
И месяц свой неспешный ход
Ведёт, как путник одинокий, —
В ночи таинственной той мне
Явился призрак или ангел,
Что к Богу жизнь мою направил,
Явился будто бы в огне.
Сказал мне: «Оглянись, Таора!
Доколе будешь ты грешить,
Гневить Творца, бездумно жить,
В греховном утопая море?»
И тут же, вмиг, в моих очах
Вся жизнь моя пред мной предстала,
И как же стыдно мне вдруг стало,
И на меня напал вдруг страх.
Мне страшно стало – вдруг Всевышний,
Бог-сердцеведец и Творец
Меня в небесный свой дворец
Не впустит, вдруг я стану лишней,
Грехами рассердив Его —
Владыку мира самого.
И вот мне призрак или ангел —
Не знаю точно – говорит:
«Тебя, Таора исцелит
Лишь подвиг», – и сюда направил.
Сегодня ровно тридцать лет,
Как прозвучало отреченье
От всех житейских попечений,
Как Богу я дала обет,
Что с искушениями злыми
До смерти буду воевать
И страсти плоти укрощать, —
Тому свидетелем пустыня…»
Вдруг внезапно умолк чудный голос.
Я, не зная что делать, сидел,
Теребил бороды скудный волос
И задумчиво в небо смотрел.
Просидев с полчаса, или дольше,
Я привстал, обернулся, и – вот
Предо мною предстала, кто больше
Здесь, средь грешных людей, не живёт.
В власянице из шерсти верблюжьей,
На пустынном горячем песке,
Опираясь на трость неуклюже,
С сединою на левом виске,
Предо мною стояла Таора,
Испустивши последний свой вздох.
«И в пустыни песчаное море
Её мне погребать… О мой Бог,
Помоги, дай мне разум и силы,
Вразуми, что мне делать, как быть.
Я достоин ли вырыть могилу,
И как тело святое омыть?» —
Так я думал в смятении духа,
Головою на камни поник
И, услышав вблизи краем уха
Льва безудержный яростный рык,
Не успел испугаться…
Лев, гроза и царь округи —
Не поверите, о други, —
Со слезами на глазах
Стал терзать пустыни прах.
Вырыл яму в два мгновенья,
Чтоб свершилось погребенье,
Чтоб отшельницыны кости
Не видали злые гости.
И, закрыв Таоре очи,
(Аккуратно очень-очень)
Лапой мягкою своей
Царь пустыни, царь зверей
Погребал святую Божью
В уготованном им ложе.
Столько, братья, уж лет пробежало,
Но пустынницы образ святой,
Как в таинственном дымном зерцале,
Ежедневно встаёт предо мной,
Говорит мне: «Покайся, о друже,
Позабудь о грехах и страстях,
Ты, как я, тоже Господу нужен,
Здесь Он ждёт тебя в райских садах»…
«У дерева у каждого своя краса и стать…»
У дерева у каждого своя краса и стать —
Смотри, как ласково склоняют ветви ивы,
Зовя под тень свою прохожего пристать.
О, как они чарующе красивы!
И манят нас берёз окрас и листьев шелест,
Рябин узор из красных ягод в декабре,
Акаций придорожных нежный трепет
И аромат цветов их белоснежных на заре.
И манит сосен их колючая краса,
Как будто бы привет зимы холодной,
И тóполей пуховых полоса,
И величавый дуб, могучий, благородный.
«Туман густой село окутал…»
Туман густой село окутал,
Не видно лиц, не видно хат,
Селянин (видно, стёжку спутал)
Бредёт куда-то невпопад.
И, сквозь кисель густой тумана,
Чуть виден солнца бледный диск,
Не слышно блеянья баранов,
Не слышен пташки мелкой писк.
Но вот повеял ветер южный,
Туман исчез, и всё село –
Растенья, люди, звери – дружно
От сна очнулось, ожило.
Вновь солнце землю согревает,
Щебечут пташки на ветвях,
И селянин уж не плутает –
Нашёл, родимый, он свой шлях.
Переложение псалма 138
Ты испытал меня и знаешь,
Когда сажусь, когда встаю.
Мои Ты мысли созерцаешь,
Один Ты знаешь жизнь мою.
И мысль моя ещё незрела,
Не произнёс её язык,
Или задумал кое дело —
Моей Ты жизни каждый миг,
О Боже, знаешь, без сомненья.
И невозможно мне познать
Твоё всевéденье. От зренья
Мне невозможно убежать
От Твоего: взойду на небо —
Ты там; с зарёю ли уйду
На моря край иль где б я ни был —
Везде Ты, Боже. И в аду,
И в тьме кромешной, и повсюду.
Среди вседневной суеты
Тебя я, Боже, не забуду.
Проснусь – и знаю: рядом Ты.
И испытай меня Ты снова —
На том ли я стою пути?
Сними с меня греха оковы,
На путь спасенья возврати.
«Нам было лет, наверное, по пять…»
Нам было лет, наверное, по пять —
Тогда, в дни детства нежно-озорного,
Любили мы кораблики пускать,
И обгонял в ручье один другого.
Теперь мы выросли, и всё уже не так,
Теперь не бегаем мы босиком по лужам,
Попасть боимся мы нечаянно впросак,
И тот ручей давно уж нам не нужен.
Но в снах волшебных, снах полночных мы опять
Бежим, смеясь, вприпрыжку, вдоль родного
Ручья, чтоб там
