Сердце бури (СИ) - "Раэлана"

Как-то раз, набравшись наглости, она вдруг спросила:

— Скажи, а когда ты начал слышать зов Верховного лидера?

Забавно, ее голос звучал так, словно речь шла о чем-то будничном.

Она видела в его памяти достаточно, но единственный момент — когда самопровозглашенный император проник в сознание маленького Бена Соло — так и остался для нее неизвестным. Рей только сумела уяснить, что это произошло давно, гораздо раньше, чем Бен достиг восьмилетнего возраста; даже, вероятно, раньше, чем генерал Органа всерьез заподозрила у своего сына чувствительность к Силе.

Девушка была почти уверена, что Бен проигнорирует ее вопрос. Однако юноша все-таки отозвался, напряженно и задумчиво процедив:

— Я не знаю. Не помню… кажется, я слышу его с самого рождения. А может быть, слышал и до рождения…

Этот голос, шепчущий в ночи… такой странный, притягательный и отталкивающий одновременно. Помнится, когда-то Бен его боялся — в два, в три, в четыре года. Трясся от ужаса и накрывался одеялом с головой, плакал и просил мать, чтобы та не уходила из его комнаты… Плачущий ребенок, оставленный один на один с ужасом своего сознания — какой дивный образ! Само воплощения одиночества.

А потом Бен привык к тому, что в его мыслях присутствует кто-то еще, и перестал бояться. Начал доверять неведомому голосу; ведь кто лучше поймет желания и страхи одинокого мальчика, как не голос, сопровождавший его с пеленок? Сделавшись старше, Бен захотел учится у таинственного своего друга. И так до тех пор, пока не оказался открыт ему полностью, без остатка; пока не стало слишком поздно… Что и говорить, Сноук на протяжении всех этих лет был для него суровым, но верным наставником.

Вот только когда Кайло, потерявший Силу, угодивший в беду, сам воззвал к Верховному, моля о помощи, тот не отозвался ни разу за много дней.

Рей поначалу не поверила. Оторопело глядя на своего собеседника, она старалась уложить в голове то, что он сказал.

Выходит, Рэкс избрал себе жертву и терзал рассудок Бена с самого первого его дня, или даже раньше, пока тот еще находился в материнской утробе? Хрупкое сознание не рожденного ребенка, отданное во власть паразиту, который привык питаться энергией чужих душ — и это под боком у последнего джедая, величайшего воина Света?! Когда эта мысль наконец укоренилась в ее рассудке, по телу девушки прошла холодная дрожь. Что же это? Как же так? Как генерал Органа могла не почувствовать, что происходит? Почему она не защитила свое дитя?..

И как же, во имя Силы, Бен умудрился прожить с этим двадцать три года, и окончательно сдался лишь тогда, когда родной дядя сам подтолкнул его к пропасти?

Знакомая жалость вновь копьем ударила в душу. Она знала, что он не врет — хотя сейчас охотнее поверила бы обратному.

Похоже, Бен угадал ее мысли.

— Сколько раз можно тебе повторять, не смей меня жалеть, мусорщица! — оскалился он. — Моя мать оставалась слепа, потому что так ей было удобнее. День за днем, год за годом она не желала знать о кошмарах и о видениях. О том, как Сила давит на меня, сводя с ума. В детстве я говорил ей, что боюсь оставаться один — а она называла это обыкновенной прихотью. Говорила, что я просто хочу привлечь к себе внимание. А потом, когда уважаемая сенатор Органа наконец убедилась, что ее сын не лжет, то просто отослала маленького Бена с глаз долой…

Наконец голос его сорвался, и Бен поспешно умолк.

Рей испуганно перевела дух. Внезапно ей стало стыдно. Девушка вдруг поняла, как ужасно он чувствует себя, когда до него доносится ее жалость.

— Прости… — едва слышно выдохнула она.

В ответ Бен небрежно дернул головой, как бы говоря: «Не стоит».

Больше они никогда не касались этой темы. Но для себя Рей определила: если все и вправду было так, как он говорит, этот парень — его сила воли, его бесконечное упорство — поистине достойны уважения.

Бен начинал жизнь заново. Возвращенный из лона смерти назад к осязанию действительности — стало быть, и впрямь переживший в каком-то смысле второе рождение, он был теперь, словно младенец: такой же неуверенный, напуганный, неловкий. Как человек, впервые ступивший в этот мир, он не мог самостоятельно позаботиться о себе и нуждался в поддержке. Как дитя, он учился управлять своим телом, день за днем развивая координацию и моторику: держать спину, держать голову, есть самостоятельно… он был вынужден учиться заново тем естественным основам любой человеческой жизни, которые интуитивно еще помнил; но все же ему приходилось не менее сложно, чем тому, кто осваивает эти важнейшие навыки впервые.

Рей ухаживала за ним. Кое-какие процедуры, правда, оставались за Трипио — так было необходимо, чтобы юноша и девушка могли сохранить определенную грань естественных, обусловленных природой приличий. Дроид помогал молодому хозяину мыться, бриться, одеваться — всегда только он. И это хоть немного успокаивало Бена, который и так ужасно стеснялся своего положения. Однако в остальном именно Рей проводила рядом с раненым практически все свое время. Она давала ему лекарства; она кормила его — и он привыкал брать пищу с ее рук, как дикий зверь, вынужденный смириться с унижением, чтобы выжить. И так до тех пор, пока однажды к обеим его рукам не вернулась жизнь, и они не окрепли достаточно, чтобы держать ложку — момент, поначалу казавшийся невозможно далеким. Она отдавала ему всю энергию, какую только могла отдать — иногда он замечал это и начинал противиться; а иногда просто угрюмо отмалчивался.

Рей регулярно взывала к Силе, чаще всего прибегая к Исцелению, пока Бен спал, чтобы не натолкнуться на подсознательное сопротивление с его стороны. Девушка садилась поодаль и, закрыв глаза, прислушивалась в тишине ночи к мелодии его дыхания, самой его жизни. Она ясно улавливала рваную ноту страдания, то и дело звучащую в каждом вздохе, в каждом биении сердца. И тогда Рей начинала тихо петь ту самую песню, от которой, по словам самого Бена, ему становилось легче — и его боль вправду уходила.

Рей до сих пор точно не знала, как именно работает выбранная ею наобум техника, но это, в конце концов, было и неважно. Главное, что та и вправду работала. Раненая душа исцелялась; исцелялось и раненое тело. Душа и тело — суть, продолжение друг друга, кто бы что ни говорил. Когда Рей спросила у Бена, сумел бы он самостоятельно вылечиться при помощи Силы, если бы обладал прежними своими возможностями, тот промолчал. Похоже, он просто не знал, что ответить.

Прошло около недели прежде, чем его кошмары сошли на нет, и жар перестал наконец его мучить — это означало, что остатки яда покинули его кровь. А вскоре случилось то, что Бен назвал когда-то «победой», имея в виду «почти невозможное чудо». Это и вправду была победа — победа их общих усилий. Рей до сих пор не знала наверняка, чему приписать эту победу в большей степени — своей способности исцелять, его напористости или воле самой Силы? Но чем бы ни было вызвано это событие, именно оно стало точкой отчета новой вехи исцеления, моментом перехода от безнадежности к надежде.

Бену удалось пошевелить рукой. Той самой рукой, где Эмми когда-то обнаружила единственный живой нерв. Как и всякое чудо, это случилось неожиданно; запланированных чудес не бывает. Бен и сам не ожидал, что такое произойдет, и все же, однажды кисть его напряглась, и пальцы слегка дернулись, словно собираясь сжаться в кулак. Координация была сильно нарушена, юноша почти не мог управлять своей заново обретенной конечностью. Но все же, лица молодых людей просветлели, отразив одинаковое робкое ликование. И Рей, и сам Бен отчетливо понимали: каким-то немыслимым образом они смогли добиться того, на что у большинства ушли бы годы.

Но все же Рей, кажется, радовалась сильнее; ее глаза горели восторгом, ее губы неловко улыбались. Ее лицо сильно разрумянилось, так что Бен, видя пылающий бархат на девичьих щеках, едва не расхохотался — так мила и забавна она была. И не удивительно! Что ни говори, она оказалась права. Это она сказала ему: «мы добьемся» — и они добились. Да, победа принадлежала им обоим, но у истоков этой победы стояли ее вера, ее бессонные ночи.