ГУЛАГ уже не тот, но кое-что осталось - Иван Деревянко

А привычка мастерить тоже осталась на всю жизнь. Как-то в техникуме один парень из соседней комнаты в общежитии похвастался безделушкой из фанеры, вырезанной лобзиком. Понравилось. Пошел в магазин, купил лобзик и вырезал картинку не хуже. Тот парень удивился:

— Как, никто не показывал, и ты с первого раза сумел выпилить.

Так я овладел и этим ремеслом. Со временем выпилил большую шести рожковую люстру со множеством деталей. Соседу понравилась, просил продать. Я отказался, так как делал подарок матери. Кто приходил к ним, все обращали на нее внимание, а мать с гордостью говорила: «Это Иван подарил». А красивый настенный шкафчик довольно сложной конструкции выпилил сестре в подарок. Долго он украшал ее дом.

Тогда была мода фотографии в рамках на стены вешать. Вот я и научился красивые рамки делать. Выпиливал их из фанеры, красил, намазывал горячим столярным клеем и наклеивал разные орнаменты из очищенной соломки, окрашенной в разные цвета. Неплохо получалось. Пока жива была сестра, на стенке у нее в дому висели такие рамки.

Уже женатым я всю мебель в квартире, особенно детскую, делал своими руками. Получалось всегда практично, а иногда и довольно оригинально. Даже сейчас моя мебель служит нам, когда после инсульта я уже 9 лет мастерить не могу. Но детям иногда подсказываю, хотя они и недовольны, дескать, что ты дед понимаешь.

Один раз зять что-то сооружал, а мой глазомер не обманешь. Вижу, нет вертикальности. Зять не поверил. Я взял нитку, привязал к подвернувшемуся под руку болту, и по этому импровизированному отвесу показал зятю.

— А это у Вас отвес неправильный.

— Правильный, неправильный, а нитка всегда вертикальна.

Я отвернулся, а зять втихаря стал отвес проверять. Колдовал долго, а потом вынужден был признать:

— Да, Вы правы. У меня тут не вертикально.

— Дорогой! Законы физики никто отменить не может. Это я могу поставить под сомнение формулировки некоторых законов, но суть их не отменишь.

Учился я всегда с удовольствием. Рано начал читать. Помню, еще до школы читал «гуттаперчевого мальчика». В школе я всегда внимательно слушал учителя, поэтому мне не надо было дома что-то читать. Наизусть не знал ни одного правила, но четко понимал их суть. Поэтому и писал без ошибок, и все задачки решал.

Как-то в шестом классе учитель математики задал задачу с подвохом, дескать, попробуйте решить. Два дня безвылазно корпел над этой задачкой. Самолюбие взыграло: как это я не могу решить задачу? И решил-таки. Гордый пришел в школу. Конечно, никто из одноклассников не решил задачу. Дай списать. А списывать я никому не давал. Не дал и на этот раз, а взял мел, и на доске показал, как решается задача, и в чем ее подвох.

Учитель на уроке с ехидцей поинтересовался, кто решил задачу. Все подняли руки. Учитель не поверил. Тогда я встал и рассказал, как было дело. Учитель похвалил меня и поставил две пятерки: одну за то, что решил, а вторую за то, что всем объяснил.

После родительских собраний мать всегда удивлялась: никогда за книжки не берется, а его еще и хвалят. Учился без троек.

Первые самостоятельные шаги

Первые в жизни шаги часто сопровождаются падениями. Так и у меня первые шаги вне семьи не все были удачными. Случалось всякое. Однако, все по порядку.

После семи классов я собирался заканчивать десятилетку. Но как-то зашла речь, что моя соученица поступает в техникум. Мать и спрашивает:

— А что-то ты никуда не собираешься поступать?

Я и загорелся, хотя не готовился. Попробую без подготовки. Все бы ничего, но по литературе память подвела. Стихотворение ведь знал, но споткнулся на одном слове, занервничал и забыл. Не рассказал. Тройку получил. Эта пресловутая тройка и стала камнем преткновения. При поступлении баллов не хватило. Не прошел по конкурсу, взяли кандидатом.

Техникум не школа. Соблазнов много, особенно тринадцатилетнему ребенку. Жизнь вне семьи не прошла бесследно. Погулять охота было. Двойки появились. Да и в общежитие попал в огромную комнату, где жили тринадцать человек. Какие уж тут уроки. Студенты были разные. Один отслужил уже армию, и претендовал на роль главаря приблатненной шайки. Видно, не давало ему покоя времечко золотое, когда «дедом» был в армии. Все малолетки должны были ему прислуживать.

Ну а я не так воспитан. Как сказал поэт «служить бы рад, прислуживаться тошно». Вот и начались на этой почве гадости всякие. Причем сам вроде не при как, подзуживал «шестерку». Был у нас такой любитель пресмыкаться. Задницу готов был лизать кумиру. Сначала я не обращал на них внимания, потом это стало раздражать. Однажды я куда-то собрался уходить, а «шестерка» гадость какую-то мне сделал.

Я ухватил со стола зеркало. Такое увесистое было из толстого стекла, и основание из толстой фанеры. Этим зеркалом я и запустил изо всей силы в обидчика. Хорошо зеркало, как самолет, с подъемом полетело, а парень присел. Зеркало попало в фанерную филенку шкафа, пробив в ней внушительную дырку. Парень побелел, как полотно. Не присядь он, голову бы точно пробил. С тех пор меня никто не трогал. Мой ангел-хранитель в очередной раз спас меня. На этот раз от тюрьмы.

За мои двойки отец устроил мне такую взбучку, что я решил не валять больше дурака, а браться за ум. Как-то математичка попросила отличников взять шефство над одним бывшим матросом. А парень талантливым был. И бегал хорошо и красиво. Любо дорого смотреть. В шашки обыгрывал любого. И память была отличная, а вот математика ему трудно давалась.

Взять над ним шефство никто не захотел. Тогда я обратился к преподавательнице: можно ли мне. Удивлению не было границ.

— А что Вы удивляетесь? Я ведь в школе математику на пять знал. Это я здесь разбаловался. С Жаровым с сам подтянусь, и его подучу.

Преподавательница поверила мне. Я переселился к Жарову в двухместную комнату, и мы с ним стали заниматься. Фанерную дверь в комнате я всю исписывал мелом, и кое-чему научил бывшего морячка. Но на экзамене я не рискнул оставлять его наедине с экзаменационным билетом.

Договорились вместе идти на экзамен. Он первым, я за ним. Он пишет на доске условия задач. Я рядом на другой доске пишу решение. Математичка снисходительно поглядывает на наши хитрости, но молчит. И только, когда решение подходит к концу, делает мне замечание. Я все стираю, и начинаю писать свое. Так мой ученик и сдал экзамен с